Новичок в Антарктиде - Санин Владимир Маркович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/91
• Следующая

А пока имя Беллинсгаузена присвоено омывающему Антарктический полуостров морю и станции, до которой нам осталось идти несколько миль.[1]

Скалы, снега, ледники — такой предстала перед нами Антарктида, вряд ли существенно изменившаяся за прошедшие сто пятьдесят лет. Для придания суровости этому перечню сам собой напрашивается эпитет «безжизненные», но его придётся оставить про запас. Антарктида была полна жизни! В воздухе звенели стаи птиц, на берегах загорали тюлени, не обращая внимания на деловито снующих взад и вперёд пингвинов. Вот тебе и ледовый континент — градусов пять выше нуля!

Птицы летают повсюду, тюлени тоже не бог весть какая диковина, а вот пингвинов нигде больше не увидишь. На верхней палубе стоял хохот: ну где ещё можно полюбоваться таким зрелищем? На крохотном айсберге, чинно глядя перед собой и тесно прижавшись друг к другу, сидят шесть пингвинов. Куда их понесло, что им надо в открытом море — знает только их пингвиний всевышний. На наши дружеские приветствия пингвины не реагируют, они целиком поглощены своим путешествием.

Капитан Троицкий не разделял легкомысленного настроения пассажиров: столкновение даже с айсбергом-лилипутом не сулит «Визе» ничего хорошего, а к тому же неподалёку от входа в бухту с прошлого года сидит на мели айсберг вполне внушительных размеров. Пути айсберга неисповедимы: сегодня он отдыхает на мели здесь, завтра это место ему надоест, и он с помощью подводных течений отправится на другое. Последнее обстоятельство и беспокоило капитана. А вдруг у айсберга проснётся чувство юмора и он, как пробка бутылку, закупорит выход из бухты? Тогда жди, пока он вновь решит сдвинуться с места или растает — перспектива, от которой у любого моряка волосы станут дыбом.

Но пока все шло удачно. Последние, самые томительные мили — и мы сначала в бинокли, а потом простым глазом рассматривали жилые домики на берегу бухты острова Ватерлоо. Справа наша станция, слева чилийская, в двух километрах от них — одинокий домик: это несколько лет назад застолбили себе местечко аргентинцы. Внеся таким образом свой вклад в освоение Антарктиды, они сфотографировались у домика и отправились домой, в более тёплые края.

На берегу волновалась толпа человек в тридцать. Это коллективы советской и чилийской станций приветствовали «Визе», на борту которого, в свою очередь, волновалась новая смена. Её начальник Игорь Михайлович Симонов, кандидат географических наук, не отрываясь смотрит на остров, Леонид Говоруха, тоже кандидат наук, вместе с которым Симонов облазил многие арктические ледники, уже обулся в свои альпинистские ботинки и опытным взором оценивает обледеневшие склоны гор: хирург Геннадий Гусаров обстреливает остров из самого настоящего профессионального киноаппарата — словно боится, что не успеет набрать кадров за год предстоящей зимовки…

Но самое волнующее — это люди на берегу, неистово палящие из ракетниц. Смотришь на них, представляешь их состояние, ни с чем не сравнимое нетерпение отзимовавших и рвущихся на Родину полярников, и становится даже завидно: не всякому дано испытать такие ощущения. Нет в Антарктиде счастливее момента, чем приход судна на станцию. И нет торжественнее и печальнее, чем его уход, когда ты «без спирта пьян», потому что

У Ильи Ильфа в «Записных книжках» есть такая фраза: «…когда редактор хвалит, то никого кругом нет, а когда вам мямлят, что плоховато, что надо доработать, то кругом толпа и даже любимая стоит тут же».

Или «генеральский эффект»: все ЧП происходят именно тогда, когда приезжает начальство. Капитан «Оби» Купри рассказывал об одном таком случае. Поздравить экипаж ледокола, образцового во всех отношениях и победившего во всех соревнованиях, прибыл заместитель министра. Дорога была тяжёлая, и он решил принять душ. Горячая вода перестала поступать в тот момент, когда зам хорошенько намылился. Положеньице — врагу не пожелаешь! Пока высокий гость, лязгая зубами от холода, смывал с себя мыло, капитан бегал по ледоколу, рвал на себе волосы и стонал: «Так я и знал! Так я и знал!» — признание, которое дорого ему обошлось.

