Поговори со мной… Записки ветеринара - Бакатов Сергей - Страница 38

• Предыдущая
• 38/47
• Следующая

А я ему и говорю:

– Доктор, очень плохо, и курить хочу – до смерти!

А он достает папиросу, протягивает и говорит:

– Так покури скорей, а то не ровен час и впрямь…

Сделал я одну затяжку, и сразу отпустило.

А он добавил:

– Как захочешь, кури. Только немного, одну-две затяжки. Но с завтрашнего дня – марш на улицу, а то здесь нянечки заругают и меня вместе с тобой.

Я потом с ним как-то на эту тему еще разок поговорил:

– Как же так? Все врачи требуют: «Не кури», а вы сами папироской угостили.

А он мне в ответ:

– Да вы тут все себя уже пережили. А сигареты для многих – просто необходимость. Как еда. Много ты без еды-то протянешь? Домой приедешь, – если шибко жить захочешь, – там и бросишь. А здесь? Теперь каждый день для вас праздник, как его не отметить?

Вот такой мужик замечательный был. Я чуть не каждый день его вспоминаю.

– Так он что рекомендовал? Две-три затяжки, а не две-три пачки. Между прочим, он папироску дал, а вы сидите на сигаретах с фильтром. Да еще самые вонючие выбрали – «ТУ-104». Даже у меня от них сердце прихватывает. А фильтр нам что дает? Углекислоту! Первый и самый страшный сердечный яд!

– Фу, какая гадость.

Георгич, наконец, потушил сигарету.

– До рака я не доживу, а мотор и в самом деле надо поберечь. А сам почему не бросаешь?

– У меня трубочка – табачок хороший, чистый. И для меня курение – ритуал, а для вас физиологический процесс.

– Где твой табачок хороший? Ритуал – так ритуал! Когда это мы с Василичем против ритуалов выступали?!

Шприцы к этому моменту уже хорошо прокипели. Я снял с плиты стерилизатор и поставил завариваться медвежьи ушки.

Когда мы с Георгичем уже присматривались, как лучше подобраться к вене на задней лапе Памира, появился и Василич.

Тигр, между прочим, уже несколько оживился. Но совершенно спокойно позволил провести все намеченные лечебные процедуры.

А потом, после непродолжительного «ритуала», мы всей троицей отправились на утренний обход.

Рабочий день начался хорошо.

Когда мы вернулись, Вера Степановна уже подогрела для нас чай. К этому времени пришел еще один член команды – фельдшер Турсунов. Правда, слово «команда» я бы убрал.

Появился он в лечебнице только благодаря «ашновству» (каким-то дружеским связям) с директором. Однажды тот вызвал меня к себе и объявил:

– Сергей Юрович, даю вам ешо адин помощник!

– Вообще-то нам помощник не нужен. Мы сами справляемся.

– А я тибе не спрашиваю, нужен или нет. Мине нужен!

– Рахим Курбанович! – набрав полные легкие воздуха, я собрался привести 150 аргументов, чтоб убедить директора, что нам больше никто не нужен. Но у директора были свои 150 доводов.

– Я все про тибе изнаю! Твая любимый Георгич каждий месиц на больничный сидит, а Василич весь день пьений ходит!

– Рахим Курбанович! У них опыт, ради которого можно на все остальное глаза закрыть.

Я говорил чистую правду. Мои коллеги были гораздо старше меня и обладали несомненным опытом, приобретенным уже в зоопарке, и что особенно важно – очень хорошо ориентировались в специфике местных заболеваний. Поэтому у нас практически никогда не возникало проблем с ранней диагностикой, особенно инфекционных заболеваний.

– Ти сибе глаза закривай, мине не закривай! Иди работай, тебе там новий врач иждет.

Так у нас появился «помощник».

Турсунов приходил на работу, садился на диван, задумчиво уставившись в противоположную стенку. Ровно в час дня вставал и сообщал, что пришло время обедать. После чего возвращался на свой диван.

Иногда я пытался дать ему какое-нибудь поручение, но ничем хорошим это, как правило, не заканчивалось.

Вот и сегодня я решил ему помочь выйти из оцепенения:

– Турсунов! Продезинфицируйте, пожалуйста, носилки, на которых мы вчера притащили тигра.

Турсунов медленно вернулся в тело и спросил:

– Зачем?

