Волк в бабушкиной одежде - Дар Фредерик - Страница 1

• 1/27
• Следующая

"Клиенты для морга", "Прикончи его поскорее", "Имею честь вас укокошить", "Тебя спровадят на тот свет" – это названия романов Сан-Антонио. Так что же, он автор крутых детективов?

"Концерт для пояса с резинками", "Поздоровайся с дамой", "Оставь в покое девочку", "У мышек нежная кожа", "Мое почтение, крошка" – это тоже названия романов Сан-Антонио. Так что же, он эротоман?

"Вальтер Клозет и его личная жизнь", "Надень трусы, гондольер", "Заср...цы", "Крыса для навара" – и это названия романов Сан-Антонио. Значит, он бытописатель, смакующий скабрезные детали?

Почему вот уже в течение почти сорока лет на вопрос, кто сейчас самый читаемый автор во Франции, статистика дает бесспорный ответ: Фредерик Дар, пишущий под псевдонимом и от имени комиссара Сан-Антонио. Его читает не только вся страна от лавочника до интеллектуала, от сторожа до депутата парламента, но и Италия, Испания, Квебек (Французская Канада) и бывшие колонии, где французский является государственным языком. С 1950 года им опубликовано около двухсот книг, которые изданы десятками миллионов экземпляров, уже вышло двадцать пять томов собрания сочинений.

Секрет столь уникальной популярности не в том, про что пишет Сан-Антонио, а в том, как он это делает. "Его величество подписывается на минуту тишины, слышно, как ворочаются мысли в огромной полости его пустого мозга", "Ее католицизм лезет изо всех пор, особенно в эту пору каудильо Франко" – это Сан-Антонио. "Окна темны, как планы садиста", "Я набрасываюсь на нее, как духовенство на еретика" – это тоже Сан-Антонио. "За стеклом в неистовом полыхании пламенеющей листвы угасал день (если вы любите такой стиль, напишите мне, приложив марку для ответа, я вам вышлю несколько ящиков этого добра с краном для воды") – и это Сан-Антонио.

Юмор, гротеск, пародия. Но и загадка, тайна, острый сюжет. Каждый найдет себе главу по вкусу – от вульгарного примитивного юмора до тонкой и сложной игры словами. Пародия на классическую и бульварную литературу, на языковые изыски и эксперименты и даже на самого себя, пишущего подобные опусы, создавая при этом свой собственный неповторимый стиль и язык, насыщенный каламбурами и "сан-антонизмами".

Все это для того, чтобы показать "всеобщий идиотизм, глупость, эгоизм, равнодушие", царящие в окружающем мире. "Люди, которых я описываю в моих книгах, ужасны потому, что все люди таковы. Все мы по-своему ужасны", – говорит Сан-Антонио. Перефразируя одного из его героев, можно заметить, что с живыми людьми иметь дело трудно и противно; с мертвыми легче: они не кусаются.

"Вы же меня знаете?" – любимая фраза Сан-Антонио, которую он сделал названием одного из своих романов. Надеюсь, что прочтя эту книгу, вы ответите утвердительно на этот вопрос.

Л. Савров

– Можно войти?

И морда Пино просовывается в приоткрытую дверь.

– Можно! – говорю я, радуясь виду милого ископаемого.

Он, стало быть, входит в сопровождении некоего маленького типа, настолько анонимного вида, что я с удивлением узнаю, что у него есть фамилия и даже имя: Жерар Фуасса.

Никогда еще Пино не появлялся на улицах Парижа столь нарядным.

– Слушай, Шерлок, дела у тебя вроде идут! – восклицаю я.

Он делает мне большие глаза, упражнение довольно трудное для него, учитывая тяжесть его век. Из этого я заключаю, что безликий персонаж, сопровождающий его, является действительно одним из его клиентов. И мысленно едва сдерживаю смех.

Пинюш одет в абсолютно новый костюм с головы до пят. Превосходная антрацитовая ткань в широкую белую полоску. Можно подумать, что старый хрыч сидит за решеткой. На нем чистая белая рубашка, новый черный галстук, а штиблеты скрипят, как галеты во рту столетнего долгожителя. Прямо модная гравюра! Он аккуратненько держит в руке шляпу вроде как у месье Марселя Ашара (заочного члена Академии), то есть его "прикрой бестолковку" похожа больше на коровью лепешку, чем на головной убор.

