Кощеевы земли - Самсонов Александр - Страница 52

• Предыдущая
• 52/92
• Следующая

Филипп поперхнулся и без запинки оттарабанил:

– В лесу чужаки появились, но не люди. Сдается мне, что это оборотни или того хуже. Видел у озер странные следы. Не волчьи, не медвежьи, я вообще первый раз такие увидал. Лосей покрошили хорошо. Лежат останки нескольких. Попробовал выследить, но все без толку. Да и страшновато последнее время стало. От собаки тоже подмоги мало – боится со двора выходить. Я и сам на ночь домой не поеду, у Насты переночую, а утром обратно. Только вот медвежьих капканов у егеря наберу.

Аким насторожился. Если лесной житель говорит, что ему страшно, то, значит, и в самом деле в дальних лесах случилось нечто серьезное. В умении Филиппа в одиночку справляться с любыми трудностями у старейшины сомнений не было. Не возникало в памяти ни одного случая, когда упрямый лесной затворник просил о помощи. В том, что это именно просьба о помощи, а не просто рассказ о возникших трудностях, Аким был уверен на все сто.

– Значит, так, – глядя на немного поникшего Филиппа, сказал он, – заночуешь у своих родичей, а завтра вместе с егерями поедем к тебе, заодно подарок получишь. Только никому пока не говори, о чем мы с тобой здесь разговаривали. Поедем на машине, так что можешь приготовить все, что хочешь отвезти на хутор, не дожидаясь следующего приезда.

– Спасибо! – просиял взбодрившийся Филипп. – Я всем буду говорить, что приехал просить транспорт для перевозки кое-каких тяжелых вещей.

– Вот и ладненько. – Старейшина проводил его до дверей. – А теперь – до завтра.

Рассказ добровольного отшельника не стал для Акима неожиданностью. В последнее время слишком много необъяснимого стало происходить в окрестностях деревни. Создавалось впечатление, что вокруг Ламбушки завязывается такой сложный узел, который необходимо разрубить быстро и умело. Сделать же это Акиму пока не представлялось возможным. Сначала требовалось выяснить причину, приведшую к такой ситуации. А сведений для решительных действий не хватало. Что-то важное постоянно ускользало из логических выводов старейшины. Из вроде бы обширной информации о реально произошедшем никак не получалось выявить главное. Не мог, по мнению Басанова, причиной всех неприятностей являться Ключ. Да, он играл определенную роль в случившемся, но ведь не такую. А может, и в самом деле вся загвоздка в Ключе?..

Несколько раз Аким порывался встретиться с Лесным Хозяином и у него узнать то, что не поддавалось человеческому разумению, но каждый раз что-нибудь мешало. Накануне он снова попытался найти Кощея. В течение нескольких часов проторчал на только им двоим известном месте, но все без толку. Создавалось впечатление, что у Лесного Хозяина тоже возникли проблемы. Придется, как и раньше, рассчитывать только на свои силы. С такой мыслью Басанов отправился спать.

Подготовка к отъезду на дальний хутор заняла все Утро. С собой старейшина решил взять Силантия и выздоровевшего Веньку. Опытные лесовики могли пригодиться всегда, тем более учитывая тревожное сообщение Филиппа.

Маленькие полканы, почувствовав предстоящие изменения, умело для своего возраста попрятались среди разбросанных по подвалу вещей и не отзывались на призывный голос хозяина. Только после того как Мироновна пожертвовала кусок сладкого пирога, Аким посадил ошалевших от щедрого угощения щенков в мешок.

С деревней хутор соединяла лесная дорога. Проложенная сразу после войны, она вела на заброшенные карьеры. Несколько лет пленные немцы добывали там камень для строительных нужд возрождающихся из развалин городов. Затем оказалось, что камень можно добывать и поближе к стройкам, да и немцы, по всей видимости, закончились. Очередных «врагов народа» также стало не хватать для непродуктивной работы. Карьеры забросили, а оставленные бараки и проволочные заборы быстренько разобрали жители соседних деревень на хозяйственные нужды. Единственный оставшийся дом заняли под сторожку ламбушские егеря и лесничие. Затем там поселился Филипп.

