Штрафбат. Миссия невыполнима - Кротков Антон Павлович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/74
• Следующая

Так что Борис не испытывал угрызений совести, отсекая бомбовым ударом лесных карателей от очередного населённого пункта или расстреливая из пулемётов нагруженных трофеями мародёров на выходе из разорённого села.

Да, это была не его война. Но если в тебе есть хоть что-то от нормального мужика, ты не сможешь сохранять нейтралитет, когда под знаменем борьбы за всеобщее равенство, социальную справедливость и прочие утопические идеалы пьяные от крови и разгульного грабежа двуногие скоты насилуют малолетних девочек и мотыгами рубят головы немощным старикам.

Впрочем, иногда его праведный гнев выходил из-под контроля. Почти в каждом человеке живут тёмные инстинкты. Кому-то везёт прожить целую жизнь, так и не узнав об их существовании. Но в некоторых обстоятельствах неприятное познание тёмных закоулков собственной души происходит очень быстро. На войне люди обычно раскрываются почти мгновенно и полностью. Так что Борис хорошо себя изучил и в определённые моменты следил за собой со стороны, не давая увлечься бойней. Ведь гильзы отстучат, а гарь в душе останется…

Если же предстояла явно грязная работа, Борис напрямую не отказывался её выполнять. Храбрость ведь не в том, чтобы лезть на рожон и пропадать ни за грош. Действуя по обстоятельствам, можно и обмануть. Для Бориса ещё была свежа история с его попыткой в открытую спасти взятого бандитами в заложники священника и последующим предательством Магнуса. Этот опыт научил его действовать хитрее.

Например, он мог «нечаянно» промахнуться мимо цели. Да так, что со стороны всё выглядело очень натурально, и никому и в голову не могло прийти обвинить пилота в том, что он намеренно позволил вражескому пополнению из трёхсот насильно забритых в солдаты мальчишек укрыться в системе подземных туннелей-убежищ, обозначенных на карте как «железный треугольник».

Другой придуманный им приём заключался в том, чтобы во время вылета на разведку сбросить над деревней несколько листовок – дабы предупредить гражданское население о грядущей бомбардировке. Прочитав сообщение, местное население со всем своим скарбом и скотом уходило из деревни на один из окрестных холмов, откуда наблюдало за работой налетевших штурмовиков, пилоты которых не могли понять, почему селение внизу выглядит обезлюдевшим… По завершении авиаудара крестьяне возвращались домой и приступали к ремонту своего нехитрого жилья.

Но однажды Нефёдов получил откровенно людоедский приказ. Хотя формально Борис теперь считался «скунсом», но ему время от времени доверяли ответственные задачи как первоклассному лётчику. Приказ отдал лично командир легиона Макс Хан. Макс не мог (а может, и не хотел) пока переводить Нефёдова в другую эскадрилью, играя в сложную и непонятную Борису игру против Хенка.

Немец был сложной личностью. Жестокость и прагматизм бизнесмена, зарабатывающего на войне, уживались в нём с сентиментальностью. Иногда в словах и поступках бывшего гитлеровского офицера чувствовались проблески доброты и сострадания. Однако прежде всего Хан считал себя командиром. А потому, бормоча себе временами под нос самые ядрёные немецкие ругательства, он чётко и деловито ставил подчинённым боевую задачу, двигая мягким карандашом по карте к целям, заранее обозначенным красными крестами:

– Идёте вот этим маршрутом. Высыпите эту мерзость здесь и здесь.

Когда Нефёдов узнал, какое задание ему предстоит выполнить, у него от гнева сами собой сжались кулаки. Его обветренные скулы свело, а с языка вот-вот должны были сорваться отборные ругательства.

Макс всё понял. Он неплохо помнил характер своего бывшего курсанта и понимал, что давить на него бесполезно. Поэтому немец не стал вдаваться в рассуждения, а просто велел подчинённому следовать за собой. Они пришли в служебный кабинет Хана.

– Садись, – холодно бросил хозяин, указав посетителю на стул. Он запер дверь на ключ, потом достал из сейфа бутылку «Смирновской», разлил водку по стаканам. Себе половину, Борису – полный. Всё это молча, со злой решительностью в движениях.

