Дарю веснушки - Млодик Аркадий Маркович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/20
• Следующая

— Что ты за ребёнок?! — возмутилась она.

— Оставь его, Оля! — поспешил мне на помощь папа. — Пусть Илья подкрепится сливками.

Вообще-то я сбитые сливки люблю, пожалуй, ещё больше, чем мороженое. Бабушка их только на праздники готовит. Здорово делает! Вот я и решил, что после борща стоит рискнуть. Но... не смог.

Мама и папа забеспокоились. Бабушка испугалась.

А милиционер нисколько не испугался. Он спокойно спросил меня:

— Признайся, Ильюша, много ты мороженого сегодня отхватил?

Я по правде ответил:

— Два блюдца.

— Это сколько же? Граммов по двести?

— Пожалуй...

— И тебя не затошнило? — засмеялся милиционер.

— Чуточку, — сознался я. — Когда за какао с пирожными принялся...

Больше я ничего не мог сказать, потому что мне жутко как стало нехорошо. Думал — умираю. Мама закричала:

— Надо спасать ребёнка!

Все зашумели, забегали. Тогда уж и милиционер перепугался. Сразу вызвал «скорую помощь». А бабушка уложила меня в постель.

«Скорая помощь» приехала. Я боялся, что она увезёт меня в больницу. И когда к моей кровати подошёл старенький доктор, притворился, будто совсем не умираю.

Доктор надел очки и велел мне показать язык. Потом наклонился и, пощекотав мой живот седой бородкой, помял его. После этого я ему ещё раз высунул язык.

— Так, так, — сказал он. — Ну-ка, мой милый, поведай нам без утайки, чем ты лакомился сегодня.

Я повторил ему всё то, что у меня уже выпытал милиционер. Доктор поинтересовался, сколько стаканов воды я выпил, и похвалил меня. — Так, так, — снова произнёс он. Потом пообещал, что проживу весь будущий век. Но ложечка касторки мне не помешает. Безобидное, древнейшее лекарство. И во всяком случае — не горькое.

Бабушка тотчас принесла из своей секретной аптечки бутылочку касторки и подала её доктору. Он вынул пробку и лизнул её, вкусно причмокнув. В конце концов он так разохотился, что налил в столовую ложку не одну, а две чайных ложечки касторки.

Прежде мне никогда не приходилось её пробовать. Но раз она не горькая и доктор ею так восхищается... Я сопротивляться не стал. Послушно открыл рот. И чуть не задохнулся... Никакое это не безобидное лекарство. А самая-пресамая отвратительная гадость.

И почему это у взрослых привычка хитрить? Тот же доктор. Сказал бы прямо — мерзостное лекарство. Что я — трус? Не выпил бы его? Не сразу, но одолел бы. Я так разобиделся на доктора, что больше смотреть на него не захотел.

Доктор же, хоть и сказал «молодец», на самом деле ни капельки меня не пожалел. Посмеялся и посоветовал больше не объедаться, чаще вспоминать про совесть и не подводить себя, тем более — родителей.

Я ему ничего в ответ не сказал. Нарочно я никого не подвожу. А совесть у меня есть. Только она, как Лида говорит, часто юлит. Легкомысленная! Обо всём этом я подумал и тут же про себя поклялся воспитать свою совесть.

Родители это поняли. Когда ушёл доктор, ни о чём меня больше не спрашивали.

Я лежал и думал только об одном: что не сумел побывать на представлении в цирке. Кирилл Яковлев подумает, что я расхотел быть его сыном. Кончится ли когда-нибудь моё невезение?!

В комнату вошла бабушка. Наклонилась ко мне.

— Уже поздно, — прошептала она. — Ты засни, детка. Утром будешь здоровенький!

Что, если бабушке всё рассказать?.. Бабушка — верный человек. Она всё поймёт. Но сказать ей я ничего не успел, потому что явился мой друг — милиционер.

Он отдал мне честь. И, вручая голубой конверт, сказал:

— Вот тебе, Илья Ильюшин, письмо от знаменитого клоуна Кирилла Яковлева. Мне удалось повидаться с ним.

Я хотел встать, чтобы тоже отдать честь. Но милиционер не позволил:

— Лежи, лежи! По уставу больной имеет право не вставать перед старшим. Ты лучше прочти, что написал тебе Кирилл Фёдорович.

