Враги народа. От чиновников до олигархов - Соколов-Митрич Дмитрий - Страница 21

— В один прекрасный день меня вызывают в администрацию и сообщают, что мэр выписал штраф 1000 рублей за то, что я самовольно расписал фасад здания, — излагает Овчинников. — Я платить штраф отказался и подал в районный суд. В заявлении указал, что роспись мне разрешил бывший мэр Егерев. Слава богу, он письменно это подтвердил.

Суд (тот самый, на котором нарисован протопоп Аввакум) принял решение штраф отменить и рисунки не трогать. Второй раунд закончился в пользу искусства.

Но на этом история вражды не закончилась. Нападки на Овчинникова перешли из правового поля в психологическое. В местной газете одно за другим стали появляться обвинения в адрес художника. Уроженец Боровска адмирал Синявин, оказывается, нарисован на канализационной станции — и это очень плохо. Наполеон, изображенный на бывшем здании милиции, оскорбляет патриотические чувства жителей («он бы еще Гитлера нарисовал»). Голый мальчик, который стучится в закрытую дверь (по замыслу Овчинникова — образ будущего), оскорбляет чувства верующих. А некоторые дома после того, как на них появились фрески, по мнению администрации, стали выглядеть так, будто они падают.

Но война эта — на бумаге. В реальности Овчинников продолжает рисовать, а кто-то его картины закрашивает.

— Зеленов мне прямо сказал: «Я с тобой судиться больше не буду. Я просто поручу хулиганам, и они твои картины будут уничтожать».

— Сергей Михайлович, я за два дня опросил в городе около 30 человек и не нашел ни одного, кому бы не нравились картины Овчинникова… — Это я спрашиваю у мэра.

— Значит, вам просто не повезло. Мне постоянно звонят разъяренные жители, и я не могу к ним не прислушиваться. Понимаете, мне очень нравятся многие картины Овчинникова. Но он хочет, чтобы я полюбил все его работы и чтобы все в городе их полюбили. А так нельзя. Искусство не нужно навязывать.

— Но ведь людям нравится. Туристы едут.

— Что туристы едут — это хорошо. Но это не значит, что закон можно нарушать. Представьте себе, что в Москве тот же Шилов стал рисовать на Кремлевской стене, и никто ему не указ.

Я представил и ужаснулся.

— Владимир Александрович, — спросил я у Овчинникова. — Может, вы правда перемудрили? Может, все-таки согласитесь предстать перед худсоветом?

— Знаете, Дима, я вам отвечу так. В нашем городе есть кинотеатр «Родина». На нем — мозаика. Вот вы спросите любого боровчанина, что на ней изображено. Ни один не вспомнит. Потому что эта мозаика утверждалась худсоветом. Получилась профессиональная посредственность. А мои картины знают и помнят все. Потому что я рисую их от души, а не для худсовета. Зачем уничтожать картины, которые приезжают смотреть люди? Наоборот, надо развивать эту идею. Наладить производство сувениров, открыть хорошие кафе и гостиницы, организовать катание на лошадях — и получится из Боровска нормальный туристический центр.

— С точки зрения коммерции все правильно. Но с точки зрения закона…

— Да дело тут не в законе… Если следовать закону, то в Боровске половину заборов сносить надо, потому что они не соответствуют градостроительным нормам. Не хотел говорить, но, видимо, придется. Есть у меня в Боровске один недоброжелатель по творческой линии — очень известный в Калужской области художник. Такой местный Церетели. Он сейчас лежит в больнице, поэтому не буду называть его фамилию. Хороший портретист, рисует всю калужскую элиту, член совета по культуре при губернаторе, но очень самолюбив. Когда про меня стали писать в федеральных СМИ, его стала душить жаба.

Этот недоброжелатель и давит на мэра. А тот вынужден прислушиваться, потому что знает: губернатор к этому художнику неравнодушен. А неравнодушен он вот почему: здесь же, в Боровске, живет отец вице-премьера России Александра Жукова — Дмитрий Анатольевич Жуков. От тоже человек творческий, только не рисует, а пишет книги о жизни замечательных людей. И вот этот художник задружился с папой Жукова, и получился серьезный ресурс влияния на калужские власти. И этот ресурс используется для сведения счетов с братьями по цеху. Такое вот высокое искусство.

