Мир Трех Лун - Орловский Гай Юлий - Страница 49

• Предыдущая
• 49/73
• Следующая

— Бесподобный, — поправил он.

— Бесподобный, — согласился я, — да, это выше! Как я мог так ошибиться? Все равно что сравнить плотника со столяром!

— Он жил триста циклов тому, — ответило существо, — но с тех пор никто… Ты великий чародей?

— Никакой я не чародей, — ответил я печально. — Я Золушка, меня послали нарвать тут травы. Синюшки. Но только она не синяя и не совсем трава, а не знаю что. Может быть, какой-то гриб?.. Или мох? Но тут так красиво, что я не утерпел и лег полежать, полюбоваться… Счастливые вы! В таком замечательном месте живете!.. А какие тут совы, летучие мыши, какие громадные пауки… Это же счастье жить в таком удивительном месте!

Я осторожно приподнялся и сел, опираясь о землю обеими руками. Он подтвердил тихим голосом:

— Да, у нас прекрасно… Когда-то и люди это понимали, но такое было давно, когда они только-только появились…

Рядом с первым наконец-то поднялась голова второго существа, я инстинктивно понял, что это самочка, очень уж правильное женское поведение.

Ее тоненький голосок пропищал:

— Мы не знаем, что ты называешь синей. Но догадываюсь, именно за этой травой уже приходили из вашего мира.

Я сказал торопливо:

— Ладно-ладно, не буду интересоваться, куда они делись. Вроде бы что-то белело в траве, как бы скелеты… Не родственники, я вообще тут мимо шел. Где эта трава? Мне хотя бы стебелек, пусть и самый маленький. Это ж доказательство, что был здесь, в нашей религии это важно. Быть, а не казаться! Тут же побегу обратно. Даже оглядываться не буду. И про вас никому даже не хрюкну. В лесах да под мостами, как учит история, всегда самые красивые, честные и демократичные…

Существо пропищало очень строго и торжественно:

— По великому завету великого Угагула всякий, кто сорвет хоть одну травинку в нашем лесу, погибнет от незримой руки самого Леса.

— Ой, — сказал я. — Дважды великий… Тогда да, это серьезно. А как же…

Оно хмыкнуло злорадно:

— А никак.

Старшее, которое заговорило первым, посмотрело на меня задумчиво и встревоженно.

— Но ты видишь нас.

— Как свои пять пальцев, — заверил я, оторвал ладонь от земли и внимательно посмотрел на растопыренную пятерную, так, на всякий случай, вдруг там не пять, а пятерней называется чисто исторически, — ясно и стереоскопично вижу! Даже зрю. Вам это подходит больше, вы такие красивые!

— В тебе есть нечто от нас, — договорил он. — Потому разрешим тебе вернуться… Правда, без растущей здесь травы.

Я охнул, с трудом и очень медленно поднялся, чтобы их не пугать, ухватился за тоненькое деревцо.

— Но хоть пучок… Пучочек? Пучоченечек?.. Ну травинку? Чтоб надо мной не смеялись… Как вы можете допустить, чтобы над вашим почти собратом глумились? Это же камень и в ваш огород!.. Ах, у вас нет огородов?.. Ну тогда в Священный Дуб!.. Не дуб? Странно, у нас именно дубы всем правят, а выше всех дубов Священный Дуб, Хранитель Всех Традиций, уже ничего не помнит и не понимает, настолько старый, а это почитаемо.

Все слушали с потрясенным вниманием, старшее сказало, понизив голос:

— Да, у наших предков, о которых почти не осталось легенд, был Священный Дуб, но наше племя сотни тысяч лет тому откололось и взяло тотемом ясень…

— У вас ясень? — обрадовался я. — Это же великолепно! У нас, если что, посылают спросить у ясеня. А самых умных вообще шлют дремучим лесом.

Они переглянулись, старший сказал веско:

— Всякий, как я тебе уже сказал, кто сорвет ночницу, вы ее зовете синей травой, умрет.

— Ой, — сказал я, — а так, чтобы не умереть? Ну пусть там зуб поболит или нога… нет, ногу не надо, хромать буду, а вот зуб уже болел, просто жуть какая! На стенку лез. Без лестницы! Врагу не пожелаю, как говорится в народе, хотя на самом деле врагу чего я только не желал и желать буду, хотя и гуманист по воспитанию, нас воспитывать надо, по природе мы еще как не совсем гуманисты…

— Нельзя, — отрезал он с сочувствием.

— Только смерть?

