К вам идет почтальон - Дружинин Владимир Николаевич - Страница 98

• Предыдущая
• 98/130
• Следующая

Верно, по пальцам можно было пересчитать людей, говорящих на языке Элана, — на языке, который стал для врагов шифром. Тем больше у них и стремления и возможностей оберегать шифр, окружить тайной самое существование людей Элана.

В иностранном журнале отыскалась статья немецкого ученого. Он пытался проникнуть к племени Элана, с тем, чтобы изучить его язык. Власти воспротивились этому. До сих пор, сетовал ученый, племя неизвестно науке, так как исследователи не имеют к нему доступа. Власти ссылаются на обычай, запрещающий людям Элана принимать у себя иноплеменных.

Живут замкнуто, дики, — вот всё, что смог сообщить автор статьи о племени, и то понаслышке.

Напрашивалось сравнение с племенем гуркхов в Индии. Тех тоже держали в изоляции. Англичане избрали их в качестве опоры. Гуркхи были полицейскими, стражниками. Гуркхи составляли ядро национальных, так называемых сипайских войск, созданных британскими колонизаторами.

— Да, люди Элана — это ближневосточные гуркхи, — рассуждал Байрамов. — Вот в чем суть! Крепкий орешек для тебя, Кася!

— Разгрызу, — отвечала Кася. Глаза ее горели, и Ковалев любовался ею.

А Ковалев думал о своем.

Судьба племени Элана несомненно как-то определила и секрет Алисы Назаровой. Но как? Вспоминалась тревога Алисы за дочь, ее опасения потерять Касю, странная неприязнь Алисы к этнографической профессии Каси, к научным изысканиям. Можно подумать, Касе грозила опасность. От кого? От Гмохского? Но зачем ему и его хозяину Хилари Дюку бояться Каси? Ведь люди Элана за рубежом и селения Урзун, Джали-туз для нее пока недостижимы! Так или иначе, тревога за Касю возникла у Алисы, вероятно, не без влияния Гмохского.

Он внушил ей мысль об опасностях, будто бы ожидающих Касю, и таким путем, с целью, пока непонятной, подчинил ее мать. Она слабовольна, легко поддается всяким страхам. Главное — выяснить цель врага.

Ковалев уже готов был вызвать Алису, но опять отложил встречу, так как размышления его пошли по новому пути.

Он поехал в музей.

Сердце Ковалева забилось, когда перед ним, в конце анфилады выставочных зал, мелькнула гибкая фигурка Каси в синем халатике-спецовке. Догадки, которые привели его сюда, показались фантастическими. «Ты просто придумал повод для встречи», — строго сказал он себе и смутился. Кася подбежала к нему.

— Кася, — сказал капитан, — у меня из головы не выходит рисунок вашего отца. Пляска, — помните? Великолепный рисунок. Как сильно он привлек вас в детстве!

— Да, очень сильно. И знаете, мне не верится… Неужели я там не была?

— Как же вы себя видели там? Среди зрителей? Рядом с отцом?

— Нет, — произнесла Кася. — Нет… Отца не было. Люди кругом. Много людей. Морды коней, всадники. А я будто бы плачу. И меня унесли куда-то. Теперь-то я понимаю, что это было во сне. А почему вы спрашиваете?

— Да так, Кася. Мне интересно… С психологической точки зрения. Ранние воспоминания ведь причудливы. Я, например, был в лесу и видел играющих медвежат. То есть мне казалось… Потом мне сказали: обои такие были у нас в квартире, с медвежатами.

— А у меня… У меня в памяти кувшин. Да, глиняный кувшин, кувшин с водой. И… я тянулась к нему, а меня не подпускают.

— Кто?

— Женщина какая-то. В черном. Должно быть, тоже сон.

— Весьма возможно, — вымолвил Ковалев и, пряча волнение, заговорил о другом:

— Так вы не разочаровались в вашей дипломной теме? Не расстаетесь с племенем Элана?

— Что вы? Напротив!

Стрелка часов подошла к шести, по-школьному задребезжал звонок, рождая бесчисленное эхо в залах и закоулках музея. Кася предложила прогуляться по набережной, капитан с радостью согласился.

Его так и подмывало поделиться с ней своими догадками. Необходимость что-либо скрывать от Каси была мучительна. Но что делать? Ведь он еще на подступах к разгадке, на запутанных тропинках предположений. А они слишком близко касаются девушки.

Если они оправдаются, тогда она, конечно, всё узнает. И тут он пожалел, что отложил вызов Алисы. Она-то как раз и нужна сейчас.