— Художники — страшные люди. Я это всегда знал. А вы не расстраивайтесь. Вы радуйтесь. Художник должен быть гоним. Это вам такое легкое гонение, для творческого возбуждения. Вашим предшественникам приходилось гораздо хуже.

— Да я уже думал об этом. Было бы гораздо хуже, если бы они меня взяли на работу и стали бы платить зарплату. Вот тут я бы точно кончился.

Сергей Зеленов версию с недоброжелателем решительно отверг и, прежде чем говорить об Овчинникове, очень глубоко и продолжительно вздохнул.

— Честно говоря, меня эта история изрядно утомила. Понимаете, в чем разница между мною и им? Он человек творческий и ни за что ответственности не несет. А я должен думать о 15 тысячах жителей города. Город наш, к сожалению, дотационный. Большая часть бюджета складывается из тех денег, которые мы получаем из области. Распоряжается этими деньгами губернатор. Не знаю, как бы поступил на моем месте Овчинников, но я не считаю себя вправе кусать руку, которая кормит даже не меня, а всех жителей Боровска.

— Но ведь идея города-галереи, если ее грамотно реализовать, может кормить их не хуже губернатора.

— Может, вы и правы. Но ее еще надо грамотно реализовать. А люди есть просят уже сейчас…

Все, кто бывает в Боровске, удивляются: почему здесь нет железной дороги? Оказывается, вот почему. Когда ее строили, местные купцы скинулись и дали кому следует большую взятку. Чтобы дорога прошла мимо. Чтобы ничего не надо было менять.

История про художника Овчинникова очень похожа на историю про железную дорогу, правда?

Одна восьмая миллиметра — это средний диаметр песчинки. Величина постоянная во всех пустынях планеты, будь то Каракумы, Сахара или пески, которые один за одним накрывают собой дома поселка Шойна Ненецкого автономного округа. Шойнинская пустыня — самая северная в мире. Она захватила пространство на несколько десятков километров вдоль побережья Белого моря на полуострове Канин за полярным кругом. Наступление песка на вечную мерзлоту началось здесь в тридцатые годы после того, как рыбаки колхоза «Северный полюс» тралами уничтожили в районе Шойны растительный покров морского дна. Ставший свободным песок море выкатывает на берег тысячами тонн, а ветер во время отливов разносит по тундре. За 70 лет никто не попытался решить эту проблему. За пределами Ненецкого автономного округа и Архангельской области о шойнинской трагедии практически никому не известно. Мне удалось побывать на месте экологического бедствия.

Шойну уже видно минут за 20 до посадки: тонкая песчаная полоска берега вдруг уходит в материк. Еще минута полета — и кажется, что под тобой плещутся два моря: слева обычное, синее, справа — желтое. Бьются друг о друга волнами и не могут перемешаться. Дома — как консервные банки, занесенные прибоем. Из элементов романтики только маяк и белый шар метеостанции.

«Ан-2» из Архангельска летает в Шойну четыре раза в месяц. Из Нарьян-Мара — три. Каждый самолет для Шойны — это праздник. На песке летного поля собирается полпоселка. Приходят даже те, кто никого не провожает и не встречает. Для местных жителей самолет — это символ веры, что земля круглая, что где-то есть Москва и 450 человек, которые живут здесь — это еще не все население планеты.

Аэропорт — по пояс занесенная песком избушка, в которой есть кабинет директора и зал ожидания. Директора зовут Саша Пестов. Он уже три года совсем не пьет, а раньше пил крепко. Когда в Архангельске объявляли, что из-за плохих метеоусловий Шойна не принимает, кто-нибудь из пассажиров звонил Сашкиным соседям, чтобы его растолкали и дотащили до рабочего места. После этого погода в Шойне сразу налаживалась. Саша Пестов не бросил пить, даже когда к нему в форточку по ночам стали залетать вертолеты. Закодировался он лишь после того, как от него ушла жена. С тех пор он женился второй раз, открыл магазин одежды и стал жадным. В поселке сразу вспомнили, что когда-то Пестов нес военную службу в Эфиопии и дали ему неприятную кличку Эфиоп.