За Маркса - Альтюссер Луи - Страница 59

Но вы можете и пересечь эту границу и проникнуть в область реальности, чтобы приняться за ее «серьезное изучение», как говорит Маркс в «Немецкой идеологии». И тогда сигнал сыграл свою практическую роль. Он остался в прежней области, в области, покинутой в силу самого факта перемещения. Теперь вы остались наедине с вашим реальным объектом, и вы вынуждены создавать необходимые и адекватные понятия, для того чтобы его помыслить, вынуждены признать, что прежние понятия и в особенности понятие реального человека или реального гуманизма не позволяют вам помыслить человеческую реальность, что для того, чтобы приблизиться к этому непосредственному, которое в действительности совсем не непосредственно, необходимо, как и всегда, когда дело идет о познании, совершить долгий обходной маневр. Вы отказались от прежней области, от прежних понятий. Теперь вы находитесь в новой области, знание о которой вам дают новые понятия. Это знак того, что действительно было изменено место, проблематика и что начинается новое приключение: приключение развивающейся науки.

Но разве мы обречены повторять один и тот же опыт? Реальный гуманизм сегодня может быть лозунгом отказа и программы, т. е. в лучшем случае практическим сигналом, отказом от абстрактного «гуманизма», который существовал лишь на словах, а не в реальности общественных установлений, — и указанием на то, что лежит за пределом, на некую реальность, которая все еще за пределом, которая еще не осуществлена в действительности, но существует лишь как надежда, может быть программой стремлений, которые хотят воплотить в жизнь. И что глубокий отказ и неподдельное желание, что нетерпеливое стремление справиться со все еще не преодоленными препятствиями по — своему влияют на содержание этого понятия реального — гуманизма, — все это совершенно ясно. Несомненно и то, что в каждую историческую эпоху люди на своем опыте должны узнавать истину, и совсем не случайно некоторые вновь идут по тому же «пути», который выбирали их предки и старшие братья. И если коммунисты принимают всерьез реальный смысл этого желания, те реальности, указанием на которые является это практическое понятие, то на это, безусловно, невозможно что — то возразить. Как и на то, что коммунисты как бы лавируют между все еще неуверенными, неотчетливыми и идеологическими формами, в которых выражается или это желание, или новый опыт, — и их собственными теоретическими понятиями, что они, когда необходимость в этом абсолютно доказана, создают новые теоретические понятия, адекватные радикальным преобразованиям практики нашего времени.

Но мы не должны забывать, что граница, отделяющая идеологию от научной теории, была пересечена Марксом уже 120 лет назад; что это великое предприятие и это великое открытие содержатся в трудах и вписаны в понятийную систему того знания, эффекты которого постепенно изменили облик мира и его историю. Мы не должны, мы не можем ни на мгновение отказаться от того, что дает нам это незаменимое приобретение, от его теоретических ресурсов, превосходящих своим богатством и возможностями даже то, чего они позволили достичь на сегодняшний день. Мы не должны забывать, что понимание того, что происходит сегодня в мире, как и политическое и идеологическое лавирование, необходимое для расширения и укрепления позиций социализма, возможны лишь в том случае, если мы сами остаемся на высоте того, что дал нам Маркс, и сохраняем в неприкосновенности эту во многом все еще неясную границу между наукой и идеологией. Мы можем помочь пересечь эту границу всем тем, кто к ней приближается, но лишь при том условии, что мы сами ее пересекли и вписали в наши понятия окончательный результат открывшейся нашему взору картины.

Для нас «реальное» — не теоретический лозунг; реальное — это реальный объект, существующий независимо от его познания, но определимый только с его помощью. В этом втором, теоретическом отношении реальное едино со средствами его познания, реальное — это познанная или подлежащая познанию структура, это сам объект марксистской теории, чьи очертания были определены великими теоретическими открытиями Маркса и Ленина, это гигантское и живое теоретическое поле, находящееся в постоянном развитии, в котором события человеческой истории отныне могут быть поставлены под контроль человеческой практики, поскольку они подчинены их понятийной власти, их познанию.

Только это я и хотел сказать, когда показывал, что реальный или социалистический гуманизм может быть объектом признания или недоразумения в зависимости от того статуса, который ему приписывают в теоретическом отношении; что он может служить практическим, идеологическим лозунгом в той мере, в какой он адаптирован к своей функции и не смешивается с совершенно другой функцией; что он никоим образом не может присваивать себе атрибуты теоретического понятия. Я хотел сказать и то, что этот лозунг неспособен прояснить самого себя, но может лишь указать, в каком, внешнем ему самому, месте царит ясность. Я хотел сказать, что непомерное расширение этого практического, идеологического понятия может привести к тому, что марксистская теория окажется ниже своих собственных стандартов; больше того, может препятствовать подлинной постановке, а значит, и подлинному решению проблем, на существование и настоятельность которых оно призвано по — своему указывать. Говоря проще, обращение к морали, глубоко укорененное во всякой гуманистической идеологии, может играть роль воображаемого решения реальных проблем. Как только эти проблемы познаны, они могут быть поставлены в точных терминах: это проблемы организации форм экономической, политической и индивидуальной жизни. Для того чтобы правильно поставить и реально разрешить эти проблемы, следует назвать их своими именами, именами научными. Лозунг гуманизма не имеет теоретической ценности, он имеет ценность практического указания: от него следует перейти к самим конкретным проблемам, т. е. к их познанию, для того чтобы произвести то историческое преобразование, необходимость которого помыслил Маркс. И мы должны следить за тем, чтобы в этом процессе ни одно слово, оправданное своей практической функцией, не присвоило себе функции теоретической, но чтобы, исполнив свою практическую функцию, оно тотчас же исчезло из поля теории.

Январь 1965 г.

К ЧИТАТЕЛЮ[114]

Я бы хотел кратко представить публике перевод моего текста «За Маркса», используя этот повод для нового рассмотрения философского содержания и идеологического значения этой небольшой книги.

Она была опубликована во Франции в 1965 году. Тем не менее только предисловие к ней («Сегодня») было написано в этом году. Все остальные тексты появились ранее, с 1960 по 1964 гг., в форме статей, публиковавшихся в печатных изданиях Французской коммунистической партии. Они были объединены в книге, сохранив ту форму, которую имели при написании, без каких — либо изменений или исправлений.

Для того чтобы понять эти эссе и вынести о них суждение, следует знать, что они были задуманы, написаны и опубликованы философом — коммунистом, причем в совершенно определенной идеологической и теоретической обстановке (conjoncture). Это значит, что эти тексты следует принимать такими, каковы они суть. Все они — философские эссе, первые этапы долговременного исследования, предварительные результаты, несомненно, требующие исправлений; это исследование касается специфической природы принципов науки и философии, основа которых была заложена Марксом. Тем не менее эти философское эссе не являются частью исследований, носящих спекулятивный или ученый характер. Они в то же время являются акциями (interventions), активно воздействующими на специфическую ситуацию.

I

Как видно из «Предисловия», эта ситуация — это прежде всего французская теоретическая и идеологическая ситуация, точнее говоря, — ситуация, существующая в коммунистической партии и во французской философии. Но за пределами собственно французской ситуации это также теоретическая и идеологическая ситуация, сложившаяся в международном рабочем движении.