Враги народа. От чиновников до олигархов - Соколов-Митрич Дмитрий - Страница 44

Большинство этих людей не чувствуют на себе никакой социальной ответственности. Их враждебный инвестиционный климат вполне устраивает. Они привыкли относиться к «стране» как к грязному цеху для зарабатывания денег. Они не хотят рисковать и напрягаться. Они уже расслабились. Они уже там. Их здесь еще интересует человеческая древесина, но заботиться о ее воспроизводстве им уже не нужно. Они точно знают, что в этом лесу скоро будет пожар, и приглядываются к делянкам в других лесных массивах. Успеют ли?

О том, что государство воюет с ЮКОСом, знает вся страна: фронтовые сводки уже год занимают верхние строчки рейтинга новостей. Само слово ЮКОС давно переросло значение своей аббревиатуры (Юганскнефтегаз-КубышевОргСинтез) и стало символом: для одних — свежего воздуха демократии и свободного бизнеса, для других — превышения олигархами своих социальных функций и полномочий. Между тем любая крупная бизнес-структура — это прежде всего работающие в ней люди. В ЮКОСе, по информации Российского союза промышленников и предпринимателей, работают 175 тысяч человек. Вместе с их семьями, это около полумиллиона. А если же прибавить все предприятия, которые напрямую зависят от ЮКОСа, получится огромная масса людей. Пожелай эти люди встать на защиту опального олигарха, с ними пришлось бы считаться любой власти. Почему подданные империи Ходорковского безмолвствуют? Ответ на этот вопрос я попытался найти в столице империи ЮКОС, городе Нефтеюганске.

С 1 ноября в Нефтеюганск можно попасть только через соседний Сургут. Аэропорт города закрыт в связи с падением спроса на авиабилеты. Плакат «Нам ЮКОС строить и жить помогает» на здании аэровокзала теперь читает только сторож аэропорта.

От Сургута до столицы ЮКОСа ехать 50 километров. На всех встречных заправках цена за литр бензина почти на два рубля больше, чем в Москве, и на три, чем в Подмосковье. Дороговизна бензина в Ханты-Мансийском автономном округе, который стоит на нефти, объясняется тем, что в регионе нет нефтепереработки. Чтобы попасть из скважины на заправку, топливу приходится сбегать на «материк» и вернуться обратно.

Первое впечатление о городе приятное: упакованные снегом улицы выглядят чисто, машины перед пешеходными переходами послушно останавливаются, обычные хрущевские пятиэтажки, выкрашенные в яркие цвета, выглядят по-европейски аккуратно, на улицах много света, на каждом втором фонарном столбе горит пирамидка ЮКОСа: пирамидка — ромашка — пирамидка — звезда — пирамидка — салют — пирамидка — ромашка и так далее.

В Нефтеюганске живет 96 тысяч человек. Все они приехали сюда в последние 37 лет — это возраст города. Судя по обитателям доски почета «Юганскнефтегаза», по национальному составу преобладают русские, татары, башкиры и азербайджанцы.

— Но здесь национальность не имеет того значения, которое она имеет в других регионах, — говорит ведущий специалист отдела по связям с общественностью Алексей Радочинский. — Нефть размывает все различия, в том числе и национальные. Здесь человек чувствует себя прежде всего нефтяником, а уже потом русским или татарином.

Алексея трудно назвать Радочинским. Его все называют Ходорковским. Ему сейчас 31 год и, если взять фотографию Михаила Борисовича десятилетней давности, то он будет похож на него, как Электроник на Сыроежкина. Когда Алексей приехал в Нефтеюганск из своего родного Кургана и устроился учителем истории в школу, на него оглядывались на улице. Когда он стал вести на местном телевидении передачу «Черное золото Сибири», город вздрогнул. Сначала пошли слухи, что МБХ прислал на стажировку своего родственника. Когда узнали, что родственных отношений у Алексея с Ходорковским нет, стали думать, что олигарх растит себе двойника на случай проблем с законом. Шутки шутками, но Алексей и сам не исключает, что родись он лет на 10 лет пораньше, у работников Генпрокуратуры неизбежно возник бы вопрос, а того ли они судят.

