За тех, кто в дрейфе! - Санин Владимир Маркович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/57
• Следующая

Эта мысль напрочь обесценила удовлетворение, которое испытывал Дугин, и он едва ли не впервые за свою долгую полярную жизнь подумал о том, что пора кончать: всех денег не заработаешь, а годы идут, пришло время остепениться, осесть на материке и подарить старикам внуков. Где-то в стороне лед с треском лопнул, под ногами задрожало.

«Да, пора кончать!» — с ожесточением повторил про себя Дугин.

Стяжки, соединявшие щиты, лопнули, домик покачнулся и рухнул в разводье. Оттуда, невидимые в клубах пара, полетели брызги. Над разводьем с факелом в руке склонился Осокин.

— Ребята, у кого багор, два чемодана плавают!

— Прочь! — Семенов отбросил Осокина от края разводья. — К локатору!

— Пропало, Витя, твое барахло! — сочувственно прокричал Филатов и развернул трактор. — Госстрах оплатит!

Аврал продолжался уже много часов, и ему не видно было конца. То здесь, то там трещало и громыхало, льды наползали друг на друга и становились на дыбы, образуя торосы и отрывая от станции все новые клочки ее бывшей территории, и в этой обстановке всеобщего хаоса и разрушения важнее всего было сохранить самообладание, чтобы поддерживать в людях уверенность и железную дисциплину. Люди валились с ног от усталости, но передышки Семенов никому не давал: во-первых, потому, что в минуту расслабления кое-кто мог преувеличить размеры опасности, ужаснуться и пасть духом, и, во-вторых, потому, что каждая минута отдыха означала непоправимую потерю какого-либо имущества и оборудования, без которого потом в огромной степени пострадают научные наблюдения.

Хотя туман, поднимающийся из разводий, ограничивал и без того никчемную видимость, связь между группами поддерживалась непрерывная и общее представление о ледовой обстановке Семенов имел.

На том месте, где несколько часов назад был магнитный павильон, возвышались пятиметровые торосы. Но дальше вал не пошел, будто огорченный тем, что из его лап успела выскользнуть законная добыча.

С противоположной стороны, метрах в трехстах от дизельной, к лагерю подбирался другой вал. Он легко смял амортизатор из молодых льдов и принялся корнать основную Льдину. Но хватит ли у него сил добраться до дизельной, предсказать было нельзя.

Главные события происходили на отрезанной от лагеря двухметровой трещиной части Льдины, где находились метеоплошадка, локаторская и гидрология. Этот обломок площадью примерно сто на двести метров подвергался непрерывным сжатиям и был испещрен трещинами. Больше половины личного состава авралило здесь, демонтируя и перевозя на основную Льдину то оборудование, которое можно было спасти.

За этим обломком чернел и дымился, свободный ото льда океан, и где-то вдали за разводьем изредка показывался аэропавильон. Приблизиться к нему возможности не было никакой, и Семенов старался о нем не думать. Вся эта информация позволяла Семенову сделать вывод, что если подвижки прекратятся, положение, будучи сложным, в то же время не является катастрофическим: все-таки объекты, необходимые для жизнедеятельности станции, находятся на поверхности Льдины. А если же обстановка обострится, что ж, придется перебазировать лагерь на одну из запасных площадок. Их у Семенова имелось три, хоть одна из них, верил он, должна уцелеть.

Но Семенов никак не мог знать того, что в радиусе десяти километров весь лед поломало и заторосило, подвижки в округе идут непрерывно и в этих условиях перевезти дизельную, радиостанцию и другие жизненно важные объекты на новое место абсолютно невозможно. Так что судьба станции целиком зависела от того, изменится ли ледовая обстановка, а если не изменится, куда и с какой силой пойдет вал торосов. Над станцией нависла грозная, быть может, смертельная опасность.

Семенов надеялся, что аэропавильон удержится на поверхности, и поэтому все усилия сосредоточил на том, чтобы спасти важнейшую часть аэрологического комплекса — локаторскую. Домик с локатором Филатов уже оттащил от разводья, но дальнейший путь преграждали четыре трещины, две узкие и две широкие, до полутора метров: они то сходились, то расходились, наводить мост через них было крайне опасно, и Семенов послал Бармина и Ковалева искать обход. А пока что все остальные, разбившись на три группы, каждая из которых имела старшего, по мосткам переносили к центру лагеря легкое имущество и аварийные запасы.

Если бы знать, долго ли еще будут продолжаться подвижки!

Память Семенова хранила множество подобных ситуаций, когда обстановка менялась в ту или иную сторону самым неожиданным образом. Никогда, ни разу Арктика не предупреждала о своих намерениях! У океана и покрывающего его льда разные цели: океан постоянно стремится сбросить с себя оковы, а лед — сохранить свою монолитность. Если на данном участке океан с его подводными течениями сильнее, он разорвет и разбросает льды, словно они сделаны из поролона; если же сил у океана не хватит, он временно прекратит штурм или начнет его на другом участке своей гигантской акватории.

Статистика утешала: чаще всего жестоко израненная станция все-таки выходила из боя и, полуживая, продолжала свой дрейф. Но случалось, что она погибала. И никогда, до самого конца, находившиеся на ней люди не знали, какой им выпадет жребий.

Один такой случай запомнился Семенову как самый драматичный в его полярной судьбе.

Сжатие, как и сегодня, началось полярной ночью, на лагерь пошли торосы, и несколько суток люди без сна и отдыха отчаянно боролись за жизнь. Торосы проглотили дизельную, нависли над кают-компанией и подступили к радиорубке, которую уже некуда было перетаскивать. Дав последнюю радиограмму о временном прекращении связи, Семенов пытался демонтировать рацию и прекратил все попытки тогда, когда затрещали стены домика. После этого весь личный состав, десять человек, оказался на единственном целом осколке площадью сто девяносто на восемьдесят метров, почти без продовольствия, и, самое страшное, без связи. Выручила рация, случайно забытая на самолете АН-2, разбившемся при посадке еще в период создания станции. С этой рации Семенову и удалось наладить связь со Свешниковым, который возглавил спасательную экспедицию. Станция в тот период дрейфовала в пятистах километрах северо-западнее острова Врангеля, и Свешников, создав промежуточные базы, начал серию челночных полетов на «Аннушках».

• Предыдущая
• 44/57
• Следующая