Проклятье хаоса - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 3

• Предыдущая
• 3/57
• Следующая

Друзил, пытаясь заговорить, подпрыгивал на алтаре, но его скрежещущий голосок вырывался наружу неразборчивым лепетом. Потом бесенок успокоился и воззвал к первозданной магии. Бес мог видеть и измерить любые чары, наложенные колдуном или жрецом. Если бы эти символы не были столь могущественны, Друзил направился бы к ларцу сам. Нанесенные ему раны исцелились бы быстро, – тем более окажись в его жадных лапках драгоценный Tuanta Quiro Miancay. Название переводилось как «Всесмертельный Ужас», титул, звучащий восхитительно для бесовского слуха.

Аура излучения ларца едва не сокрушила его, и сердце Друзила сперва упало от отчаяния. Но, продолжив исследования, бес обнаружил истину, и из-за острых зубов вырвался вместе с брызгами слюны злобный хулиганский смешок.

Изумленный Руфо взглянул на бесенка.

– Иди к ларцу, – велел Друзил.

Руфо продолжал смотреть, не двигаясь.

– Иди, – поторопил он. – Скудная охрана, воздвигнутая идиотами-жрецами, повержена Проклятием Хаоса! Их магия рассеяна!

Это было правдой лишь частично. Tuanta Quiro Miancay – не просто яд; это магия, предназначенная разрушать. Tuanta Quiro Miancay желал, чтобы его отыскали, желал, чтобы его выпустили из тюрьмы, в которую его заключили жрецы. И, в конце концов, сгущенная магия напала на божественные символы и многие месяцы работала над ними, ослабляя их цельность.

Руфо не доверял Друзилу (и правильно делал), но он не мог сопротивляться влечению сердца. В этом месте бывший жрец особенно остро чувствовал клеймо на своем лбу и испытывал жестокую головную боль от одного лишь присутствия в сооружении, посвященном Дениру. Он обнаружил, что ему хочется поверить словам бесенка. Руфо направился к ларцу, будто в этом не было ничего особенного, и потянулся к материи.

Сверкнула слепящая голубая вспышка, затем вторая, а потом запылал огромный костер. К счастью для Руфо, первый взрыв отбросил его через всю комнату так, что он перелетел через алтарь и грохнулся на перевернутый книжный шкаф около двери.

Друзил взвизгнул, когда пламя охватило ларец. Он ярко засиял – очевидно, дерево было пропитано маслом или заговорено какой-то зажигательной магией. Друзил не боялся за Tuanta Quiro Miancay, ибо это варево было вечно, но если содержащая его бутыль расплавится, жидкость будет потеряна!

Пламя не тревожило Друзила, создание огненных нижних уровней. Крылья летучей мыши подняли его и метнули прямо в пожар, а стремительные жаждущие лапки рывком освободили то, что хранил ларец. Друзил заверещал от внезапной обжигающей боли и чуть не швырнул дурацкую лохань через всю комнату. Однако он сдержался и осторожно поставил драгоценный предмет на алтарь, и только потом попятился, потирая вздувающиеся на ладошках пузыри.

Бутыль с Проклятием Хаоса стояла в чаше, погруженная в чистейшую воду, ставшую святой благодаря призыву погибшего друида и символу Сильвэнуса, бога природы. Возможно, ни один бог в Королевствах не пробуждал в капризном бесенке больше гнева, чем Сильвэнус.

Друзил осмотрел чашу, размышляя, как поступить. Секунду спустя он облегченно вздохнул, заметив, что святая вода не такая уж и чистая, как ей положено быть, – влияние Всесмертельного Ужаса сказалось и на ней.

Друзил подобрался поближе и затянул негромкий напев, проколов при этом одним из когтей средний палец на своей левой лапке. Закончив проклятие (ибо то, что срывается с губ беса, нельзя назвать молитвой), он позволил упасть в воду только одной капле крови. Раздалось шипение, и чашу заволокло паром. Затем он исчез, а вместе с ним и чистая вода, сменившись черным болотом зловонной гнилой жижи.

Друзил снова вспрыгнул на алтарь и погрузил лапы в лохань. Секунду спустя он уже всхлипывал от радости, баюкая бесценную, расписанную рунами, заговоренную бутыль, словно она была его младенцем. Бес взглянул на Руфо, на самом деле совершенно не заботясь о том, жив человек или мертв, и опять рассмеялся.

