Враги народа. От чиновников до олигархов - Соколов-Митрич Дмитрий - Страница 36

Но у Володьки Егошина папка не промах. Игоря Егошина еще с советских времен половина Казани знает. Заведовал продовольственной базой. Теперь занимается оптовой торговлей и, хоть ездит пока всего лишь на «девятке», имеет в городе авторитет, достаточный для того, чтобы к нему подходили другие уважаемые люди с предложением «спалить к чертовой матери этот «Понтиак» — и все дела».

Но Игорь уже вошел в правовое поле и пока из него выходить не намерен. Не то чтобы ему там понравилось («будь он не судья, я бы просто засунул его в тот же бак и в расчете»), а судейская неприкосновенность не позволяет. В общем, папка задействовал все свои связи и добился того, что дело Матвеева стали рассматривать на коллегии Верховного суда Татарстана.

На заседании Матвеев держался вызывающе, юридическая процедура превратилась в разборку по понятиям. На вопрос, «почему вы не уладили конфликт с родителями или не подали в суд», ответил, что в этом районе живут люди бедные, с которых взять нечего (услышав этот ответ, заместитель председателя коллегии схватился за голову), но, если бы он знал, с кем имеет дело, то, конечно, поступил бы иначе. Для журналистов судья выразился еще яснее: «Я-то уж знаю нашу судебную систему: тяжбы годами тянутся, потом еще ждать исполнения судебного решения. Вот и решил сам пацана повоспитывать… Я же не как судья действовал, а как гражданин, имуществу которого нанесен вред».

Нормально, да? «Новый русский», приближенный к криминальным кругам, которому стоит только щелкнуть пальцем, и судейский мини-вэн сожгут так искусно, что никто не подкопается, ищет правды под сенью закона. А слуга этого закона и сам живет, и других судит по понятиям.

Одна проблема. Чем больше Егошин погружается в правовое поле, тем хуже его же сыну: для него теперь любая огласка — лишнее напоминание о том, что он «мальчик из мусорного бака». Володя уже второй месяц страдает бессонницей и просит отца переехать в другой город, чтобы он ходил в такую школу, где о его прошлом никто не знает.

Лишение судейских полномочий — наказание серьезное. Судья, отстраненный от должности, теряет не только работу, но и стаж, и пенсию. Жизнь начинается с нуля. Не говоря уже о том, что за всем этим может последовать уголовное дело. Тем не менее председатель Верховного суда Геннадий Баранов и в зале заседаний, и по местному телевидению, и в разговоре со мной заявил, что считает необходимым лишить Матвеева судейского статуса.

Но коллегия своего коллегу в обиду не дала. Лишь вынесла предупреждение о недопустимости подобных действий. Матвеев пообещал, что больше не будет. На том и разошлись.

Журналистка, которая ехала после заседания на егошинской «девятке», боялась, что он врежется в столб. На Игоре лица не было. Только и смог выдавить из себя, что будет подавать апелляцию в Верховный суд России. Насколько хватит у человека терпения, чтобы забить на правовое поле и обратиться к понятиям — бог весть.

Сентябрь 2003 года, город Екатеринбург:

В Екатеринбурге разгорелся серьезный скандал. Запахло очередным делом оборотней. В программе «Подлинник», выходящей на Областном телевидении (ОТВ), была показана исповедь бывшей наркоманки Эли Штроб. Эльвира рассказала о том, как она в течение 5 лет работала за героин на начальника отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков РУВД Чкаловского района Назира Балабек-оглы Салимова. Эту передачу увидели жители всего Уральского федерального округа. Результат — окружное Управление МВД начало проверку прозвучавших в программе фактов, а городское УВД, не дожидаясь результатов проверки, возбудило против автора программы Андрея Санникова уголовное дело.

Эля Штроб живет в Екатеринбурге, ей 28 лет, из них 12 она просидела на игле. Начала употреблять наркотики в ФРГ, работала наркокурьером по доставке кокаина из Голландии. Первый срок отсидела в Германии, второй — в Нижнем Тагиле. С марта 2003 года находится на лечении в реабилитационном центре фонда «Город без наркотиков». Несмотря на столь бурное прошлое, Эльвира находится в здравом уме и трезвой памяти — я неоднократно виделся с ней и имел возможность убедиться в этом лично. Историю своих отношений с высокопоставленным свердловским милиционером она решила предать огласке, чтобы отрезать себе все пути назад. Опасаясь за свою жизнь, Эля Штроб записала показания на камеру. Один из экземпляров видеокассеты хранится у автора. После реабилитации Эля Штроб намерена исчезнуть из Екатеринбурга и начать новую жизнь.

