Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/65
- Следующая
— И не проси, Добролюб, не останусь. Подле тебя все спокойней. На тебя глядючи, любой селянин обделается, а потом и вовсе позабудет, чего хотел. Так что я с тобой.
— А ну как воевода не позволит тебе остаться? Ведь теперь мы люди служивые.
— Это твоя печаль. Уговоришь. Опять же лекарка в крепости помехой не будет.
Градимир поначалу обрадовался тому, что знахарка возвращается, но только пока не узнал, что жить она будет в самой крепости. Одно дело – иметь ее под боком и совсем иное – внутри стен, где место только воинам гарнизона.
— Я тебя и людишек твоих на службу беру, а ты тянешь за собой старуху.
— Нужда в ней будет, воевода, ты это и так знаешь. Ведь небось сейчас лечите болезных в силу своего разумения и наверняка за то время, пока она у меня обретается, многих потеряли. Вижу, что прав я. Не будет она обузой.
— Ох и наглец ты, Добролюб. Ить я тебя с дыбы тащу, а ты еще и условия ставишь.
— Не ставлю я условий, просто предлагаю то, что лучше будет. Сколько она каши съест? А во сколько ты оценишь жизнь воина?
— Ладно, пусть едет.
Если Градимир думал, что этим все и закончится, то сильно ошибался. В пути Виктор продолжил обработку теперь уже своего прямого начальника. Например, встал вопрос о подчиненности. Кому будет подчиняться новый десяток? Они не стрельцы и к посадской коннице не относятся. Градимир, не вдаваясь в подробности, тут же определил, что они войдут в посадскую конницу. Понятное дело, Волкову это не блажило. Если уж выпала такая карта, то хотелось бы над собой иметь как можно меньше начальников.
— Неправильно ты мыслишь, воевода.
— Ну ты и наглец! Ты кто такой, чтобы условия ставить и сомневаться в моих решениях?
А вот допускать, чтобы гнев возобладал над разумом начальника, никак нельзя.
— Воевода, как скажешь, так и будет. Но пока ты решение не принял, я хочу тебя спросить. Правильно ли использовать как простую конницу тех, кто и саблей–то толком махать не умеет, и строя не знает? Тех, кого этому искусству еще учить и учить? И при этом не использовать навыков, которые у них развиты лучше, чем у многих других?
— И какими же такими талантами ты и твои люди владеете, что вас неправильно в общий строй ставить? Не больно ли высоко о себе мнишь?
— Воевода, дозволь спросить. Когда потребность возникает, ты кого в разведку посылаешь? Первых попавшихся? Или все же выискиваешь тех, кто охотой занимался, знает, как зверя отыскивать и как себя в лесу вести?
— Ты это к чему?
— А к тому, что не дело это – надеяться на случай, придет с очередной смены такой человек или нет. Правильнее иметь тех, кто будет тем делом постоянно заниматься.
— Уж не на себя ли намекаешь?
— Суди сам. Мы пробавлялись лихим делом в Гульдии, и они подняли чуть ли не всю армию, чтобы нас изловить. А получилось это у них? Нет. Здесь и в соседнем уезде сколько за ватагами гонялись? А мы обе шайки, почитай, за месяц извели. Скольких гульдов мы из засады взяли? Были и купцы, но ведь охранниками у них наемники, а они не уступают солдатам. Вспомни, что было в прошлый раз, гульды внезапно напали, мы о том ни сном ни духом. А если мы к ним наведаемся и все вызнаем? Ведь все мои людишки плохо ли хорошо, а речь вражью постигли.
— Так не на нашем участке граница с гульдами!
— А это их остановило? Кто главный ворог? Из Фрязии, случись тревога какая, купцы наши весть принесут. А как с Гульдией быть, куда путь нашим заказан?
— Стало быть, предлагаешь завести отдельный десяток из разведчиков?
— Предлагаю.
— А ну как бой случится? Как мне вас пользовать?
— Не в общем строю. Я не понимаю, как можно выставлять людей на убой и заставлять их в полный рост наступать на врага.
— Договорились. Теперь ты великие умы иноземные учить собираешься, кои превосходство своей тактики доказали настолько, что великий князь спешно их манеру боя перенимает. Сила войска – в залповой стрельбе, потому как прицельная дальность не очень велика, а при таком раскладе потери можно нанести куда большие.
