Низшая раса - Калашников Максим - Страница 53

Однако, читатель, вернёмся к опасному аграрному вопросу…

Немного перенесёмся во времени. 1920 год. Основная часть Гражданской войны позади, бои идут только на Дальнем Востоке (до 1922 г.) Сельское хозяйство в тяжелейшем кризисе. Первая мировая и Гражданская уничтожили около 10 миллионов крестьян. Из 32 миллионов лошадей, что были в империи в 1914 году, шестью годами позже остались только 18 миллионов. Остальные коньки пали от голода, погибли на войне, были угнаны из страны. Назревал настоящий голодный кризис: кризис нехватки лошадей для обработки земли. Как пишет в статье "Второй план ГОЭЛРО" Леонид Евсеев ("Техника – молодёжи", 1975 г., No 12), восполнить утраченный конский состав было нечем: естественным путём для этого требовались десятки лет. Да и жеребцов (всего 55 тыс.) для этого не хватало. Закупить лошадок на Западе? Тоже не получалось: в США и Европе война сильно сократила их поголовье.

Оставался только один путь выживания нашей страны – её массовая тракторизация.

Самое интересное, что об этом думали ещё в 1913 году. Тогда при Всероссийской сельскохозяйственной палате создали особую комиссию профессора В. Батюшкова. Она работала в закрытом режиме вместе с военными. И те предложили вполне социалистический вариант. Тракторы должны в мирное время работать на селе, а в случае войны – их мобилизуют в армию, на роль пушечных тягачей. Но для того чтобы крестьяне могли покупать и использовать тракторы, их военные предложили объединить в некие предтечи колхозов – в товарищества по механизированной обработке земли.

Как видите, идеи – предвестники коллективизации аграрной сферы рождались уже на закате царской России, в головах военно-стратегических умников. Естественно – тракторам просто не развернуться на маленьких индивидуальных наделах-полосках. Для работы на земле пришлось бы убрать межевые полосы – и пахать-боронить рационально, на объединённых площадях. Это лишний раз подтверждает наш тезис о том, что и царской России, подави она революцию, всё равно пришлось бы жёсткой рукой проводить свой вариант коллективизации/укрупнения крестьянских хозяйств. С неизбежным удалением излишка рабочих рук из сёл в города. В крупных же поместьях тракторы применялись органично – там ничего укрупнять не приходилось. Но всё равно России после Первой мировой понадобился бы фашизм, чтобы воплотить такую программу.

По иронии судьбы программа царских военных умников начала воплощаться в СССР. На знаменитой сельскохозяйственной выставке 1923 года в Москве машинное товарищество 29 крестьянских хозяйств Гжатского уезда первым в стране купило трактор – за 225 червонцев.

Красные использовали ту выставку по полной программе. Они пропагандировали будущее, электрическо-механизированное село среди крестьян, привезённых в Москву на выставку. До того момента для многих из крестьян вершиной техники были паровоз и железная дорога. А тут им показывали образцовые совхоз и коммуну: электрифицированную ферму, электрическую лесопилку, электрическую колку дров и механическое производство корма для скота. Им показали реальных коров из коммуны "Луч-1", которые давали надои в 4 тысячи пудов на корову в год, тогда как в среднем крестьянские бурёнки обеспечивали не более семидесяти пяти пудов.

Как видите, красные создавали для масс реальный, осязаемый образ грядущего. Создавали "острова будущего", как мы выразились бы сегодня – очаги инновационного развития. Всё познаётся в сравнении. Сегодняшние кремлёвские балаболки, эта очередная низшая раса мародёров, всё время твердит об "инновационном развитии". Вы можете назвать хотя бы один реальный "остров будущего" в нынешней РФ? Хотя бы один успешный инновационный проект большого масштаба, воплощённый под эгидой бело-сине-красного государства? А устраиваемые нынешними низшерасовиками выставки – сплошная показуха…

