Каныш Сатпаев - Сарсекеев Медеу - Страница 76
- Предыдущая
- 76/80
- Следующая
Несколько минут ушло на взаимные приветствия, расспросы. Вспомнили геологов, ушедших из жизни. Через некоторое время хозяин дома спросил:
— Каныш Имантаевич, скажи-ка, милый, какая нужда заставила вас приехать ко мне? Чем я обязан твоему визиту?
— Илья Ильич, вам больше, чем кому-либо, известно, как нуждалась в меди наша промышленность в годы войны. Вы один из тех, кто стоял над нашими душами, требуя все больше этого добра. И отказа не было. Я сам указал на самые богатые сливки Джезказгана, чтобы обеспечить Балхашский завод высококачественной рудой. Таково было требование времени. Слава богу, сейчас мирное время. Но потребности народного хозяйства в меди не уменьшились. Они постоянно растут. Открыты новые месторождения. Теперь надо кончать со спешкой, соблюдать технологию добычи, брать руду подряд, не разделяя на богатые и бедные пласты. Это понятно сейчас всем, даже горнякам. Но когда доходит до дело, никто не хочет считаться с этими элементарными требованиями. Руководству рудников прежде всего надо справиться с планом добычи руды. И оно стремится достичь этого наилегчайшим способом, без всяких затрат. Не будем скрывать — разве мало их, поступающих так и получающих награды, ордена, окруженных почетом и славой? Именно таково сегодняшнее состояние Джезказгана, дорогой Илья Ильич. Горняки уже привыкли брать богатые руды, а бедные бросать без внимания. Об этом я говорю на каждом совещании. Однако мое мнение для них не закон. На словах они соглашаются со мной, а на деле по-прежнему продолжают свое дело. Вот товарищ Штифанов провел почти полгода в Москве и не смог ничего сделать. Гипроцветмет сначала обещал проверить его заявление, однако, не желая возиться, положил его в долгий ящик.
— По-моему, твое беспокойство не так уж и обоснованно. Мне известны запасы Джезказгана, на наш век их хватит.
— Вынуждаете на откровенность, Илья Ильич, — неожиданно опечалившись, сказал Каныш Имантаевич. — Не хочу, чтобы через десяток-другой лет какой-нибудь умник бросил в мой адрес: «Вот посмотрите, что наделал этот Сатпаев — вознес до небес Джезказган, а запасов его руды не хватило и на сто лет». Мое желание: разведанные запасы руды должны быть полностью добыты. По-моему, самым подходящим, рентабельным будет брать руду со средним содержанием меди, указанным в нашей записке... Ни меньше и ни больше! Помогите нам, Илья Ильич.
— Разве можно тебе отказать, Каныш Имантаевич? Сколько дел своротили вместе, и каких дел!.. А ты, геолог, все хорошенько подумай и приходи со своими данными ко мне на службу. Там уж посмотрим, что получится. Эта цифра — твое последнее слово, Каныш Имантаевич?..
Цифра, названная Сатпаевым, уже давно, еще в довоенные годы, была предложена им как оптимальная для джезказганских руд, идущих на обогатительную фабрику. Меньшее содержание меди делало добычу убыточной, большее оставляло в отвалах недопустимо много металла. Он пришел к этому выводу почти интуитивно, взяв в расчет самые общие данные о запасах и экономической рентабельности разработки месторождения. И когда вскоре Гипроцветмет наконец произвел с помощью современных вычислительных машин сложные расчеты по определению оптимального содержания меди в руде, это предвидение ученого в точности оправдалось.
В начале сентября 1963 года в Алма-Ате состоялось республиканское совещание работников химической промышленности. Каныш Имантаевич выступил с докладом на тему «Сырьевые ресурсы химической промышленности Казахстана, состояние и задачи химической науки республики».
Весной того же года группа ведущих специалистов Лениногорского полиметаллического комбината за внедрение в производство новых эффективных методов добычи руды была удостоена Ленинской премии. Комитет по Ленинским премиям поручил Сатпаеву как члену своего Президиума вручить лауреатам дипломы. И в начале октября он отправляется на Алтай. Исполнив свою миссию, президент академии не стал сразу возвращаться в Алма-Ату. Он побывал на свинцово-цинковом и титано-магниевом комбинатах Усть-Каменогорска. Посетил Бухтарминскую гидроэлектростанцию, проехал по рудникам Зыряновска, Лениногорска, Тыщинки, спускался в шахты.
