В мире фантастики и приключений. Выпуск 2 - Альтов Генрих Саулович - Страница 64
- Предыдущая
- 64/146
- Следующая
– Начала догадываться с момента нашей беседы в библиотеке, наблюдала за мной, сопоставляла одно с другим, потом нашла магнитофон Гибаряна и прослушала пленку…
Он не изменил позы, по-прежнему опершись о шкаф, но в его глазах зажглись маленькие искорки. Стоя у пульта, я видел дверь, открытую в коридор. Я заговорил еще тише:
– Этой ночью, когда я спал, пыталась себя убить. Жидкий кислород.
Что-то зашелестело, легче, чем бумага от сквозняка. Я застыл, прислушиваясь к тому, что происходило в коридоре, но источник звука находился ближе. Что-то заскреблось, как мышь. Мышь! Чушь. Не было тут никаких мышей. Я исподлобья посмотрел на Снаута.
– Слушаю, - сказал он спокойно.
– Разумеется, ей это не удалось… во всяком случае она знает, кто она.
– Зачем ты мне это говоришь? - спросил он быстро.
Я не сразу сообразил, что ответить.
– Хочу, чтобы ты ориентировался… чтобы знал, какое положение…
– Я тебя предостерегал.
– Хочешь сказать, что ты знал. - Я невольно повысил голос.
– Нет. Конечно, нет. Но я объяснял тебе, как это выглядит. Каждый «гость», когда появляется, действительно только фантом и вне хаотической мешанины воспоминаний и образов, почерпнутых из своего… Адама… совершенно пуст. Чем дольше он с тобой, тем больше очеловечивается. Приобретает самостоятельность, до определенных границ, конечно. Поэтому чем дольше это продолжается, тем труднее…
Он не договорил. Посмотрел на меня исподлобья и нехотя бросил:
– Она все знает?
– Да, я уже сказал.
– Все? И то, что раз уже здесь была и что ты…
– Нет!
Он усмехнулся.
– Кельвин, слушай, если до такой степени… что ты собираешься делать? Покинуть Станцию?
– Да.
– С ней?
– Да.
Он молчал, как бы задумавшись над моим ответом, но в его молчании было еще что-то… Что? Снова этот неуловимый шелест тут, прямо за тонкой стенкой. Он пошевелился в кресле.
– Отлично. Что ты так смотришь? Думаешь, что встану у тебя на пути? Сделаешь, как захочешь, мой милый. Хорошо бы мы выглядели, если бы вдобавок ко всему начали еще применять принуждение! Не собираюсь тебе мешать, только скажу: ты пытаешься в нечеловеческой ситуации поступать как человек. Может, это красиво, но бесполезно. Впрочем, в красоте я тоже не уверен, разве глупость может быть красивой? Но не в этом дело. Ты отказываешься от дальнейших экспериментов, хочешь уйти, забрав ее. Так?
– Так.
– Но это тоже эксперимент. Ты подумал об этом?
– Как ты это понимаешь? Разве она… сможет?… Если вместе со мной, то не вижу…
Я говорил все медленней, потом остановился. Снаут легко вздохнул.
– Мы все ведем здесь страусиную политику, Кельвин, но по крайней мере знаем об этом и не демонстрируем своего благородства.
– Я ничего не демонстрирую.
– Ладно. Я не хотел тебя обидеть. Беру назад то, что сказал о благородстве, но страусиная политика остается в силе. Ты проводишь ее в особенно опасной форме. Обманываешь себя, и ее, и снова себя. Ты знаешь условия стабилизации системы, построенной из нейтринной материи?
– Нет. И ты не знаешь. Этого никто не знает.
– Разумеется. Но известно одно: такая система неустойчива и может существовать только благодаря непрекращающемуся притоку энергии. Мне объяснил Сарториус. Эта энергия создает вихревое стабилизирующее поле. Так вот: является ли это поле наружным по отношению к «гостю»? Или же источник поля находится в его теле? Понимаешь разницу?
– Да. Если оно наружное, то… она, то… такая…
– То, удалившись от Соляриса, такая система распадается, - докончил он за меня. - Утверждать этого мы не можем, но ты ведь уже проделал эксперимент. Та ракета, которую ты запустил… она все еще на орбите. В свободное время я даже определил элементы ее движения. Можешь полететь, выйти на орбиту, приблизиться и проверить, что стало с… пассажиркой.
– Ты ошалел! - крикнул я.
– Ты думаешь? Ну… а если бы… стащить сюда эту ракету? Это можно сделать. Есть дистанционное управление. Сними ее с орбиты…
– Перестань!
– Тоже нет? Что ж, есть еще один способ, очень простой. Не нужно даже сажать ее на Станции. Зачем? Пусть кружится дальше. Мы только свяжемся с ней по радио, если она жива, то ответит…
– Но… но там давно кончился кислород! - выдавил я из себя.
– Может обходиться без кислорода. Ну, попробуем!