Спустя полвека ничто не напоминало о былых днях. Карьеры превратились в живописные озера, лагерь зарос молодыми деревьями, а выходящий окнами на широкий ручей дом совершенно не напоминал казенную постройку. Почти полностью перестроенный с учетом местного климата, он больше напоминал маленькую крепость. Высокий металлический забор из аэродромных покрытий с трех сторон охватывал обширный двор с огородами и сараями, стоящими отдельно от жилой избы. Со стороны ручья Филипп протянул мелкоячеистую сетку-рабицу, прихватив при этом и часть самого ручья. Обшитая толстыми крашеными досками изба гляделась пряничным домиком на фоне летней природы.

– Смотрю, ты уже здесь обжился настоящим хозяином, – похвалил Аким, оглядывая двор.

Отшельник радостно заулыбался и бросился показывать остальное хозяйство. Венька сразу охладил его пыл, заметив вполголоса, что гостей приглашают в дом, а не водят по сараям и огородам. Спохватившись, Филипп пригласил всех войти. Высокий черный волкодав настороженно встретил гостей на ступенях крыльца.

– А я-то все думаю, на кого ты дом во время отъездов оставляешь, – пошутил Силантий, осторожно обходя собаку. – С таким сторожем чужаки не страшны.

– Главный помощник, – с гордостью ответил Филипп, – очень умный пес. Если бы приехали без меня, то и близко бы не подпустил.

Внутреннее убранство дома поразило сельчан. Даже привычный ко всему Аким восхищенно присвистнул, разглядывая стены. Все свободное пространство занимали картины. Не мазня абстракциониста или подделки под лубочную старину. Яркие, сочные краски притягивали взгляд. Заключенные в красивые резные рамы странные пейзажи казались окнами, открывающимися в иные измерения. Привычные глазу лесные поляны, подернутые грустью пруды, заповедные места – все дышало естественной свежестью и поражало необычным ракурсом. Создавалось впечатление, что в какой-то миг взгляд преломляется, и вполне привычные вещи становятся необъяснимо другими. Точно выписанные детали искажались неуловимой игрой света и оптической плотностью воздуха.

Потрясенный Аким ходил от картины к картине и никак не мог оторваться от завораживающих изображений. Такого за свою долгую жизнь старейшина еще не видел. Сам автор со смущенным видом скромно стоял на пороге и молча наблюдал за сельчанами.

– Слышь, Филя, – прервал тишину Венька, – это же потрясающе! Неужели сам рисовал? Тебе в музей надо все это везти – пусть люди полюбуются, да и кучу бабок за красу такую отвалят. Куда там Пикассо и Ван Гогу криворуким до тебя!

Счастливо заулыбавшийся хозяин облегченно вздохнул и пригласил гостей в другую комнату. Сельчане осторожно, словно боясь спугнуть увиденную красоту, прошли следом. Помещение представляло собою одну объемную картину, разделенную только углами комнаты. Создавалось впечатление, что вошли в прохладный полумрак летнего леса. Холстами стали сами стены. Берег лесного озера, покрытое пышным мхом болото, поросшие кривыми соснами скалы и таинственная глубина глухого леса. На каждом изображении присутствовал образ прекрасной женщины. Он органически вписывался в нанесенный на стену пейзаж. Ее красивое обнаженное тело, запечатленное в движении, подчеркивало статичность природы.

Вглядевшись в черты лица изображенной женщины, Аким отметил неприятно поразившую его особенность' На всех стенах художник изобразил не человека. Разрез глаз, форма зрачков и очертание ушей явно указывали на принадлежность к чужой расе, да и некоторые анатомические подробности тоже не являлись характерными для homo sapiens. Обычному человеку такие особенности незаметны (что такого, если зрачки некруглые или кончики ушей немного заострены кверху?), только тот, кто всю свою жизнь общался с другими народами, может обратить на это внимание.

– Кого же ты здесь изобразил? – с интересом спросил Венька у терпеливо ожидающего критики Филиппа. – Мне такая красавица незнакома. Или это обобщенный образ?

– Зато мне знакома, – вмешался Аким, – во всяком случае, я догадываюсь, кто это.

• Предыдущая
• 52/92
• Следующая