— Нет, нет, как же я могу отказаться от своей темы, — весело болтала Кася. — Вы видели, как меня на заставе слушали? Так слушали!.. Да, я ведь рассказывала вам. А про «заочника» своего говорила?

— Про «заочника»? — спросил Ковалев, оторвавшись от своих мыслей. — Он, значит, там оказался, на пятой?

— Да, представьте себе, стеснялся ко мне подойти, — засмеялась она и вдруг покраснела: — Он… непохож на других молодых людей, совсем непохож.

Румянец всё настойчивее пробивал смуглоту ее щек. Ковалева это неприятно задело.

— Кто же он? — хотелось спросить Ковалеву, но он промолчал. «Не всё ли тебе равно», — молвил вдруг внутренний голос, строгий и приказывающий.

Они шли по торговой улице, мимо витрин, и отражались в зеркалах, — Кася и он, мужчина с проседью, которого, верно, прохожие принимали за ее отца…

— Вы… вы извините, — сказал он и протянул Касе руку: — Мне пора… Масса дел.

Она не удерживала его. Ей по-прежнему было приятно с Ковалевым, но что-то в нем, прежде привлекавшее ее, исчезло. Почему? Может быть, тому виной был тот застенчивый юноша, ее «заочник»? Но ведь она видела его только один раз! Кася старалась разобраться в себе и мыслями возвращалась к нему — этому нескладному юноше. Ее идеалом всегда был мужественный, сильный герой, а Басков так далек от этого образа…

В своем смятении она даже не проводила Ковалева взглядом.

Капитан жил в центре города, на седьмом этаже, над шумным перекрестком. Над толчеей троллейбусов, роняющих по вечерам на асфальт бенгальские искры, в созвездии освещенных окон Ковалев различил свое окно, — там тоже горел свет.

Его ждали. Кто?

— У вас гражданка какая-то, — сообщила соседка, открывая ему.

«Вероятно, Алиса», — подумал Ковалев.

Она вскочила с дивана, завидев его, и с неожиданной силой стиснула ему руки.

— Прости меня, Андрей. Мне в штабе дали твой адрес, и я… Прости, что я ворвалась… Я слышала, Уразбаев арестован. Да? Я понятия не имею, что он натворил, клянусь тебе, но… Это очень серьезно?

Ковалев смотрел на нее — на Алису-плаксу, всю свою жизнь обитавшую в узком мирке, в окружении ею же созданных химер. Вот и сейчас ее привел страх.

— Очень серьезно? Да? — она бледнела, комкала носовой платок. — За что его? Нельзя сказать? Всё равно, — выкрикнула она, — всё равно… Чтобы вы не думали… Я должна всё сказать тебе…

Она еще не произнесла этих слов, а он чувствовал, — она приготовила признание. И сейчас вдруг по-новому отчетливым стало для него то звено, которое соединяло Алису с преступником. Надо было еще раз посмотреть на нее, — и вот гипотеза, еще час назад казавшаяся плодом воображения, обрела дыхание жизни и плоть человеческих характеров. И стало понятно всё: туманные образы детства Каси, Алекпер-оглы и цель, побудившая его отправиться через рубеж — к нам, к доктору Назарову…

— Видишь ли, Андрей… Дело в том… Это касается меня и Каси…

— Твоей падчерицы? — сказал Ковалев.

— Ты… ты знаешь? — вздохнула она. — От Уразбаева? Конечно, я должна была раньше прийти…

— Хорошо, что всё-таки пришла, Алиса, — перебил Ковалев. — Я знаю, ты теперь поможешь мне. Завтра ты пойдешь к нам в комитет госбезопасности и там всё повторишь. А сейчас я по-дружески спрашиваю, Алиса, что могло связывать тебя с бандитом, с убийцей?

— Главное ты сказал сам, Андрей, — поникла она. — Кася не родная моя дочь. Она оттуда… Ее отец…

— Алекпер-оглы.

— Да.

Восемнадцать лет назад, летом, доктора Назарова вызвали к больному.

Во дворе дома, окруженный толпой растерявшихся, опечаленных людей, умирал нищий старик зурнач. Возле него плакала маленькая девочка. Старика спасти не удалось. Назаров боялся, что Лейла тоже умрет.

Девочку отвезли в больницу. Назаров днем и ночью не отходил от нее. Повез в Ростов, чтобы испробовать какие-то новые методы лечения.

• Предыдущая
• 98/130
• Следующая