Свет! Больше света! Викторианская медицина с доктором Ватсоном - Чернов Светозар - Страница 6

• Предыдущая
• 6/23
• Следующая

Доктор представил, как обитатели дома 221Б по Бейкер-стрит живут на его скромную пенсию и опечалился.

Но Шерлок Холмс сказал:

– Ох, Ватсон, какой вы все-таки бол… я имел в виду, вам недостает воображения. Это же естественно! Во-первых, как вы могли заметить, профессор – человек нервный. У него так тряслись руки от страха, что он приписал к чеку лишний ноль, чем несколько увеличил наш доход. А во-вторых, пока не было света, ограбили ювелирный магазин на Холлборн и банк на Оксфорд-стрит. А из магазина Фигсли-и-Пиксли вынесли особо ценную ванну и русские часы в малахитовом футляре "Hoziayka Mednoy Gory". Я не знаю, что такое Mednoy Gory, но Hoziayka – это нечто вроде миссис Хадсон. «Миссис Хадсон Mednoy Gory». Удивительные часы, я не раз видел их в витрине. Очень большие и тяжелые.

Сыщик рассмеялся.

– Ерунда какая-то: вынести их мог только человек огромного роста и силы. Тем не менее, часы свистнули. А все жертвы преступлений придут куда?

Голос его сделался таким ласковым, каким говорят обыкновенно с очень маленькими и очень капризными детьми. Доктор Ватсон что-то неразборчиво промычал.

– Правильно, ко мне, – согласился Холмс. – Так что на какое-то время мы с вами обеспечены.

В эту минуту другие часы – старинные часы в гостиной на Бейкер-стрит, 221Б пробили полночь. Первую полночь 1900 года.

Начинался двадцатый век.

Однажды в самый разгар холодной зимы 1900 года знаменитый сыщик Шерлок Холмс со своим другом доктором Ватсоном сидели у камина в гостиной. Точнее, это доктор Ватсон сидел у камина. А Шерлок Холмс пилил на скрипке.

– Знаете, Холмс, – неожиданно произнес доктор, – а ведь я пишу книгу.

– Нашли, чем удивить, – фыркнул сыщик.

Доктор обиделся.

– Но ведь я пишу совсем не о вас, Холмс.

Великий сыщик так и подскочил.

– КАК!

– Не могу же я все время писать о наших с вами похождениях, – доктор Ватсон пожал плечами. – Я все-таки врач. Я хочу написать для потомков. Это будет нечто вроде обзора самых обычных болезней и лекарств нашей эпохи.

Холмс продолжал терзать свою скрипку.

– Двадцатый век, – голос доктора зазвучал торжественно, – начался. Совсем скоро люди станут другими. Жизнь станет другой. И если мы не оставим о себе память, через какие-нибудь жалкие сто лет никто уже не будет знать, какой была медицина в эпоху Шерлока Холмса!

Холмс уронил скрипку.

– Вы так думаете? – спросил он, нагибаясь, чтобы ее поднять.

– Я в этом уверен.

– А мне почему-то кажется, что ни через сто лет, ни через двести, ни вообще в каком-либо будущем ничего существенно не изменится.

– Как вы можете так говорить! – вскричал Ватсон. – В наше время, когда появляется столько всего нового! Когда человек вот-вот одержит победу над болезнями, которые считались неизлечимыми! Когда наука и техника идет семимильными шагами!

– Какими шагами?

– Семимильными!

– Гм, – сказал сыщик.

В гостиной на Бейкер-стрит повисла тишина. Холмс сел в кресло напротив доктора и задумался.

– Первым делом, – не очень решительно произнес доктор Ватсон, – я бы сказал о диспепсии.

– Удивительно, что диспепсией называют любые неприятности с желудком, – проворчал Шерлок Холмс. – Ватсон! Это же непонятно! А что, если у меня…

– Не надо, Холмс, я понял, – остановил его доктор. – Дело в другом. Удивительно, что в наше время неприятности с желудком встречаются буквально на каждом шагу!

Но знаменитый сыщик только махнул рукой.

– Это неудивительно, – сказал он. – Простая дедукция. Вы слышали о «Зеро»?

– Признаться, нет…

Ватсон ужасно смутился. Ведь это он ворчал на Холмса, что тот не хочет знать ничего, кроме того, что ему нужно для работы.