— Ой ли, воевода?
— А то как же. Дальше ста шагов стрельба уж совсем непотребная получается, а если рой пуль летит, то и поразить проще, чем при одиночной стрельбе.
— Стало быть, главное – убить как можно больше врагов до рукопашной?
— Знамо дело.
— А что ты скажешь, если я тебе поведаю, что каждый мой человечек может попасть из карабина в ворога с расстояния в двести, а то и двести пятьдесят шагов? И это при том, что ствол карабина покороче будет, чем у пехотного мушкета. Вот и выходит, что если мы будем действовать не в строю, а, к примеру, из укрытий станем садить по наступающим, то еще до того, как они приблизятся для стрельбы, каждый из нас успеет положить пятерых или шестерых. Почитай, полусотня получается.
— Хвастать не устал? Гульды славятся своей стрельбой, но и те за это время не успеют сделать больше трех выстрелов.
— Я не хвастаю, а говорю о том, что мои люди умеют делать. Выводи своего самого лучшего стрелка и выбирай из моего десятка любого. Обозначь цель на двести шагов… а вон хоть те два дерева, вполне подходящие. Твой – в левое, мой – в правое.
— Правое–то чуть толще будет, – с сомнением проговорил Градимир. Было отчего сомневаться: дистанция для прицельного выстрела просто запредельная, залпом – да, возможно, какая дурная пуля (а то и не одна) попадет, а чтобы вот так…
— Хорошо. Моему – левое, твоему – правое, – легко согласился Виктор.
— Свистуха!
— Слушаю, боярич! – тут же явился на зов боевой холоп из молодых. Но Виктора ничуть не обманула его молодость, парня он помнил еще по осаде: он был в числе тех, кто всюду сопровождал Градимира, а плохого бойца Световид к сыну нипочем не приставил бы.
— Два клена видишь у дороги?
— Вижу.
— В правый попадешь?
— Отсюда?
— Откуда же еще.
— Попробую, но трудно это.
— Было бы легко, не звал бы тебя. Ну а ты, Добролюб, кого выставишь?
— Слово сказано. Сам выбирай.
— Ладно, пусть будет вон тот, что в носу ковыряется.
— Зван!
Ватажник тут же пришпорил коня и в мгновение ока оказался рядом со спорщиками, вперив в атамана понимающий взгляд. Мало того что на службу угодили, до сих пор это известие переварить не могут, а тут еще и этот вызов. Чего еще удумали–то?
— Два клена у дороги, левый – твой, считай, что в человека стреляешь, стало быть – в грудь.
— Заспорили, что ли, атаман?
— Разговорчики! Вольница кончилась. И про атамана забудь. «Господин десятник». Уразумел?
В глазах Градимира – одобрение. Понравились ему эти слова. Что ж, может, все еще и сладится так, как Виктор того хочет.
— Воевода, чтобы опять не спорить, пусть они за минуту сделают столько выстрелов, сколько успеют.
— Нешто твои еще и скорострельную стрельбу ведают?
— А сам увидишь. И потом сомнения–то ты высказывал.
— Добро.
Стрелки спешились и встали в трех шагах друг от друга, чтобы не мешать. Свистуха взял мушкет на изготовку, так чтобы быстро прицелиться, но пока не прикладывался и курок не взводил. Зван… Пижон! Повесил карабин на плечо и стоит с эдакой ленцой, катает языком сорванную травинку. Как только воевода подал сигнал, его холоп приложился к мушкету, взвел курок, прицелился и выстрелил, не забыв при этом зажмуриться и слегка отвернуть лицо. Зван быстро крутнул карабин, подцепив его за приклад, – много пота было слито, чтобы постичь это умение, да едва лишь увидели, как управляется с оружием атаман, так покоя не знали, пока не превзошли умение. Мгновение – и курок уж взведен. Вроде и с плеча сдергивал оружие, а выстрелил все равно чуть раньше, чем соперник. Всего–то на долю секунды, но только выстрел Свистухи наложился на его, а не наоборот. Понеслась.
— Шесть выстрелов против двух и одного заряжания, – подвел итог Виктор, сохраняя каменное выражение лица. Во–первых, его улыбка не отличалась благообразием. Во–вторых, у воеводы и без того настроение аховое, не стоит расстраивать его еще больше.
- Предыдущая
- 45/65
- Следующая