– Выпей! – сердито велел Макс и напомнил: – Я ведь предупреждал тебя, когда ты только появился здесь и просил взять тебя на работу, чем придется заниматься. Ты согласился ради сына… Так в чём проблема?

Борис осушил содержимое своего стакана и с удовольствием сообщил:

– Проблема в том, что в гробу я видел твой легион! Сам лети и разбрасывай это дерьмо.

Хан некоторое время озадаченно разглядывал обнаглевшего смутьяна, потом вдруг примирительно похлопал его по плечу:

– Ладно. Как говорят у вас в России: «Не лезь в бутылку». Ты нужен мне. И я обещаю при первой возможности перевести тебя в другую эскадрилью. Но сейчас надо выждать. Хенк только и ждёт обвинить меня в протекционизме любимчикам.

Немец конспиративно понизил голос:

– И потом моё дело отдать приказ, а как ты его выполнишь – это уж от тебя зависит.

Борис догадался, куда клонит командир, и кивнул.

Вместе с Нефёдовым ведомым должен был лететь уже хорошо знакомый ему Ян Замбах, или Пан Поручик, как его здесь звали. Слушая, что говорит командир на предполётном инструктаже, поляк с безучастным видом покручивал на большом пальце ноги шлёпанец. Мысли его, похоже, порхали далеко отсюда.

Однако стоило Хану осведомиться: ясна ли лётчикам задача, как Замбах в своей неторопливой манере задал несколько толковых уточняющих вопросов о погоде и возможных местах засад вражеских зенитчиков.

К своей работе Замбах привык относиться профессионально. Свою службу он начал практически в одно время с Нефёдовым. Но менее ярко. В училище его считали середнячком. Во время недолгой польской компании 1939 года Замбах ничем себя не проявил. После поражения Польши он бежал от немецкой оккупации вначале в Румынию, а потом во Францию. 12 мая 1940 года, сразу после нападения гитлеровцев на эту страну, Замбах вместе с другими пятью лётчиками-поляками был направлен в 346-й авиаполк ВВС республики. Воевал он на истребителе MS.406. Под натиском вермахта часто приходилось менять аэродромы и работать до полного изнеможения, совершая по шесть вылетов в день. Но и вторая война в боевой карьере поляка завершилась с нулевым счётом.

Когда над Дюнкерком ещё шли воздушные бои[5], Ян Замбах и несколько других польских пилотов по другую сторону Ла-Манша приступили к подготовке в учебном центре в Истчерче для полётов на истребителе Hurricane Mk I. Находящееся в изгнании в Лондоне, польское правительство, по соглашению с англичанами, начало формировать польские добровольческие части в составе королевских ВВС. После трёх недель интенсивных полётов и занятий теорией выпускника ускоренных курсов поручика Замбаха зачислили в 303-ю «польскую» эскадрилью. Это произошло 5 августа 1940 года. А уже 8 августа Замбах одержал свою первую победу в «Битве за Британию». Долгожданным трофеем стал «Мессершмитт» Bf 109 кавалера рыцарского креста обер-лейтенанта Эгона Лея. Удача отвернулась от удачливого немецкого аса всего через два часа после того, как товарищи по 2-й эскадре люфтваффе торжественно увенчали его лавровым венком в честь одержанной сотой победы и вручили соответствующим образом украшенного поросёнка с нарисованной на боку цифрой 100…

В эти жаркие дни англичанам часто приходилось сражаться в меньшинстве. Успевшие к этому времени завоевать почти всю Европу, немцы обладали громадным боевым опытом. На вооружении нацистских истребительных эскадр находился лучший на тот момент истребитель в мире «Фокке-Фульф-190». Но Замбах принадлежал к числу тех немногих гениев войны, кого осознание «безнадёжности ситуации» только заводит. Его организм был устроен таким образом, что чем сильнее был противник, тем увереннее поляк себя чувствовал. Кого-то страх парализует, а кого-то, напротив, мобилизует. Вскоре Замбах узнал нехитрую рецептуру победы над «бошами»: не принимай бой на вертикали, где у «фоккеров» и «мессеров» неоспоримое преимущество; навязывай им предельно жёсткий ближний бой на виражах; сразу старайся выбить лидера вражеской группы…

• Предыдущая
• 32/74
• Следующая