– Затем, что вам хотя бы иногда какую-то работу не мешало делать.

– Зачем дезинфицировать? У него же просто воспаление легких.

– Сколько раз мне надо вас попросить?

– А почему я?

Тут в разговор вмешался Василич:

– Юрич, оставь его в покое. Пока вы тут беседовали, я все сделал.

Уже за утренним чаем я спросил Турсунова, почему он все время молчит.

Турсунов глубоко вздохнул, сделал несколько глотков чая и очень неторопливо ответил:

– У нас есть такой поэт – Омар Хаем. Он однажды сказал: «Зачем ночь без луны? Зачем встречи без любви? Зачем слово без поэтического дара?»

После этой цитаты Турсунов медленно поднес пиалу к губам, сделал глоток и снова погрузился в себя.

Больше я к Турсунову никогда не приставал.

Из лаборатории тем временем позвонили и подтвердили: обычный стафилококк в легких и пиелонефрит. Это означало, что нам ничего не придется менять в курсе лечения. Правда, глюкозу мы решили вливать уже не внутривенно, а в прямую кишку, вместе с отваром из медвежьих ушек.

Так получилось, что на следующее утро я пришел почти в одно и то же время с Верой Степановной. Она обычно приходила пораньше, чтобы никто не мешал ей делать уборку, и раньше других уходила. Это не возбранялось.

Приготовив шприцы и лекарство для вливания, я, никого не дождавшись, решил все сделать сам. Памир лежал по-прежнему расслабленно и, как мне показалось, вставать не намеревался.

Но за ночь он сменил местоположение, поэтому, чтобы добраться до вены на задней лапе, пришлось залезть внутрь клетки. Памир на это вторжение никак не отреагировал, и я спокойно начал делать вливание, все время держа на прицеле путь к отступлению.

Напрасно я начал с глюкозы, о чем догадался позже. Получилось не так, как я задумал. Когда наступил момент ввести антибиотики, Памир лениво поднял голову и внимательно посмотрел на меня.

Понадеявшись на то, что успею, я воткнул шприц в ляжку. Укол его взбодрил – наверное, глюкоза уже побежала по крови…

Короче, он встал! И не просто встал, а загородил дорогу к отступлению.

– Памирушка, родной, я только хотел тебе помочь. Ты от дверки-то отойди, у меня там еще кое-какие дела есть. Я тебя больше ни-ни, и пальцем не трону!

Памир стоял, прислонясь к металлическим прутьям клетки, и смотрел мне в глаза. Без раздражения и злости. Это успокаивало, но не сильно. Затем его качнуло в мою сторону, он сделал пару неуверенных шагов и уткнулся головой в мою грудь, подставив шею и холку.

– Памирушка, родной, да я тебе не только холку, но и любое другое место почешу, ты только покажи, где.

Я усиленно скреб у тигра за ухом, а сам, как амеба, «переливался» в сторону спасительной дверцы.

Тигр поднял голову и, муркнув, процарапал своими жесткими, как стальная проволка, усами по щеке. Этого показалось мало, и он, продолжая периодически муркать, несколько раз прошелся по моему лицу языком: шершавым, как наждачная бумага, каждый раз снимая с кожи тонкий слой эпидермиса. Надо было скорее выбираться, пока он не пролизал в щеке дырку.

В это время на пороге появился Василич:

– Юрич, ты напрасно с ним целуешься. Мы все равно для него только еда, и он непременно тебя сожрет, если не сегодня, то завтра.

– Лучше почешите ему задницу, может, мне тогда удастся как-то отсюда выбраться.

– Какая нелегкая сила тебя туда забросила? – начал быстро соображать Василич, понимая, что я у тигра не по любви, а по халатности, и принялся чесать Памиру хвост, стараясь сделать все, чтобы он развернулся.

Наконец, спиной почувствовав выход, я вывалился из клетки и поспешно закрыл шибер. Свой ветеринарный долг я все же успел выполнить – шприц был пустой.

Тигр несколько озадаченно посмотрел в мою сторону «К чему такая поспешность? Все было очень здорово».

Еще один день Памир позволял себя колоть, но только в том случае, если его кто-то в это время хорошо чесал за ушами. А от ректальных вливаний отказался. Мужчина!

В общей сложности Памир пролежал в лечебнице около трех недель, после чего мы его перевели назад, в клетку.

• Предыдущая
• 38/47
• Следующая