Я вынул письмо из конверта и прочёл его вслух:

— «Славный мой дружище Илья! Узнал, что у тебя неприятности. Рад, что ты мужественно справился с ними. Что касается мороженого, то это и моя вина. Перестарался. Передай родителям мои извинения. Не огорчайся, что не попал на представление. Мы скоро к вам приедем. Будем выступать на утренниках. Приглашаю тебя и твоих родителей на любой мой спектакль. Помни о нашем уговоре. Жди от меня известий. С клоунским приветом. Кирилл Яковлев».

Милиционер стал прощаться. Тогда я спохватился, что ещё не поблагодарил его. И повторил слова папы:

— Спасибо вам, товарищ милиционер!

— Служу Советскому Союзу!—откозырял он мне. — Служу юным друзьям милиции.

Я видел, как бабушка платочком вытирает глаза. И я подумал: «Может, нарушить мне мои клятвы? Расскажу родителям про свой секрет». Но в комнату вошёл папа и приказал:

— Немедленно спать! — и выключил свет.

Утром проснулся от подозрительной тишины. Обычно, когда мама с папой спешат на работу, шума хватает. Да и бабушка всегда воркует над ухом и тормошит меня.

А сегодня прислушиваюсь — ни звука! Значит, рано. Мне же спать не хочется.

Почмокал губами и даже покрутил языком во рту.

Ничего противного не почувствовал. Вроде меня и не заправляли касторкой. Но я-то уж её, проклятую, никогда не забуду.

Вынул из-под подушки письмо клоуна. Прочёл ещё раз.

На какой это он уговор намекает? Конечно, на то, чтобы я про кино не хвастался. А я вчера чуть было не рассказал об этом раньше времени. Может, клоун о дисциплине и отметках напоминает? . .

Всё равно, решаю, придётся над силой воли ещё поработать.

Видно, я про силу воли вслух произнёс. Потому что сразу стало в квартире шумно. Оказалось совсем не рано. Все давно уже встали.

— Ну-с, герой, как дела?—спросил папа.

— Отлично. В школу пойду.

— Так я тебя и пущу!—вмешалась мама. — Что-то неспроста ты в школу вдруг рвёшься... Опять что-нибудь надумал!

— Ай-ай! — заволновалась бабушка. — Как же ты, голубчик, пойдёшь? Ведь не поправился! Надо врача позвать.

А папа сказал:

— Раз он считает, что у него всё отлично, пусть идёт.

— Ни за что на свете! — возразила мама.

— Пора ему наконец научиться отвечать за себя! — твёрдо сказал папа.

Спорить им было некогда.

— Посмотрим, к чему приведут твои поблажки! — вздохнула мама.

И убежала на работу. Папа — тоже.

Бабушка осталась со мной. Мне всегда её жалко, когда она волнуется.

Чтобы её успокоить и доказать, что я совершенно здоров, перекувырнулся на кровати. Затем вскочил и перепрыгнул через стул.

Бабушка сначала испугалась, потом засмеялась.

— Ну и озорник! Будь по-твоему, баловень. Одевайся уж. Пойду завтрак готовить.

Когда бабушка смеётся — всегда меня слушается.

— Бабуля! — закричал я ей вдогонку. — Давай всё, что есть. Очень голоден!

Когда я оделся, умылся и вышел на кухню, на столе стояли овсяная каша, кисель, чай и сухарики. С таким пустяком справился вмиг. Чувствую, вроде и не ел.

— Бабушка, бабусенька, ну чего ты хихикаешь?— спросил. — Я же есть хочу. А ты мне, как малышу, — кашку! Ты мне хоть вчерашние сосиски дай!

— Ваське отдала, — оправдывается она. — Прописал бы тебе доктор касторку на каждый день, не стал бы капризничать: «Этого не ем, того не хочу!»

— Обманул меня твой доктор. Не знаешь, как ему удалось сделать вид, что она вкусная?

— Не иначе, как он сухую пробку лизал. «Надо будет опыт перенять! — подумал я.—

Теперь, когда с кем-нибудь спорить буду, то только на касторочку. Да и клятвы тоже на ней заставлю давать».

— Ну как, насытился?—спросила меня бабушка.

— Во! — похлопал я себя по животу.

На самом деле я справился бы ещё с пятью завтраками. Но я спешил. И пока бабушка возилась с кастрюлями, я проник в её комнату и взял из аптечки бутылочку с касторкой.

• Предыдущая
• 10/20
• Следующая