В мире фантастики и приключений. Выпуск 3 - Варшавский Илья Иосифович - Страница 62

• Предыдущая
• 62/165
• Следующая

– Что ты имеешь в виду?

– Рассеянность. Иногда мне кажется, что только твоя оболочка здесь, а сам ты где-то далеко-далеко, за миллионы километров отсюда. И в эти минуты мне становится страшно, страшнее даже, чем тогда, когда ты не хотел узнавать меня и так странно отвечал на мои вопросы по телефону.

– Лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– О чем же?

Она задала этот вопрос и вдруг забыла обо мне. Ее глаза смотрели в сторону, где стоял какой-то человек, казавшийся высоким, хотя был не выше среднего роста. Он улыбался Вере. Она тоже улыбнулась и кивнула ему.

– Извини, дорогой, - сказала она, - я сейчас же вернусь к тебе. Одну минутку.

Она отошла. Я оглянулся. Она подошла к высокому. Повидимому, это был ее старый знакомый. Потом она окликнула меня:

– Николай!

Я подошел. Высокий, или, вернее, казавшийся высоким, улыбнулся и протянул мне руку. Он не назвал себя. Я себя назвал, и довольно отчетливо.

– Николай…

– Коля, - словно поправил он меня. Это было так странно, будто он знал меня давно.

Глаза его смотрели на меня с интересом. Нет, незнакомые так же смотрят. Потом он раскланялся и ушел.

– Кто это? - спросил я Веру.

Прежде чем ответить, Вера удивленно взглянула на меня.

– Неужели ты его забыл за эти полтора года? Это физиолог и кибернетик Иванцев, Сергей Андреевич Иванцев, твой приятель. Ты же сам сколько раз мне говорил, что такие люди, как Сергей, родятся раз в два столетия. И ты умудрился его забыть? Ты же сам говорил, что он гений, обыкновенный, ничем не примечательный гений вроде Павлова или Леонардо да Винчи.

– А что он сделал, чтобы его так называть?

– Ничего особенного. Создал новое физиологическое учение. Новую школу. Тебе этого мало? Но объясни, как ты мог его забыть?

Каждую ночь мне снится Дильнея, стоит закрыть глаза и я там. Поворот бытия, сдвиг времени и пространства.

Когда я просыпаюсь, мне становится не по себе. Она далеко, моя Дильнея!

За свою продолжительную жизнь я возвращался на Дильнею несколько раз и каждый раз вместо друзей и родных встречал их потомков.

Мое призвание вечного странника превращало будущее в настоящее. Я появлялся, обгоняя свою эпоху, своих современников и самого себя. Что-то чудесное было в этих часах, днях и неделях, как бы открывалась дверь в новое небывалое бытие. Я попадал в новый век, не узнавал ни лиц, ни вещей. Но среди новых лиц и вещей я старался чувствовать себя уверенно. И только на Земле я теряюсь, словно не нахожу самого себя, и начинаю повторять слова Спинозы: нужно не плакать и не смеяться, а только понимать.

Но есть явления, которые я понять не в силах. Возвращаясь из университета, я замедлил шаги. Впереди шли два школьника. Они о чем-то болтали, и вдруг один из них позвал меня. Он громко произнес мое имя, не здешнее, а тамошнее, настоящее.

– Ларвеф, - сказал он.

Он не обращался ко мне, а говорил своему товарищу, но я вздрогнул, словно проснулся.

И второй подросток сказал так же громко и отчетливо:

– Эроя.

Тогда я нагнал их и спросил;

– Откуда вы знаете эти имена?

– А разве вы не читали научно-фантастическую повесть "Скиталец Ларвеф", - ответил подросток. - Почитайте. Там рассказывается об одном путешественнике, который летал со скоростью света. Его звали Ларвеф.

– А что, если Ларвеф это я?

– Вы шутите, - сказал школьник. - Он на вас не похож. У него почти не было рта.

– А если я сделал себе пластическую операцию?

Оба подростка рассмеялись.

– Значит, вы прямо со страниц книги сошли на эту улицу? - спросил второй подросток.

Меня поразила неожиданная правда этих слов. Я даже растерялся. Не сразу я ответил ему.

– Нет. Скорей я прямо с этой улицы попал на страницу.

Я всегда любил детей, даже когда сам был ребенком. Но это было давно, очень давно, несколько столетий назад. Я очень любил детей, может быть, и потому, что только в промежутке между путешествиями встречал их. Земные дети не так уж сильно отличались от дильнейских. И там, на Дильнее, я частенько заходил в школы и рассказывал детям о своих путешествиях.

