Одержимый - Санин Владимир Маркович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/79
• Следующая

Возглас: «То теория, ближе к делу!»

ЧЕРНЫШЁВ. Ближе, товарищи, некуда, я эти слова наизусть выучил и вам советую! Цитирую по памяти: «Часто истинная причина аварии лежит не в действии непреодолимых и непредвиденных сил природы, не в неизбежных случайностях на море, а в непонимании основных свойств и качеств корабля, несоблюдении правил службы и самых простых мер предосторожности, непонимании опасности, в которую корабль ставится, в небрежности, неосторожности, отсутствии предосторожности». Вот так. Из этой замечательной мысли следует, что мы не смогли оценить всей сложности обстановки, недостаточно знали о возможностях своих судов, о мерах, которые необходимо принять для предотвращения аварийного состояния, — и поэтому попали в обледенение, борьба с которым намного превышала физические возможности экипажей судов. Констатирую факт: чего мы не знаем, того и боимся, как первобытные дикари, к примеру, боялись грома. С обледенением шутки плохи, но его можно и должно изучить, чтобы научиться его избегать или, ежели влипнешь, знать, как с ним бороться. Необходимо к этому делу подключить науку, организовать экспедицию и на судне типа СРТ сознательно пойти на обледенение…

Возглас: «К медведю в берлогу? Вот сам и пошёл бы!»

ЧЕРНЫШЁВ. Считай, Григоркин, что поймал на слове, поручат — пойду. Без такой экспедиции не обойтись, иначе будем сослепу тыкаться носом в стенку и на горьком опыте набираться ума. Я читал, что учёные в своих лабораториях моделируют обледенение на макетах в бассейне, но нам с вами не в бассейн, а в открытое море выходить за рыбой. Экспедицию я мыслю так: нужно переоборудовать СРТ, пригласить учёных, экипаж набрать из одних только добровольцев и выйти в зону интенсивного обледенения, скажем, в северо-западную часть Японского моря, где наблюдается самая высокая повторяемость опасного обледенения. Главное — понять, сколько льда может набрать корабль, каков предел его остойчивости, как маневрировать в условиях сильного обледенения и где она, критическая точка, за которой — оверкиль.

Возглас: «Перевернёшься вверх килем — точно узнаешь!»

ЧЕРНЫШЁВ. Мудрое замечание, Чупиков, недаром я с детства уважаю тебя за светлый ум. А вот ты, судя по твоему выступлению, усвоил другое: что на берегу зимой значительно безопасней, чем в открытом море. И те, кто с одобрением твою баранью… — прошу прощения, товарищ председатель! — твою дикую чушь слушали, тоже небось прикинули, что зиму лучше в своих городских берлогах пересидеть. Были морские волки — стали морские зайцы.

Шум в зале.

ЧЕРНЫШЁВ. Прошу прощения, если кого обидел, я ведь насчёт зайцев для юмора, чтоб вместе с вами посмеяться над весёлой шуткой. Только вот что скажу сразу: раз начали, значит, будем ловить рыбу зимой. Будем, душа из нас вон! А если кто до смерти перепугался, то на берегу тоже дел невпроворот, без работы не останутся. Вот объявление читал: в детских садах требуются воспитательницы.

Общий шум, выкрики: «Хромой черт!», «Правильно, так нас!"» «Лишить слова!»

ЧЕРНЫШЁВ. Большое спасибо, дорогие товарищи, за дружеские замечания, благожелательное внимание и чуткость. До новых встреч на наших собраниях!

Выступление Чернышёва произвело на меня двойственное впечатление.

Я не люблю, когда оскорбляют людей, вне зависимости от того, имеются или нет на то основания; я привык думать, что намеренно оскорбить, унизить может лишь человек скверный, с низменными чувствами, испорченный властью над кем-то и собственной безнаказанностью. Я ещё не готов был таким человеком считать Чернышёва, но в обидных насмешках, которыми он осыпал товарищей, угадывалось высокомерное: «Я вот не такой, как вы, я умнее, дальновиднее и смелее». А между тем в зале сидели капитаны, нисколько и ни в чём не уступавшие Чернышёву, — я в этом не сомневался, как и в том, что их сильно задели оскорбительные намёки.

Но в то же время я с совершенной ясностью, понял, что Чернышёв выступил таким образом не из одного лишь желания оскорбить и унизить, а для того чтобы резко сменить угол зрения на важнейший вопрос! И слова специально подобрал обидные — в трусости обвинил и огонь на себя вызвал, все для того, чтобы пробудить в капитанах самолюбие, заставить их забыть про мудрую осторожность и припомнить, что без риска никакие большие дела невозможны. А раз так, то выступление Чернышёва можно было трактовать совсем по-иному. Я, во всяком случае, решил пока что категорических оценок не делать, а подождать развитая событий.

Неожиданностей, впрочем, не произошло. Атмосфера в зале уже была такова, что предложение Сухотина, из-за которого разгорелся сыр-бор, ожидаемой поддержки не получило. Под одобрительные возгласы и аплодисменты ораторы громили Чернышёва за высокомерие и зазнайство, а тот сидел на своём месте, согласно кивал и, вместе со всеми оглушительно хлопая в ладоши, выкрикивал: «Так ему, злодею! Жарь его по заднице!» Видя, что важное совещание превращается в балаган, председательствующий объявил перерыв, и мы с Ермишиным поспешили в вестибюль, где продолжали кипеть страсти. Разбившись на группки, капитаны возбуждённо спорили; в центре одной из групп мы обнаружили Чернышёва, который, против ожидания, совершенно не паясничал и спокойно отвечал на упрёки в свой адрес.

— Но зачем людьми рисковать? — горячился краснощёкий крепыш, в котором я узнал капитана Григоркина. — Вдов, что ли, мало на берегу мыкается? Бери списанный СРТ, оборудуй его датчиками и управляй по радио, приборы на борту и определят критическую массу льда!

— Мне этого мало, — возразил Чернышёв, раскуривая трубку. — Я ещё хочу понять, как бороться с нарастанием льда, какие есть средства защиты. Химики, слышал, какие-то лаки предлагают, попробовать надо. И потом, ты знаешь, как в аварийной ситуации быстро определить количество льда на борту? Лично я пока что не знаю. Нет, брат Григоркин, приборы людей не заменят. К тому же,

— Чернышёв неожиданно мне подмигнул, — на экспедиции настаивает пресса, сам товарищ Крюков уже местечко в каюте застолбил. Правда, Паша?

Все мы бываем исключительно благоразумны, давая советы другим. Для нас это легко и просто — делиться своей мудростью, когда не затрагиваются интересы нашей священной особы. Будь на моем месте другой человек, я толкнул бы его локтем в бок и посоветовал с минуту поворочать мозгами, ибо лучше прослыть тугодумом, чем сразу же раскрыть пасть и совершить непоправимую глупость.

• Предыдущая
• 8/79
• Следующая