— Правда, по характеру они совершенно разные, — говорит начальник Радочинского Ирина Крикун. — Михаил Борисович — он как ртуть: мобильный, энергичный, фантастически работоспособный и умеющий интуитивно угадывать правильное решение. Алексей — он более вдумчивый, что ли. Прежде чем что-то сделать, очень долго анализирует. Но бегает тоже быстро. Особенно если придать ускорение.

Радочинский, как никто другой в этом городе, ощущает на себе отношение людей к Ходорковскому. Усмешки, которыми провожают его взгляды прохожих, становятся все напряженней.

На здании центрального офиса «Юганскнефтегаза» висит табличка — «Осторожно! Лавиноопасная крыша». Серьезные последствия от ареста Ходорковского под этой крышей ощутили во второй половине минувшего лета. Но с тех пор положение «ЮНГ» уже приблизилось к критическому.

— Мы подошли к тому моменту, когда по всем законам бизнеса уже пора временно увольнять людей, — говорит директор по развитию производства Юрий Левин. — Конечно, мы будем тянуть до последнего, но наши возможности не безграничны. Мы уже сейчас можем встать в любой момент — из-за какой-нибудь ерунды. Вот кончится графитовая смазка, и у нас будет выбор: либо нарушать технологию, либо останавливать все 150 ремонтных бригад. Закупить новую смазку не на что. С 25 августа мы сидим без денег. Счета заморожены. Все, что на них приходит, идет на налоги и зарплату. Из 14 буровых бригад работает лишь одна. От нас ушли почти все иностранные партнеры-. «Шлюмберже», «Халибертон», «Петроальянс». Остались лишь те сервисные компании, руководителей которых по старой советской традиции можно уговорить «войти в положение». Но и они уже берут кредиты, чтобы оставаться на плаву — в сущности, чтобы кредитовать нас. В октябре на «Юганскнефтегазе» впервые упала добыча нефти — правда, пока лишь со 145 тысяч тонн в сутки до 144,5 тысячи тонн, но это уже очень тревожный сигнал. Если бы мне кто-нибудь год назад сказал, что мы когда-нибудь заведем папку «Остановка производства», я бы его убил. А сейчас это реальность. Даже если завтра в Москве как-то выберутся из проблемы ЮКОСа и разморозят нам счета, потребуется год напряженной работы, чтобы вернуть «Юганскнефтегаз» в прежнее состояние.

Юрий Левин — типичный птенец гнезда Ходорковского. В Нефтеюганск попал по распределению в 1983 году-, тогда за место здесь, на передовой нефтяной отрасли, студенты дрались. Начинал простым оператором, но во второй половине девяностых резко пошел вверх по служебной лестнице, поскольку отвечал всем четырем требованиям ЮКОСа к персоналу: молодой, перспективный, злой, талантливый. После стажировки в Москве его вернули сюда в 2001 году уже в качестве заместителя гендиректора. Левин считает, что Ходорковский создал великолепную систему мобильного менеджмента, способную решить любую задачу в любом месте и на любом производстве.

— Но в последнее время мне приходится работать не менеджером, а клерком, только успеваю на запросы отвечать. — Юрий Алексеевич включил проектор, на экране высветился график под названием «Динамика запросов со стороны внешних организаций в ОАО «ЮНГ». Если в январе их было 36, то в октябре — 101. Большинство из них — от органов природопользования, на втором месте — Министерство по налогам и сборам, затем МВД и органы прокуратуры. — Иногда складывается ощущение, что мы — какая-то Атлантида, которую только что открыли и теперь все нами интересуются.

— Причем большинство вопросов — на грани разумного, — подхватил разговор директор по региональной политике Сергей Буров. — Представьте, что вас кто-нибудь спрашивает, сколько коробков спичек вы купили шесть лет назад в магазине № 28. Вы будете долго смеяться, а нам приходится всерьез отвечать. Я помню, как в советские времена я строил себе дачу. Приходилось каждый чек сохранять, чтобы потом можно было отчитаться, где какую доску купил, и доказать, что ничего не украл. Похоже, эти времена возвращаются.