Издержки профессии (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 15

• Предыдущая
• 15/29
• Следующая

Макс, как посоветовал ему Ви, пытался сосредоточиться на сюжете и выкинуть посторонние мысли из головы. Но сосредоточиться получалось только на словах Воскресенского: они, по сути дела, впервые говорили не на повышенных тонах, а по-человечески. Оказалось, что фотограф может быть совсем другим, не то чтобы добрым… скорее, понимающим.

«Ну вот, размяк, обрадовался, — ругал самого себя Макс. — Погладили один раз по голове, а ты уже хвостом виляешь!»

Он поднялся с подоконника.

— Я готов. Давайте отснимем быстрее…

— Хорошо, — ответил Воскресенский, недоверчиво поглядывая на модель.

— Если вам Соню нужно, можете позвать…

Ви подошёл к двери в спальню и, приоткрыв её, крикнул:

— Соня, иди сюда! Ты вроде говорила, что хочешь на его задницу посмотреть.

Соня тут же показалась в дверях:

— Что ты врёшь, Ви?! Не было такого! Я говорила, что хочу его за задницу ухватить.

Макс не знал толком, что именно на него подействовало: то ли короткая беседа с Воскресенским, то ли просто смена настроя после передышки, но он смог вернуться в то слегка отрешённое состояние, которое позволяло ему вживаться в образ и, которого он научился достигать на последних съёмках. Он подставлял лицо под струи воды (это немного напоминало ту фотосессию под дождём), купался в ярких лучах солнца, льющихся из окна, и думал о том, что впереди ещё целый долгий приятный летний день — и рядом сейчас не было никого. Шум душа отчасти заглушал щёлканье фотоаппарата и короткие команды Ви, которые он отдавал ассистентам.

Но в какой-то момент всё стало меняться. Макс чуть приоткрыл глаза — просто из любопытства, посмотреть, что происходит — и встретился взглядом с Воскресенским. Взгляд фотографа скользил по всему его обнажённому телу от лица до ног, пронизывающий, ищущий, внимательный. В нём не было обычного холодного пренебрежения, он был заинтересованным, мягким, почти ласкающим, словно, впервые видящим. И Максу это не было неприятно, скорее наоборот: он хотел, чтобы на него так смотрели, даже если это был гад Воскресенский… Особенно если это был Воскресенский.

Он вспоминал снимки с предыдущих фотосессий: камера Ви умела разглядеть в нём нечто прекрасное, чувственное, необычное, чего не знал о себе даже он сам, и выпустить это наружу, показать всем; но ведь дело не могло быть только в камере, это фотограф видел его так. А их недавний разговор?.. В ушах до сих пор звучал низкий, спокойный, убеждающий голос. А то, что произошло вчера? Сегодня он уже почти не жалел об этом… Ему было только немного стыдно, что он не чувствовал отвращения или ещё чего-то в этом роде, ему было, скорее, просто любопытно. И приятно. Чёрт, ему же на самом деле было приятно, когда Воскресенский целовал его! Эта пьяная скотина лапала его, а ему было приятно.

От этих мыслей можно было сойти с ума. Макс не привык задумываться о таких вещах — о собственных чувствах и ощущениях. Раньше — с девушками — они всегда были просты и однозначны, а эти… Эти сбивали его с толку и пугали.

Он выскочил из-под душа, завернулся в полотенце, схватил свои джинсы и вылетел из ванной.

— Не могу больше! — выпалил он сердито и одновременно виновато, захлопывая за собой дверь.

— Макс, ты чё?! — окрикнула его Соня, бросаясь за ним. — Ну-ка вернись! Совсем сдурел…

— Пусть идёт, — остановил её Воскресенский. — Хорошо поснимали. Там есть рабочие кадры…

Макс вместе с Соней и сумками с аппаратурой поднимался на отделанном розовым мрамором лифте. Ассистентка рассматривала себя в огромном зеркале:

— Отличное освещение в лифте, очень правильное. Так бы и устроила тут фотосессию себя любимой.

Макс уныло молчал. Эта съёмка стала бы последней, если бы им не нужно было переснимать сюжет с розами, сорвавшийся из-за макияжа и дождя. В тот же самый сад возле церкви они должны были поехать на следующий день. Сегодня же предстояла ещё одна не очень приятная фотосессия, а он после вчерашней ещё не отошёл. Всё тело ломило, особенно спину.