Руфо тяжело приподнялся на локтях. Его черные волосы стояли дыбом и при этом покачивались, тихо потрескивая; глаза моргали и перекатывались безо всякого согласия между собой. Чуть погодя он неуверенно поднялся на ноги и, пошатываясь, шагнул к бесу, намереваясь задушить пройдоху раз и навсегда.

Друзил махнул хвостом, и воспоминание об его колючем кончике, сочащемся смертельным ядом, привело Руфо в чувство, но едва ли охладило его пыл.

– Ты сказал… – заорал он.

– Bene tellemara! – выплюнул ему в лицо Друзил, и горячность беса обуздала ярость Руфо, заткнув ему рот. – Разве ты не сообразил, что мы заполучили?

Оскалив в улыбке острые зубы, Друзил протянул бутыль Руфо, и глубоко посаженные бусинки глаз человека расширились, когда он, взяв флакон, ощутил пульсацию заключенной внутри силы.

Едва ли Руфо слышал верещание бесенка о том, как они смогут применить Проклятие Хаоса. Верзила вглядывался в плещущуюся в бутыли красную жидкость и мечтал, но не о силе и власти, о которых разглагольствовал Друзил, а о свободе от своего клейма. Руфо заслужил позорную отметину, но для его искаженного восприятия это вряд ли имело значение. Все, что понимал и мог принять Руфо, это то, что Кэддерли заклеймил его и вынудил этим превратиться в изгнанника.

И теперь весь мир стал ему врагом.

Друзил продолжал свою возбужденную и сбивчивую болтовню. Бес говорил о том, чтобы вновь взять контроль над жрецами, о том, чтобы нанести удар по всем землям, о том, чтобы откупорить бутыль и…

Из всех предложений бесенка, из дюжин его идей Руфо услышал только последнее. Услышал и поверил всем сердцем. Его словно позвал сам Всесмертельный Ужас, Проклятие Хаоса, творение нечистого, дьявольского разума. Вот в чем спасение Руфо, куда большее, чем когда-либо обещал Денир. Вот как он освободится от треклятого Кэддерли.

Зелье предназначено ему. Ему одному.

Друзил прекратил говорить в тот момент, когда заметил, что Руфо откупорил бутыль, в тот миг, когда вдохнул запах красного пара, поднявшегося вверх из горлышка.

Бес хотел спросить человека, что тот делает, но слова встали у Друзила поперек горла, когда Руфо внезапно поднял сосуд к своим тонким губам и сделал большой глоток.

Друзил задохнулся, пытаясь найти слова протеста. Руфо повернулся к нему, лицо человека как-то странно сморщилось.

– Что ты натворил? – выдавил бесенок.

Руфо начал отвечать, но вместо этого рыгнул и схватился за горло.

– Что ты наделал?! – повторил Друзил, уже срываясь на крик. – Bene tellemara! Идиот!

Руфо опять рыгнул, прижимая одну руку к горлу, а другую к животу, и его жестоко вырвало. Он побрел прочь, кашляя, хрипя, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, которому было никак не пробиться сквозь подступившую к гортани желчь.

– Что ты наделал?! – завопил ему вслед Друзил и скатился на пол, спеша нагнать человека.

Хвост беса зловеще мотался из стороны в сторону; если мучения Руфо закончились, Друзил намеревался ужалить его, продырявить насквозь, дабы покарать за похищение бесценного и невозместимого зелья.

Руфо, шатаясь и шаркая, добрался до дверного косяка, стремясь выйти из комнаты. По коридору он шел, переваливаясь от стены к стене. Его вырвало еще раз, а потом еще, желудок человека горел в агонии, его скручивала тошнота. Кое-как он миновал комнаты и коридоры и уже почти выполз из грязного туннеля обратно к солнечному свету, полоснувшему, как ножом, по глазам и коже.

Он горел – и тут почувствовал холод, смертельный холод.

Друзил, мудро став невидимым, выйдя на обличительный дневной свет, был тут как тут. Руфо остановился и вновь захлебнулся в рвоте, перевесившись через остатки залежавшегося сугроба; в рвотной массе оказалось больше крови, чем желчи. Костлявый неуклюжий человек побрел за угол, не раз оскальзываясь и падая в грязь и слякоть. Он хотел добраться до двери, до жрецов с их исцеляющими руками.

Два юных служки в черно-золотистых облачениях, означающих, что они жрецы Огма, стояли у дверей, наслаждаясь теплым деньком конца зимы, широко распахнув коричневые плащи. Они сперва даже не заметили Руфо, пока тот не рухнул в снежную кашу всего в паре шагов от них.

• Предыдущая
• 3/57
• Следующая