Гнездо над крыльцом - Семаго Леонид Леонидович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/41
• Следующая

За двадцать пять лет знакомства с чернушкой мне ни разу не приходилось видеть самца и самку рядом ни у гнезда, ни в другом месте. При ежедневном наблюдении за поющим самцом может сложиться впечатление, что он совершенно одинок. Залетел в чужую сторону, на край света, где не с кем создать семью. И полетел бы поискать счастья в другом месте, да время потеряно. Но это не так. Дело в том, что к тем этажам, где поет самец, самка не поднимается. Ее окраска настолько сливается с окружающим фоном, что ей незачем прятаться на верхних этажах.

Десять из двенадцати перьев ее хвоста рыжие, а все остальное платье того мышастого цвета, который получится, если слегка закоптить светло-серый дикий камень, которым прежде мостили дороги, или если слегка добавить копоти в обыкновенный цемент. Это очень незаметный цвет, если держаться в тени, в укромных местах среди камней. Птица в таком наряде не столько скрытна, сколько неприметна.

Выбор места для гнезда и его строительство — обязанности самки, тогда как у лысушки хозяин осматривает пригодное для гнезда убежище вместе с хозяйкой. Насиживание яиц — тоже ее обязанность. И ни то, ни другое ей не в тягость. Строительство гнезда ведет без спешки, но споро. Надежность выбранного убежища такова, что птица не скрывает от постороннего глаза ни местоположения гнезда, ни своего занятия.

Я был свидетелем того, как одновременно по соседству друг с другом строили гнезда две самки — белая трясогузка и чернушка. Обе выбрали такие щели, в которые кроме них самих никто не смог бы проникнуть. Трясогузку немного беспокоило мое присутствие, чернушка же летала мимо меня с материалом, словно не замечая. Вдруг трясогузка, прервав работу, перелетела на соседнее здание. Бегая по краю крыши, она тревожно попискивала, качая длинным хвостом. Чернушка же не изменила своего поведения. Причина тревоги трясогузки обнаружилась быстро: позади меня на дереве сидела ворона и внимательно приглядывалась к щели, куда с травинками и шерстинками заюркивала горихвостка. Можно предположить, что чернушка еще не знала этого разорителя гнезд и убийцу птенцов мелких птиц. Но скорее всего в ее спокойствии была уверенность, что вороне до гнезда не добраться. Ворона и сама это прекрасно поняла, и потом до вылета молодых горихвосток не проявляла интереса к их жилью. Эти птицы больше полагаются на укрытие, чем на быстроту своих крыльев, и от любой опасности стремятся спастись не бегством, а скрываясь внутри зданий.

В горах весной сыро. Да и в нашем Придонье не так редки весны, когда один ясный день сменяется тремя дождливыми. Унизаны каплями ветки неодетых деревьев, намокли пустые сережки осин, нет ничего сухого на земле, а чернушка и в дождь не прекращает строительства. Выжидать с погодой некогда, не за этим летела. Весь материал досохнет в готовой постройке, где на него не упадет ни капли. К тому же собирает птица не что попало, а то, что меньше впитывает влагу.

Птенцы чернушки, как и всех мелких птиц, растут быстро, но гнездо покидают лишь на шестнадцатый-семнадцатый день жизни, уже довольно сносно пользуясь своими крыльями. Одеты они в наряд того же цвета, что и у матери, но коротенькие рыжие хвостики у них словно подхвачены «бантиками» из кремоватых перышек. Пока сидели в полумраке гнездовой пещерки, каждого можно было различить лишь по светлой окантовке рта. Она у молодых чернушек не желтая, а сливочно-белая. Когда перед входом в убежище появлялся кто-либо посторонний, все близнецы мгновенно съеживались, подгибая под себя головы, и превращались все вместе с какой-то темно-серый комок. Можно было потрогать пальцем или прутиком встопорщенные перышки, но никто не выдавал себя невольным движением.

В последние дни сидения птенцов в гнезде мать проявляла больше родительской заботы, чем отец. А после вылета слетков как-то быстро остыла к ним и все чаще и надолго оставляла их под присмотром отца, а затем исчезла. Потом перестали попадаться на глаза и слетки, ставшие, как две капли воды, похожими на мать.