Вчера они снимали в тренажёрном зале. Макс заранее знал, что это будет нелегко: Воскресенский не начнёт снимать, пока не загоняет его до полусмерти для достижения правдоподобной усталости. Парень теперь был почти благодарен Маргарите Полушиной, которая потребовала, чтобы он ежедневно занимался на тренажёрах. Если бы не месяц подготовки, он вообще вряд ли бы пережил это испытание. Но если подумать, Макс согласился бы ещё на десяток подобных выматывающих съёмок, чем на такие, как в душе, или как та, что предстояла сегодня.

Двери лифта открылись, и они с Соней вышли в маленький холл с диваном, двумя креслами и столиком посередине.

— Вот сюда, — скомандовала ассистентка.

Дверь номера, куда они вошли, была распахнута, так как помощники Воскресенского постоянно сновали туда-сюда. Стас сегодня тоже был здесь — помогал организовывать подготовительный процесс. Он уехал из дома часа на два раньше Макса, в четыре утра. Модели разрешили поспать подольше. Съёмка начиналась так рано, потому что Воскресенский желал поймать какой-то особенный утренний свет.

До этого Стас с Ви и Соней долго катались по всем гостиницам и даже кое-каким частным квартирам и коттеджам города в поисках подходящего помещения и обязательно с окнами, ориентированными особым образом. В итоге остановились на вот этом люксе для новобрачных в одном из самых дорогих отелей. Дядя потом ещё несколько дней обговаривал с руководством гостиницы все детали, так как Воскресенскому требовались существенные переделки. Во-первых, нужно было снять, по выражению фотографа, «пошлый» балдахин из розовато-лиловой органзы, висевший над кроватью; во-вторых, затянуть студийным фоном шоколадного цвета одну из стен, чтобы закрыть пёстрые обои в виньетках и розочках. Были ещё кое-какие мелкие замены и перестановки.

В итоге, когда Макс вошёл в спальню люкса, один его угол существенно отличался от прочей пышной и несколько игривой обстановки. От неё осталась лишь прикрывающая часть окна штора холодного лилового оттенка (ею заодно замаскировали край натянутого фона), само окно, начинавшееся от самого пола, и кровать с высоким изголовьем из серебристого дуба, украшенным скромной резьбой. Кровать была застелена однотонным бельём жемчужно-серого оттенка.

Весь этот угол словно попал сюда из совершенно иного номера — стильного, строгого, аскетично-прекрасного, хотя и не без изюминки.

Воскресенский сидел в противоположном конце комнаты и с раздражённым видом созерцал получившуюся декорацию. Как пояснила по дороге Соня, он не привык работать в таких условиях, «сочиняя» интерьеры из подручных средств.

Для съёмок Максу опять пришлось раздеться догола, но на этот раз ниже пояса он был прикрыт тонким одеялом. Слева от него, ближе к окну, из подушек сложили нечто, напоминающее очертания второй человеческой фигуры. У Сони был даже припасён каштановый парик, который можно было положить на подушку так, чтобы было похоже, что рядом на самом деле кто-то лежит.

— Я и сама могла бы тут полежать для большей правдоподобности, — хихикнула она, подавая Максу чашку с чаем: он должен был сидеть на постели и держать её в руках.

Макса ничуть бы не удивило, если бы Воскресенский для «вживания в образ» уложил в постель по соседству с моделью обнажённую барышню. Но по какой-то причине маньяк-фотограф от этого

воздержался.

Ви выгнал из спальни всех, кроме Макса, Сони и Игоря — в том числе и Стаса, который вдруг пожелал присутствовать на съёмках. Дядя в итоге уехал в офис.

Фотограф выглянул в окно:

— Рано, свет ещё не тот. Будем пока делать пробные кадры, чтобы определиться с позой и потом не терять на неё время.

Сюжет был простой: глоток освежающего и бодрящего чая после ночи любви. Правда, Макс не совсем представлял, какое у него должно быть выражение лица. Начать с того, что этих ночей в его жизни было не так уж много и кончались они отнюдь не расслабленным распиванием чая в постели, а торопливыми сборами, пока не пришли родители девчонки, или ещё чем-нибудь в этом роде. Но он фильмы смотрел, книги читал, поэтому старался придать лицу умиротворённое, слегка мечтательное выражение.

• Предыдущая
• 15/29
• Следующая