Сказалась ли усталость многодневного путешествия, но притаившаяся болезнь вновь заявила о себе... Однажды вечером после посещения Лениногорского ботанического сада он снова почувствовал боли в желудке, легкую тошноту. Но не стал прерывать командировку. Лишь приехав в Алма-Ату, Каныш Имантаевич обратился к своим врачам и по совету их в течение ряда дней снова принял несколько сеансов радиоактивного облучения. И снова ему полегчало.
В те дни ЦК КПСС готовил специальный Пленум по вопросу развития химической промышленности в стране. Планировалось провести его в декабре. Каныш Имантаевич как признанный знаток минерально-сырьевых баз химической промышленности был приглашен в Москву для участия в заседаниях подготовительной комиссии Академии наук СССР. За делами заботы о здоровье отошли на второй план. Сатпаеву по целым дням приходилось заниматься материалами предстоящего обсуждения.
Наконец состоялся декабрьский Пленум ЦК КПСС, а чуть позже началась сессия Верховного Совета СССР, на которой Канышу Имантаевичу также необходимо было присутствовать.
В Москву приехала и Таисия Алексеевна. Они договорились, что на следующий день после завершения работы сессии уедут вдвоем на отдых в Кисловодск. Путевки были готовы, билеты на поезд куплены.
III
За окнами искрился декабрьский полдень. Ученый обедал в столовой академии и вдруг ощутил знакомые рези в желудке. Он покинул зал и отправился в гостиницу. Вскоре у него резко поднялось давление. Состояние продолжало ухудшаться с каждым часом. Ночью Сатпаев был доставлен в больницу.
В следующие несколько дней в Москву прилетели некоторые близкие и друзья академика. Среди них старшая дочь Ханиса, племянница Райхан Абикеевна, оба доктора медицинских наук, а также младшая дочь Меиз — геолог.
Консилиумы созывались один за другим. Последний раз онкологи совещались во второй половине января по личному указанию министра здравоохранения СССР. В нем приняли участие известнейшие светила — академики и профессора. Их приговор гласил: «Медицина теперь бессильна, и при нынешнем состоянии больной не перенесет даже транспортировки...» Оставалось вести счет дням и часам. Когда остановится их бег.
Узнав о болезни Сатпаева, друзья один за другим ехали в Москву из далекого Казахстана. Люди приходили в палату к президенту, объясняя ему, что прибыли в командировку. Побыв с ним, возвращались домой удрученные. Часто навещали академика московские ученые, особенно много было среди них геологов.
Из воспоминаний П.Я.Антропова, министра геологии и охраны недр СССР:
«...В последние дни жизни К.И.Сатпаева мне не однажды приходилось посещать его в больнице под Москвой и видеть, как угасал этот замечательный и выдающийся геолог нашего времени. За день до его смерти мы посетили его с министром Е.П.Славским, который также был его большим другом и товарищем. К.И.Сатпаев был совсем слаб, но и в эти роковые для него часы глубокая вера в жизнь не оставляла его ни на одну минуту. Он вдохновенно, глубоко и идейно, как истинный патриот нашей Родины и большой ученый, вел с нами разговор о недрах его страны, о месторождениях нефти на Мангышлакском полуострове и других минерально-сырьевых богатствах Казахстана».
Несколько раз в эти дни академик вспоминал о договорах Института геологических наук с предприятиями, составление которых в тот год задерживалось. Он успокоился только тогда, когда ему принесли телеграмму Г.Б.Жилинского, его заместителя по институту, о подписании договоров. На самом деле они не были еще готовы, это сообщение дали, чтобы успокоить больного. Каныш Имантаевич спрашивал, кто занимается с микрозондом, — прибор, предназначенный для опознания редких элементов и определения их содержания в рудных шлихах, был закуплен в Японии усилиями самого президента.
- Предыдущая
- 76/80
- Следующая