— Эля, расскажи про Родину. Что она за человек?

— Да как сказать? Таня Родина — ее и подругой вроде не назовешь. Она непредсказуемая… Ну, наркоманка, которая давно колется. У которой ничего нет. Сама не способна ни на что — ни что-то сделать, ни даже подумать. Я ее года с 95-го знаю, а в 98-м, когда я освободилась, оказалось, что она стала подрабатывать уличной проституцией на углу Щорса — Белинского. В то время одна фитюля (0,1 грамма героина. —Д. С. М.) стоила 100 рублей. И клиент тоже 100 рублей стоил. Как-то раз в выходной клиентов не было, и она говорит: «Поехали ко мне, только сначала в одно место заедем, там можно взять». И привезла меня в Чкаловское РУВД. Я когда увидела, офигела: «Ты чего меня в мусарню-то?!» А она мне отвечает, — «У меня тут клиент, он со мной порошком рассчитывается, я сейчас, быстренько, в такси посиди». Ну, клиент так клиент. Она забежала, минут через 20 выходит с героином. Поехали к ней, я тогда уже серьезно начала колоться. И она стала меня уговаривать работать на милицию. Она знала, что, пока я сидела, мой сосед хотел младшую сестру подсадить на иглу. Мне мама на свидании сказала, я ему тогда письмо написала: «Выйду, мне пофиг, я тебя посажу». Таня, когда об этом узнала, говорит: «Поехали в Чкаловский, там обсудишь». Что обсудишь — я тогда не поняла. Поняла потом, когда приехали и зашли к Салимову в 32-й кабинет.

— Салимов — это кто?

— Начальник ОБНОНа Чкаловского РУВД. Назир Салимов. Майор. Когда мы зашли, его в кабинете не было. Были ребята-оперативники Вольфсон, Карабак, прикомандированные пэпээсники, Карбышев, которого потом уволили за то, что употреблял наркотики. Родина куда-то ушла, возвращается — хи-хи, ха-ха, героина дали. Ну, мы пошли с ней в туалете укололись…

— В туалете РУВД?

— Ну да. Укололись, пришли обратно в кабинет. Заходит Салимов: «О, привет, кто такая? Я слышал, у тебя сосед сестру хотел подсадить? Может, закроем, его?» — «Да влегкую закроем». — «Давай, закупишься. Мы тебе деньги дадим, ты поедешь к нему на стрелку, мы за тобой следить будем. Когда он тебе героин передаст, мы его и задержим. Работай на меня, с героином проблем не будет». Короче, убедил. Ну и все. На следующий день я закупилась. Это было на «Вертолете», на афганской стоянке. Там напротив есть центр, где автомобили делают, он там работал, этот парень. Пехтышев Алексей. Сидит сейчас. Короче, принимают его с 32 граммами, для того времени это был большой вес. Салимов давай меня всячески ублажать, лишь бы не ушла. Новый человек, в районе никто не знает, знакомься да знакомься, сдавай точки. Героина в тот день нормально дал. Перед закупкой грамм получила и после закупки пять граммов.

— Надолго хватило?

— На двоих с Родиной дня на два-три. На четвертый день Таня: «Пошли опять к нему. Там по ушам можно проехать, наврать, что есть закупка, уколемся, потом найдем, где закупиться». Ну пошли. Назир радостно встретил нас. «Назир, — говорим, — кумарит». Он сразу нам насыпал. В то время он сам насыпал. Потом у него, видимо, начались проблемы, комиссии какие-то из Москвы приезжали, и он уже побаивался. За него опера стали насыпать. А первое время — только сам. И не только нам.

— А кому еще?

— Ну, я знаю человек 15, которые у него в разное время работали.

— Назови.

— Паламарчук Татьяна, Ширягина Наталья, Ивановы Алексей и Вера, Болотова Светлана… Сейчас… Забыла фамилию… На букву М… Паламарчук Татьяны брат, короче… Потом Дягилев Сергей, Дергачев Сергей, Самигулины Альбина и Ирина — две сестры. Если подумать, вспомню больше. Многие теперь сидят. Назир обещал, что им-дадут условно, они на него работали, а их потом сажали по полной. Меня он слишком близко подпустил, я знала о его жизни столько, что просто так он уже не мог от меня избавиться.