Роковые решения вермахта - Цейтцлер Курт - Страница 19

• Предыдущая
• 19/74
• Следующая

Час «Ч» был назначен на 3 часа 30 минут 22 июня. К этому времени командующий группой армий «Центр» передвинулся со своим штабом в Варшаву. Штаб Клюге выехал из бывшей польской столицы и расположился к западу от Бреста. Штабы Гудериана и Гота находились близ демаркационной линии.

Оценивая дислокацию наших войск, Клюге заметил: «Наши боевые порядки не глубоки. Мы не располагаем такими мощными резервами, как во время войны на Западе. Чем дальше мы будем продвигаться на восток, тем шире будет наш фронт и тоньше линия наших наступающих войск. Поэтому очень важно, чтобы наши войска действовали компактно и не рассредоточивались, даже если будут возникать бреши между нами и соседними армиями».

Это была точная оценка обстановки. Территория Европейской России имела такую форму, что мы должны были наступать по коридору, вначале зажатому с двух сторон Черным и Балтийским морями, а затем всё время расширяющемуся по мере нашего продвижения на восток. Наш оперативный план заключался в следующем. Две танковые группы располагались на флангах двух полевых армий: группа Гудериана на правом фланге 4-й армии, в районе Бреста, группа Гота на левом фланге 9-й армии, западнее Сувалки. Эти танковые группы должны были прорвать оборону противника и с максимальной скоростью продвигаться на Минск, где эти гигантские клещи должны были замкнуться, окружив таким образом как можно больше русских войск. Пехотные корпуса 4-й и 9-й армий должны были осуществлять более или менее ограниченные обходные движения с целью уничтожения отдельных частей и соединений Красной Армии непосредственно на границе или вблизи от неё. Правый фланг, который и без того был надёжно прикрыт Припятскими болотами, должны были прикрывать небольшие силы. Таков был наш основной план боевых действий.

Напряжение в немецких войсках непрерывно нарастало. Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, всё было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи, когда вся артиллерия пехотных дивизий первого и второго эшелонов готова была открыть огонь, международный поезд Москва — Берлин беспрепятственно проследовал через Брест. Это был роковой момент.

Через три часа немецкие боевые самолёты поднялись в воздух, и вскоре только их бортовые огни виднелись далеко на востоке. Фельдмаршал фон Клюге и его штаб находились в расположении 31-й пехотной дивизии к северу от Бреста. К 3 часам 30 минутам — это был час «Ч» — начало светать, небо становилось каким-то удивительно жёлтым. А вокруг по-прежнему было тихо. В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь. И затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила. Только изредка какое-нибудь орудие берега открывало огонь. Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу. Переправлялись танки, наводились понтонные мосты, и все это почти без сопротивления со стороны противника. Не было никакого сомнения, что 4-я армия и 2-я танковая группа застали русских врасплох.

Прорыв был осуществлён успешно. Наши танки почти сразу же прорвали полосу пограничных укреплений русских и по ровной местности устремились на восток. Только в Брестской крепости, где находилась школа ГПУ, русские в течение нескольких дней оказывали фанатическое сопротивление.

Чтобы скорее перейти к описанию Московской битвы, на боевых действиях следующего месяца я остановлюсь очень кратко.

Как я уже сказал, на фронте группы армий «Центр» русские были застигнуты врасплох. Когда начались боевые действия, наши радисты подслушали такой разговор русских по радио: «По нас стреляют! Что делать?» Старший начальник, которому был адресован этот вопрос, ответил: «Да вы с ума сошли! Кроме того, почему вы не кодируете разговор?»

Зато группа армий «Юг» сразу же натолкнулась на упорное сопротивление, и там развернулись тяжёлые бои.

А у нас всё шло по плану. Две танковые группы стремительным броском продвинулись далеко на восток, а затем повернули навстречу друг другу. В то же время часть сил танковой группы Гудериана продолжала двигаться вперёд, хотя в тылу шёл яростный бой с окружёнными войсками русских. Гудериан стремился как можно скорее выйти к Минску, так как было важно не дать противнику отойти на восток, за Березину, Днепр и Западную Двину.

Пехота должна была выдерживать быстрый темп наступления. Переходы по 40 километров в день не были исключением, причём по ужаснейшим дорогам. Перед глазами у меня до сих пор стоит живая картина первых недель войны: невыносимая жара, огромные облака жёлтой пыли, поднимаемой колоннами отступающих русских войск и пытающейся догнать их немецкой пехотой. Иногда неожиданно выпадал дождь, превращая пыль на дорогах в жидкую грязь. Но как только появлялось солнце, грязь опять превращалась в пыль.

Ко 2 июля было выиграно первое сражение, взято 150 тысяч пленных, захвачено и уничтожено около 1200 танков и 600 орудий [21]. По нашему первому впечатлению, русский солдат был стойким бойцом. Однако русские танки не отличались совершенством, а что касается авиации, то её в это время мы почти не видели.

Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Помогала им огромная территория страны с лесами и болотами. Немецких войск не хватало, чтобы повсюду создавать такое же плотное кольцо вокруг русских войск, как в районе Белостока — Слонима. Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Вот почему русские зачастую выходили из окружения. Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток, поэтому в восточную часть кольца окружения обычно высылались наиболее боеспособные войска, как правило, танковые. И всё-таки наше окружение русских редко бывало успешным.

О высоких темпах нашего наступления можно судить хотя бы по тому, что штабу 4-й армии в течение четырёх дней дважды пришлось менять место своего пребывания, чтобы быть недалеко от района боевых действий. 24 июня наш штаб переместился в Каменец-Подольский, а 26 июня — в Пружаны.

Перед Минским сражением и прорывом «линии Сталина» группа армий «Центр» прошла тщательную реорганизацию.

Как в старые времена, когда большие массы кавалерии, развивая достигнутый успех, продвигались далеко вперёд, теперь было решено объединить танковые группы Гота и Гудериана и послать их как можно дальше на восток. Для управления этим танковым объединением был создан штаб, получивший наименование «4-я танковая армия». Командующим был назначен фельдмаршал фон Клюге. Он забрал с собой весь личный состав штаба 4-й полевой армии, которая со 2 июня стала называться 2-й армией. Командующим 2-й армией стал генерал-полковник Вейхс, штаб которого находился в Пружанах. Мы отправились в Минск и, прибыв туда 3 июля, приступили к выполнению новых функций.

Ожесточённое Минское сражение было в самом разгаре. Ликвидация окружённой крупной группировки противника была возложена на пехоту, а мы ринулись к Днепру и Западной Двине. Именно во время этого продвижения между 2 и 11 июля местность впервые причинила нашим танкам серьёзные неприятности. Форсировать Березину с её заболоченными берегами оказалось нелегко, так как почти все мосты были взорваны. В этой болотистой местности русские оказывали упорное сопротивление, и здесь мы впервые стали натыкаться на многочисленные мины. Все это задержало продвижение танков и позволило пехоте после Минского сражения опять догнать танковые соединения.

• Предыдущая
• 19/74
• Следующая