Ведь в рамках прежнего дворянско-капиталистического строя тракторизация в массовых масштабах после Первой мировой была невозможна. Если помещики и казаки ещё могли сами покупать машины, то крестьяне густонаселённого Нечерноземья, даже объединившись в товарищества, были для этого слишком бедны. Стало быть, нужно было давать им тракторы за счёт государства, за счёт его льготных кредитов. А где государство могло взять деньги в рамках рыночной экономики? Да только за счёт мобилизации доходов от хлебного экспорта (и экспорта нефти Баку, например). Но для этого объективно требовалось отобрать у помещиков доходы от вывоза зерна: ведь они, как мы знаем, львиную долю их проматывали на закупки роскоши и на жизнь за границей. Потребовалась бы национализация внешней торговли, национализация экспорта нефти, леса, пушнины – да всего! В результате пришлось бы всё равно строить социализм – только не под Красной звездой, а под двуглавым орлом. Пришлось бы давить сопротивление этому курсу: и крестьянское, и дворянское, и капиталистическое. Ну, был бы у нас тогда не НКВД, а ОСВАГ какой-нибудь. Ведь если всё на самотёк пустить, то все тракторы сосредоточились бы на Юге, ещё больше отрывая его от остальной страны.

Однако царская Россия лопнула изнутри, взорвалась революцией. И вот настал 1920-й. Тягловой скотины не хватает, промышленность – в разрухе. Нет больше золотого запаса: его растренькали соединёнными усилиями и красные, и белые. Крупные поместья из политических соображений – нужно было прекратить войну с крестьянами – разделили. В результате товарность села упала. Промышленность не может дать селу достаточно товаров в обмен на зерно, да и самого товарного зерна становится всё меньше. В итоге продуктовые карточки, отменённые в 1921 году, пришлось снова вводить в 1927-м. Стране нужна валюта для строительства новой индустрии, дать её может только вывоз зерна (у СССР 1920-х ещё нет ни газа Ямала, ни нефти Тюмени). А зерна не хватает.

То есть страна снова покатилась к грани голода, к войне между городом и деревней, к новой "гражданке". И теперь у красных не было выбора: нужно было срочно проводить жестокую коллективизацию ради быстрейшей механизации села, ради строительства промышленности.

Советская власть взялась за дело. Ещё в 1918-м Ленин встречается с царским организатором тракторного производства Яковом Маминым. В 1922-м при Госплане создаётся Тракторная комиссия, продолжающая дело царской комиссии Батюшкова. В отличие от нынешней РФ, делающей ставку на импорт всего и вся, тогда наши посчитали: для закупки нужного числа машин требуется 600 миллионов золотых рублей, а для закупки оборудования для их производства – 25 миллионов. Значит, будем делать сами! Для начала будем копировать американский "Фордзон", но параллельно – профинансируем отечественных конструкторов – Мамина и братьев Котляренко. Так, чтобы они могли создать наши, самобытные трактора. Чтобы мы не зависели технологически от Запада в будущем. Начали подготовку кадров технических специалистов и механизаторов. Придумали рациональный способ использования техники: не распылять её по отдельным хозяйствам, а свести её в МТС – машинно-тракторные станции, где каждый трактор будет использоваться с максимальной отдачей. Первые же опыты показали, что в МТС машины работают вчетверо интенсивнее, чем в фермерских хозяйствах США. (МТС упразднит, распылив технику по хозяйствам, урод Хрущёв.)

В 1926 году правительство решает строить Харьковский тракторный, а в 1929-м – Челябинский тракторный завод. Затем развернули строительство завода в Сталинграде. О, как на Западе ржали: эти русские лапотники не смогут освоить конвейерное производство, как на заводах Форда или Германии. А вот взяли – и освоили! И с 1932-го прекратили импорт тракторов. Вскоре выпустили уже не заимствованный, а свой трактор – СТЗ-НАТИ.