Но самца что-то еще удерживало на участке. Снова перед рассветом звучали его скрипуче-шепелявые песенки, словно сетования на одиночество и холостяцкую безнадежность. Встающее солнце освещало неподвижную птичью фигурку, видимую снизу как черный шпенечек на самом краю стены. Чимканье проснувшихся воробьев, шум улицы заглушали нескладные и невеселые коленца его песни. Но на закате одинокий певец снова заявлял о себе, упорно не покидая здания, облюбованного еще по весне. Его наряд к этому времени заметно потемнел, потому что обношенное перо, как и у многих птиц, стало ярче свежего: цвет кокса на нем перешел в черноту угля.

Повторное пение самца после воспитания первого выводка — это как заявка: готов к новым заботам. И действительно, вскоре нашел он самку, которая выстроила свое гнездо всего в четырех метрах от старого. Шестерка новых близнецов увидела небо и солнце в середине июля. Всего восемьдесят три дня ушло от начала строительства первого гнезда до обретения полной самостоятельности птенцами второго выводка.

Обычно у дважды гнездящихся перелетных и оседлых певчих птиц после вторых птенцов семьи распадаются. Одни меняют наряд, другие покидают родину, и если кто-то начинает петь снова, то уже только осенью. У чернушек не так: у них и после расставания со вторыми птенцами многие самцы поют до середины августа. Что это, стремление к третьему гнездованию, третьему выводку? Возможно. Вид, попав в новые, более благоприятные, чем в исконных местообитаниях, условия, проявил те способности к размножению, которые сдерживались в прежней обстановке. Так что одно объяснение стремительному расселению чернушек все же находится.

После третьего пения самцы куда-то пропадают. Наверное, линяют. И снова, в четвертый раз, заявляют пением, что они еще здесь, уже осенью, выказывая пренебрежение к холодным дождям, заморозкам и первым снегопадам. Самую позднюю песню чернушки я слышал в центре Воронежа 21 октября 1984 года, когда уже набрал силу грачиный перелет, когда по утрам каркали прилетевшие на зимовку вороны, а кое-где посвистывали первые снегири. Была та осень теплой и солнечной. Повсюду плясали над полеглой травой комары-дергуны, паучки летели, мух было сколько угодно. Так что корма чернушкам хватало.

Подарок весны

В разгар весны не усмотреть за всеми событиями одного дня не только на лесной опушке или подсыхающем лугу, но и в маленьком городском скверике или на тихой окраинной улице. Весна — такое время, когда на все знакомое, десятки раз виденное, каждый раз смотришь заново, восхищаясь, удивляясь и радуясь синим разливам подснежников, грачиной суматохе, птичьему пению… А многое ли остается в памяти? Чаще всего с этих весенних свиданий с природой мы уносим лишь общую картину, которая при следующей встрече стирается более интересной и свежей. И попробуйте хотя бы через неделю представить себе в немногих подробностях, что из увиденного оставило такое впечатление, которое долго не потускнеет. А чем запомнилась прошлая весна или какая-нибудь еще раньше?

У весны 1982 года нашелся такой подарок, которым она позволила полюбоваться всего несколько мгновений, но и этого оказалось достаточно, чтобы приходить на то место каждый следующий год в надежде, что посчастливится увидеть его еще раз. Как у грибников после какой-нибудь небывалой находки: каждую новую охоту наведываются они к заветному пеньку — а вдруг там снова вырастет такое же чудо. Но замечают только, как дряхлея, рассыпается пень, а на том месте, где стоял гриб-великан, подрастает молодое деревце.

Тогда почти весь апрель был прохладным и не в меру дождливым. Лишь в самые последние его дни солнце стало вставать на ясном небосводе, и прямо на глазах окутались зеленой дымкой березы на улицах, развернув из каждой почки пару светлых листочков, еще не затравленных автомобильной гарью. Тонкие ветки нагнулись под тяжестью длинных, пестро-желтых сережек.

• Предыдущая
• 11/41
• Следующая