– Это такой охлаждающий шкаф, – сказал Шерлок Холмс. – Американской работы. Я видел его в 1889 году на Всемирной Выставке в Париже. Вообразите себе этакий низкий тяжелый буфет, напоминающий внутри банковский сейф. У него два этажа, а сверху, в крышке, открываются дверцы – этакая небольшая камера для особо портящихся продуктов. Так вот, мой дорогой Ватсон, если бы такое устройство было в каждом доме, люди не мучились бы от диспепсии.

Охлаждающий шкаф, или рефриджератор, «Зеро»

– Почему же этого не происходит? – удивился доктор Ватсон.

– Естественно! – Шерлок Холмс поднял палец. – Это очень сложный аппарат. Во-первых, эфир, при помощи которого производится охлаждение, ядовит. Во-вторых, это дорогая и громоздкая вещь. Нужен компактный электромотор. Нужно сильное, хорошее водонагревающее устройство – разумеется, портативное. Нужен испаритель чрезвычайно высокой теплоемкости. Словом, это очень сложный прибор. На него потребуется много времени. Вот почему ледяной шкаф остается прерогативой флота, железных дорог и крупных фермеров.

– Флота? – удивился Ватсон.

– Разумеется, друг мой! Разумеется флота! Как вам в голову не пришло: порох! Как только появился бездымный порох, сейчас же появились ледяные шкафы. Иначе хранить его на борту было бы просто опасно. Ватсон, вы меня удивляете.

– Это вы меня удивляете, мистер Шерлок Холмс, – доктор произнес имя своего друга раздельно, ироническим тоном. – Мы с вами договорились беседовать о медицине, а вместо этого…

– Умолкаю-умолкаю, – Холмс замахал руками. И даже взял скрипку, чтобы сопровождать рассказ доктора. Но вдруг остановился.

– Миссис Хадсон! – позвал он. – Миссис Хадсон! Принесите-ка мне хороший кусок баранины!

– Следуя вашему методу, диспепсия неизбежна, – заметил доктор Ватсон. – Эта баранина стоит в буфете со вторника – три дня!

– Ерунда, мы ее сейчас съедим, – сыщик легкомысленно рассмеялся. – Но если мы этого не сделаем, то уже завтра…

– Завтра я приправлю баранину чесночным соусом! – сообщила миссис Хадсон, входя в гостиную. – И положу к ней пикули[3].

– Ах, – сказал на это доктор Ватсон и загрустил.

– Вчера вечером, – заговорил Шерлок Холмс, не переставая играть на скрипке, – вы шли от больного. Вечер был довольно промозглым, шел дождь, обедали вы довольно давно, и на углу с Глостер-плейс зашли в лавку. Лавочник взял жареную камбалу со сковороды, соскреб с нее мясо, перемешал его с жареной картошкой, завернул в газетный кулек и дал вам. Вы, дорогой доктор, шли по улице, ели из кулька камбалу и даже не заметили, что испачкали рукав и манжеты.

– Откуда вы все знаете?

– Я прекрасно знаю запах жареной камбалы. Его источает ваш костюм. А к вашим усам прилип кусок промасленной газеты, на котором отчетливо видны строки: «Три правила пересаж…», что, конечно, означает «Три правила пересаживания усов клубники». Из этого следует, что лавочник заворачивает покупки в субботний выпуск «Дейли Мейл», где есть советы садоводам. А следовательно, это был мистер Пакер, лавка которого находится на углу Глостер-плейс с Оксфорд-стрит. Так что диспепсия вам обеспечена.

– Я очень люблю жареную камбалу, – пробормотал Ватсон. – И вы, Холмс! Весь Лондон любит жареную камбалу.

– Несмотря на то, что она тухлая. Поздравляю, Ватсон, диспепсия нам обеспечена.

– Оставьте вы меня с этой диспепсией, Холмс! Я привык.

И доктор стремительно выбежал из гостиной. Ему было необходимо посетить одно важное место.

Потом он вернулся и молча сел в кресло. Шерлок Холмс продолжал играть на скрипке.

– Когда же вы перестанете пилить несчастный инструмент, – сказал доктор вполголоса.

– Ватсон, вы опять хандрите, – заметил на это знаменитый сыщик. – Можете внести эту болезнь в список самых распространенных немочей викторианского Лондона.

Ватсон обрадовался и тут же бросился записывать.

• Предыдущая
• 6/23
• Следующая