– Вы что, не верите мне? - спросил я.

Один из подростков, более разбитной и бойкий, ответил:

– Чему не верим?

– Тому, что я Ларвеф.

– Верим, - ответил он насмешливо и бойко, - но ведь не это главное - верим мы или не верим.

– А что?

– Ну как это выразить… Когда читаешь, веришь, а когда прочтешь, думаешь - интересная сказка. А сейчас ведь я не читаю.

– Это правда, - сказал я, - сейчас ты не читаешь, а идешь по улице. Но я хочу тебе передать привет…

– От кого?

– От кого, ты думаешь? От ребят Дильнеи. Там тоже такие же ребятишки, как на Земле, жизнерадостные и насмешливые.

– Ну, наверно, не такие. Там же биосфера не такая, как на Земле.

– Ты откуда это знаешь?

– Предполагаю. И по теории вероятностей тоже не может быть такого совпадения.

– Но я же похож на людей Земли, как по-твоему?

Оба подростка рассмеялись.

– До свиданья, Ларвеф, - сказал один из них.-Передай привет жителям своей планеты. И вернись обратно туда, откуда сошел.

– Куда?

– На страницы книги. Может быть, вы автор?

– Нет, - ответил я, - разве я на автора похож?

– А на кого? - спросил один из подростков.

– На себя, - ответил я.

Не знаю, то ли мой ответ, то ли интонация насторожили их. Оба подростка смотрели на меня не отрывая глаз. Они смотрели на меня так, словно видели за моей спиной другую, необыкновенную действительность, точно там, рядом со мной, была Дильнея.

Я возвратился домой поздно. В вестибюле дежурный автомат остановил меня.

– Вас ждут, - сказал он тихо и значительно, тише и значительнее, чем всегда.

– Где? - спросил я.

Автомат-дежурный ответил с подкупающей вежливостью, безукоризненно точно выговаривая слова:

– В зале для ожиданий и встреч.

У него был обворожительный голос, проникающий до самых основ существа, голос, вероятно занятый у какогонибудь трагического артиста или певца. И, играя голосом, словно догадываясь о том, какое он производит на меня впечатление, повторил:

– В зале для ожиданий…

Я подумал, что меня ждет Вера, и, войдя в зал ожидающих, стал искать ее глазами. Но ее там не было. Мужской голос окликнул меня:

– Ларионов!

Навстречу мне шел человек неопределенного возраста. Не сразу я узнал Тунявского. Казалось, за эти две недели он постарел, обрюзг, опустился. Значит, это он ожидал меня?

– Извините, что я не предупредил о своем приходе. Это произошло неожиданно. Я не хотел идти к вам, но какоето безотчетное, не до конца понятное мне чувство заставило меня переменить решение, Я ведь не совсем доверял своим чувствам. И сейчас не вполне доверяю.

– Что вы хотите сказать?

– Я пришел выяснить - кто вы?

– Кто - я? Однажды я уже дал ответ на ваш вопрос. Я - Ларвеф и прибыл сюда из Дильнеи.

– Но вы же и Ларионов?

– Ларионов я для всех. Кроме вас… Но я вижу, вам нездоровится. Вы побледнели? Что с вами?

Он не ответил.

– Может, поднимемся в мой номер, чтобы продолжать разговор? Зал ожиданий и встреч не совсем подходящее место для обсуждения физических и философских проблем.

Он молча кивнул. Казалось, он потерял дар речи, он не произнес ни слова, пока лифт не поднял нас на девятнадцатый этаж. И вот мы в номере, в обычном гостиничном номере, где все вещи выглядят обыденно, буднично и банально.

– Садитесь, - сказал я гостю и показал на кресло.

Он сел, потом встал, потом снова сел. Он явно был не в своей тарелке. Не очень-то уверенно я употребляю это старинное и типично земное выражение, смысл которого для меня не до конца ясен. Не в своей тарелке… именно так!

– Ларвеф? - вдруг произнес он имя, которое не хотел признать за мной. - Ларвеф! И Ларионов тоже! - сказал он и вдруг возвысил голос: - Бросьте свои нелепые шутки. Мне наконец это надоело! Я не мальчишка, чтобы меня разыгрывать, и притом так наивно.

• Предыдущая
• 62/165
• Следующая