– Снаут… Снаут…
– Кельвин… Кельвин… - передразнил он меня сердито. - Подумай, что ты за человек. Кого хочешь осчастливить? Спасти? Себя? Ее? Которую? Эту или ту? На обеих смелости уже не хватает? Сам видишь, к чему приводит это! Говорю тебе последний раз: здесь ситуация вне морали.
Вдруг я снова услышал тот же звук, как будто кто-то царапал ногтями по стене. Не знаю, почему меня охватил такой пассивный, безразличный покой. Я чувствовал себя так, будто всю эту ситуацию, нас обоих, все рассматривал с огромного расстояния в перевернутый бинокль: маленькое, немного смешное, неважное.
– Ну, хорошо, - сказал я. - И что, по-твоему, я должен сделать? Устранить ее? Завтра явится такая же самая, правда? И еще раз? И так ежедневно? Как долго? Зачем? Какая мне от этого польза? А тебе? Сарториусу? Станции?
– Нет, сначала ты мне ответь. Улетишь с ней и, скажем, будешь свидетелем наступающей перемены. Через пару минут увидишь перед собой…
– Ну что? - спросил я кисло. - Чудовище? Черта? Что?
– Нет. Самую обыкновенную агонию. Ты действительно поверил в ее бессмертие? Уверяю тебя, что умирают… Что сделаешь тогда? Вернешься за… резервной?
– Перестань!!! - я стиснул кулаки.
Он смотрел на меня со снисходительной насмешкой в прищуренных глазах.
– А, это я должен перестать? Знаешь, на твоем месте я бы прекратил этот разговор. Лучше уж делай что-нибудь другое, можешь, например, из мести высечь океан розгами. Что тебя мучает? Если… - он сделал рукой утрированный прощальный жест, одновременно поднял глаза к потолку, как будто следил за каким-то улетающим предметом, - то будешь подлецом? А так нет? Улыбаться, когда хочется выть, изображать радость и спокойствие, когда хочется кусать пальцы, тогда не подлец? А что если здесь нельзя не быть? Что тогда? Будешь бросаться на Снаута, который во всем виноват, да? Ну, так вдобавок ты еще и идиот, мой милый…
– Ты говоришь о себе, - проговорил я, опустив голову. - Я… люблю ее.
– Кого? Свое воспоминание?
– Нет. Ее. Я сказал тебе, что она хотела сделать. Так не поступил бы ни один… настоящий человек.
– Сам признаешь…
– Не лови меня на слове.
– Хорошо. Итак, она тебя любит. А ты хочешь ее любить. Это не одно и то же.
– Ошибаешься.
– Кельвин, мне очень неприятно, но ты сам заговорил об этих своих интимных делах. Не любишь. Любишь. Она готова отдать жизнь. Ты тоже. Очень трогательно, очень красиво, возвышенно, все, что хочешь. Но всему этому здесь нет места. Нет. Понимаешь? Нет, ты этого не хочешь понять. Ты впутался в дела сил, над которыми мы не властны, в кольцевой процесс, в котором она частица. Фаза. Повторяющийся ритм. Если бы она была… если бы тебя преследовало готовое сделать для тебя все чудовище, ты бы ни секунды не колебался, чтобы устранить его. Правда?
– Правда.
– А может… может, она именно потому не выглядит таким чудовищем! Это связывает тебе руки? Да ведь о том-то и идет речь, чтобы они были связаны!
– Это еще одна гипотеза к миллиону тех, в библиотеке. Снаут, оставь это, она… Нет. Не хочу об этом с тобой говорить.
– Хорошо. Сам начал. Но подумай только, что в сущности она зеркало, в котором отражается часть твоего мозга. Если она прекрасна, то только потому, что прекрасно было твое воспоминание. Ты дал рецепт. Кольцевой процесс, не забывай.
– Ну и чего же ты хочешь от меня? Чтобы я… чтобы я ее… устранил? Я уже спрашивал тебя: зачем? Ты не ответил.
– Сейчас отвечу. Я не напрашивался на этот разговор. Не лез в твои дела. Ничего тебе не приказывал и не запрещал, и не сделал бы этого, если бы даже мог. Это ты сам пришел сюда и выложил мне все, а знаешь зачем? Нет? Затем, чтобы снять это с себя. Свалить. Я знаю эту тяжесть, мой дорогой! Да, да, не прерывай меня. Я тебе не мешаю ни в чем, но ты хочешь, чтобы помешал. Если бы я стоял у тебя на пути, может, ты бы мне голову разбил. Тогда имел бы дело со мной, с кем-то, слепленным из той же крови и плоти, что и ты, и сам бы чувствовал как человек. А так… не можешь с этим справиться и поэтому споришь со мной… а по сути дела с самим собой! Скажи мне еще, что страдание согнуло бы тебя, если бы она вдруг исчезла… нет, ничего не говори.
- Предыдущая
- 64/146
- Следующая