Другой случай, о котором рассказал Сидоров, завершился более удачно, хотя решайте сами, насколько здесь подходит это слово. На одну из дрейфующих станций прилетело высокое начальство, «а в такие дни погода всегда хорошая» (комментарий Сидорова). Начальство пошучивало: «Солнышко у тебя, тишь да гладь, а говорят — дрейфующая станция! И за что вам такие деньги платят?» Сидоров промолчал. А ночью — трещина под кают-компанией, аврал, начали растаскивать домики и спасать имущество. И на три дня жестокая пурга, новые трещины! «Когда начальство улетало, оно уже хорошо понимало, за что нам деньги платят», — иронически закончил Сидоров.

Необъяснимое явление «генеральского эффекта» испортило настроение и беллинсгаузенцам. Тщетно они уверяли, что такой ясной и безветренной погоды, как сегодня, такого ослепительного солнца они целый год не видели, — им никто не верил.

— Антарктические субтропики!

— Курорт!

— Хорошо отдохнули, ребята?

— А как это у вас считалось — зимовка или отпуск?

Эти язвительные реплики, на которые полярники большие мастера, приводили беллинсгаузенцев в состояние тихой ярости: уж они то на своих шкурах испытали все прелести «курорта». Постоянные и сильнейшие ветры, снежные бури, туманы и гололёд, невероятная сырость превращали жизнь на острове в тяжёлое испытание. Позднее, получив возможность сравнивать, я понял, что обитателям Ватерлоо с климатом повезло куда меньше, чем новолазаревцам или даже молодежникам.

Сегодня, однако, погода была превосходной, а море спокойным — обстоятельства, позволявшие покончить с выгрузкой в одни сутки. Узнав, что мы будем стоять на рейде считанные часы, я всполошился: остров Ватерлоо не Сокольники, куда можно вырваться в любой выходной день. Я спросил старпома, обеспечит ли он выгрузку без моего участия, и, получив утвердительный ответ, сел в битком набитую возбуждёнными экскурсантами шлюпку.

11 декабря 1969 года в 10 часов 43 минуты моя нога ступила на антарктическую землю. Часы я сверил, и время указано точно — подчёркиваю это во избежание разноголосицы и ненужных споров. Так что будущие исследователи моего путешествия на шестой материк имеют редкостную возможность оперировать совершение достоверными данными (прошу лишь учесть, что время на Ватерлоо опережает московское на семь часов). Ступив на землю, я тут же сфотографировался с группой пингвинов, которые были так потрясены оказанной им честью, что даже забыли меня поблагодарить.

Не теряя времени, мы отправились осматривать станцию, разместившуюся на пологом берегу в двухстах метрах от моря. В предотъездной суете мы не позавтракали и поэтому осмотр начали с кают-компании, в которой находится популярный на острове ресторан «Пингвин». Плотно подкрепившись, мы пришли к выводу, что если «Пингвин» и уступает ресторану «Арбат» сервировкой стола, то наверняка превосходит его живописностью оформления и щедростью подаваемых блюд. По вечерам кают-компания превращается в кинозал. В углу стоят шкафы с книгами. На стенах — портреты Беллинсгаузена и Лазарева, вымпелы, таблицы спортивных соревнований, фотографии предыдущей смены. В кают-компании царит повар — персона, вообще, очень популярная в Антарктиде, где любят много и вкусно поесть.

Рядом, в спаренном щитовом доме, — хозяйство радистов, кабинет начальника станции, жилые комнаты. В третьем доме — медпункт, научные лаборатории, жильё. И ещё два строения, в одном — дизельная электростанция, а в другом, воздвигнутом на вершине высокого холма и обдуваемом всеми ветрами, — аэрологический павильон и хранилище водорода. На павильоне надпись, обобщающая опыт поколений аэрологов: «Некурящие живут дольше». Это недвусмысленное предупреждение: погаси свою сигарету, растяпа, если не хочешь взлететь на воздух!

• Предыдущая
• 13/91
• Следующая