— И нелегкая, — сообщил он.

— Ой…

— Только смерть, — повторил он. — С другой стороны, три луны дали тебе возможность видеть нас. И ты не враг…

— Да я вас люблю, — сказал я истово, — хоть странною любовью… Дайте я вас прижму и расцелую!

Они переглянулись, старшее существо повторило в мучительных колебаниях:

— Если сорвешь — умрешь. Но, раз видишь нас, ты человек очень непростой… Агабелла!.. Принеси для этого…

Он произнес непонятное слово, надеюсь, не ругательство, хотя кто этих существ знает, больно одухотворенные, эльфы рядом с ними — питекантропы, второе метнулось в темноту, а через минуту вынырнуло оттуда с одной-единственной веточкой, как будто сорвали у крыжовника.

— Вот, — сказало оно, ничуть не запыхавшись, словно носилось не в дальние места, потом еще и на гору, а сбегало к соседнему дереву. — Как ты и просил, всего один стебель. Хотя не понимаю, почему запрещено брать больше, у нас этого видимо-невидимо.

— Сие тайна великая есть, — сообщил я с запоздалым сожалением. — Есть много определений, но по-простому зовется человеческой дурью. Ребята, люди вообще-то дурные… а вы даже с виду такие одухотворенные, такие одухотворенные! И какие же вы замечательные!.. Я тут нервничаю, вы уж простите. Чувствительный я больно. Мне бы в музыканты… Я музыкальная натура, у меня абсолютный слух! Когда зовут жрать, слышу откуда угодно и всегда прибегаю первым. Потому что деликатный. Нехорошо людей заставлять ждать. И сжираю всегда все, чтобы показать, как было вкусно. А вы вообще-то хто?

Второй, который самочка, ответил красивым звонким голосом:

— Мы альвы.

— А-а-а, — сказал я понимающе и авторитетно, — эльфы… Слышал-слышал. И видел. Даже видывал!

Первый в изумлении покачал головой:

— Ты не расслышал? Мы — альвы!..

— А разве альвы не эльфы? — спросил я. — Вы же в лесу!

— В лесу и волки, — ответил он, — и зайцы. Они тоже эльфы?

— Нет, — ответил я, — но волки не разговаривают, а вы вроде говорящие. Да и зачем все усложнять? Есть эльфы и гномы — этого достаточно.

Он вскрикнул рассерженно:

— Для чего?

— Для вящей картины мира, — объяснил я степенно. — Когда много — это слишком. Перегруз. Пестрота. Ум человеческий не в состоянии удержать так много элементов. Мы, как и куры, лучше всего считаем до трех. Эльфы, гномы и люди… Три богатыря, три мушкетера, три солдата Киплинга, трое из Леса, зачем что-то еще? Даже три стороны света!

— Эльфы, гномы, альвы, — сказал он, передразнивая, — зачем что-то еще? Но вы все-таки существуете!..

Я почесал голову, чувствуя себя все увереннее и чуть странновато, словно выпил пару больших стаканов хорошего легкого вина.

— Ладно, убедил. Мы существуем. И вы существуете. Хотя нужно потрогать, чтобы убедиться. Я лично из племени тех, кто пока не помацает… Можно вон второго потрогаю? Оно такое трогательное…

Второй альв сказал оскорбленно:

— Еще чего! Меня еще никто не трогал!..

Первый альв сказал с сомнением:

— Если ты не маг, то как нас видишь? Так не бывает. Даже простые маги нас не зрят, а только особенные…

— Я и есть особенный, — заявил я гордо, — хоть и не маг. Особенный не маг. Я как бы живая легенда!..

Он переспросил:

— Ожившая?

Я помотал головой:

— Нет, ожившей быть не хочу. Это что-то вроде зомби, а я зомбей на дух не переношу. Я новая неумирающая легенда. Вы таких еще не видели!

Первый альф сказал с горделивым пренебрежением:

— Людей мы видим часто, это они нас не зрят в упор. Вы же часто вламываетесь в лес рубить деревья, собирать сучья или гоняться за оленями. Мы многое знаем о вас. И язык ваш, и обычаи…

— Это еще не все люди, — заверил я. — Лесорубы и охотники… это вообще не люди, а… так, видимость. Люди в городах, там у них то, что делает нас людьми. У вас как насчет городов?

Он покачал головой:

— Что это?

— Скопление домов, — сообщил я, — где живут многие тысячи человек в тесноте и обиде. Так принято.

• Предыдущая
• 49/73
• Следующая