– А погодка-то какова! – восклицаю я, чтобы развеять возникшую неловкость.

Пинюш холит и лелеет своего клиента. Он предлагает ему лучший стул моей бюрологи, возвращаясь к привычкам былых времен.

– Мы пришли за сугубо конфиденциальной и частной консультацией, – мурлычет он мне, становясь похожим на судейского двадцатых годов.

И указывая на незнакомца:

– Господин Фуасса – один из многочисленных клиентов моего агентства. Он пришел ко мне, ибо постеснялся беспокоить полицию по личному делу.

Пинюш качает головой брахицефала, посаженной на спиральную пружину.

– Я сразу же начал расследование, но должен признать, что, несмотря на весь мой опыт, профессионализм и способности, которые тебе не безызвестны, успешным оно не стало.

Уф! Он выложил самое главное. Я чувствую, мой Пинюшок унижен поражением.

– Излагай! – говорю я, принимая королевскую позу. Но Пино, которого Господь действительно снабдил столькими достоинствами (хватило бы и одного!), начисто лишен лаконичности. Слушать его резюме – это как стоять в хвосте очереди на благотворительный обед.

– Перед невозможностью, в которой я нахожусь, чтобы распутать этот клубок противоречий, где по поводу коих...

– Давай твой клубок, я использую его для вязания на досуге! – обрываю я.

Он выдает такой жалобный взгляд, что зарыдала бы юная дева семидесяти четырех лет.

Затем он вытаскивает из кармана огрызок сигары, который и зажигает, набрасываясь на него, как изголодавшийся теленок на материнское вымя.

– Если хотите, – предлагает господин Фуасса, – я могу рассказать о моем приключении.

Я оцениваю его взглядом ученого. Это маленький человечек пятидесятилетнего возраста, с лысой черепушкой, припомаживающий остатки волосенок, чтобы их не потерять. У него удлиненное лицо, выдающийся вперед и загнутый кверху подбородок, нос формы вишни, вставные зубы не его размера, усы другой эры, большие уши, поблекший взгляд, надбровная арка, выступающая, как у некоторых приматов, и шрам на лбу, напоминающий о закате солнца на Красном море. Социально я поместил бы его в ранг скромных и осторожных рантье. Носит повседневную одежду, что же касается ума, то двери Академии не распахнутся перед ним никогда.

– Вот именно, – соглашаюсь я, – расскажите.

– Все началось в прошлом месяце. Однажды утром почтальон принес пакет... Я был заинтригован, потому что на нем не оказалось обратного адреса, к тому же я ничего ниоткуда не ожидал.

Фантазер Сан-А тут же бродит по тропе предположений. Что мог содержать замечательный пакет, чтобы эти господа впали в подобные эмоции? Человеческие останки? Кобальтовую бомбу? Свернувшуюся кобру? Развернувшуюся кобру? Или медальон с изображением Мишеля Симона[1]?

Пока Фуасса держал паузу, П-Инюш воспользовался этим, чтобы подхватить эстафету.

– Догадайся-ка, что было в этой посылке, Сан-А! Но прежде чем я начинаю опустошать сосуд моих гипотез, ископаемое освобождает меня от трудов:

– Два миллиона! – говорит он.

– Два миллиона чего?

– Франков, – блеет дружок Фуасса. И скромно уточняет:

– Старых! В банкнотах по десять тысяч! Последовавшая за этой фразой тишина переводит мое изумление гораздо лучше, чем переводчик для глухонемых.

– Постойте, постойте, – говорю я. – Если я правильно понял, вы получили два миллиона франков в конверте, адресованном на ваше имя?

– Именно. И это еще не все!

– Как это?

– Каждую неделю я точно так же получаю два миллиона. Сейчас их у меня четырнадцать.

Снова тишина.

"Это уж слишком!" – как сказала больничная нянька, обслуживающая мужской туалет.

Пинюш булькает вегетарианским смешком.

• 1/27
• Следующая