Вор (ЛП) - Тернер Меган Уолен - Страница 6

Большое спасибо, подумал я. Меня собираются оставить здесь. Все, о чем я мечтал, это лежать среди колючей травы с ногами, свешивающимися в канаву. Я отлично мог бы послужить вместо верстового столба. Вор, спящий на полпути в Метану. Где, черт возьми, находится эта Метана?

Но они не собирались покинуть меня. Мои спутники дружно расседлали лошадей, достали провизию и пообедали, пока я спал. Когда солнце прошло половину пути к горизонту, Пол начал аккуратно подталкивать меня ногой, пока я не проснулся. Я широко открыл глаза, не понимая, где нахожусь. Я не лежал на каменной скамье. Я не видел стен камеры. Машинально я сдержал первый порыв вскочить на ноги, чтобы кандалы не содрали корку с подживших ссадин, и тут же вспомнил, что на мне нет цепей. Я положил ладонь на лоб и замычал. Я чувствовал себя на удивление хорошо. Есть хотелось ужасно, но голова была ясной. Я сел и потер щеку, на которой отпечатались стебли травы.

Продолжая стонать и жаловаться, я шел к своей лошади, а Пол подгонял меня мягкими толчками в спину. Через пару минут мы снова ехали по дороге; халдей поравнялся со мной и вручил кружок сыра и кусок хлеба, который отломил от большого белого каравая. Я держал их в руках и с наслаждением откусывал по очереди. Все-таки лошади — самый ужасный вид транспорта. Я хотел спросить, почему они не взяли какой-нибудь тарантас, но был слишком занят едой. До Метаны мы добрались, когда солнце начало спускаться к горизонту. Это была крошечная деревушка — всего несколько домов с таверной на перекрестке двух дорог. Мы не остановились и продолжали ехать, пока на дорогу не опустилась кромешная тьма.

Тонкий серп Луны почти не излучал света, солдат спешился и повел коня в поводу. Он шел медленно, чтобы не свалиться в канаву на обочине, остальные лошади цепочкой двигались за ним. Ночной воздух был прохладен, и я опять начал клевать носом. Я балансировал на узкой спине лошади, сожалея, что седло не оборудовано спинкой и подлокотниками. Моя голова клонилась вперед, а потом резко откидывалась обратно. Должно быть, халдей видел в темноте, как вор или кошка, потому что попросил Пола остановиться, а затем сошел с коня и пошел рядом со мной, положив мне руку чуть выше колена, готовый ущипнуть меня, как только я засну. Пальцы у него были жесткими, и щипался он больно.

Наконец мы добрались до Матинеи. Она была не больше Метаны, но там сходилось целых три дороги. Двухэтажная гостиница была обнесена стеной, ворота вели в закрытый двор. Пока мы спускались с седел и отвязывали мешки, подошли два конюха, чтобы забрать лошадей. Пока я сползал на землю, Пол оказался рядом со мной, его рука тяжело легла на мое плечо. Ему легко было бы справиться со мной, мое плечо находилось на уровне его груди. Иногда меня огорчало, что я такой малорослый. Сейчас меня это разозлило, я раздраженно дернулся, но его рука не сдвинулась ни на дюйм.

Халдей представился путешествующим помещиком и сказал, что послал вперед человека, чтобы договориться о ночлеге. Трактирщик был рад видеть его, и мы направились в сторону двери. Когда я проходил мимо жены трактирщика, она сморщила нос; когда я поставил ногу на порог, она громко запротестовала.

— Он воняет, — она навела на меня указующий перст. — Я не могу впустить такого вонючего гостя в мой винный погребок и посадить на мой чистый стул. — Ее муж в отчаянии замахал руками. — Нет, я этого не потерплю. Даже если это сын его светлости, — она кивнула на халдея. — Хотя я надеюсь, что не сын.

Я почувствовал, что краснею, кровь прилила даже к моим ушам. Халдей вступил в переговоры с женщиной, не обращавшей внимание на протесты мужа. Халдей говорил: нет, он не может спать в сарае, но он поспит на полу. Он выдал ей одну серебряную монету сверх условленного и пообещал, что я вымоюсь немедленно. Она показала в сторону насоса во дворе, и Пол повел меня туда.

Насос стоял как раз посередине двора. С двух сторон тянулись конюшни, кирпичная стена сзади и побеленная стена гостиницы впереди замыкали двор. Не слишком уединенное место для приема ванны. Подойдя к насосу, Пол схватил меня за рубашку на поясе и дернул вверх. Я быстро опустил руки вниз, чтобы помешать ему сдернуть с меня одежду. В его руках остались два лоскута ткани. Он снова потянулся ко мне, но я быстро отскочил назад, вся сонливость исчезла, я был бодр и готов сопротивляться.

— Вот это, — я выставил вперед ладонь, — Я могу сделать без твоей помощи.

— Просто хотел помочь, — сказал он, прежде чем начал качать.

Из трубы хлынула вода, я поспешно скинул рубашку и бросил ее на сухие камни в стороне, потом снял сапоги. Чулок на мне не было, поэтому штаны последовали сразу вслед за сапогами. Когда холодная вода плеснула на землю и обрызгала мои ноги, кожа под слоем грязи покрылась гусиными пупырышками. Я вздрогнул, выругался и наклонился к воде.

Пока я мылся под струей, подошел Никчемный Младший, он старался держаться подальше от разлетающихся во все стороны брызг.

— Положи на сухое место, — сказал Пол, — И принеси из конюшни пару мешков.

Когда Младший вернулся, Под оторвал большой лоскут от одного из мешков и передал его мне вместе с квадратным куском мыла. Я осторожно намочил тряпку и провел по ней мылом. На тряпке сразу образовалась пышная пена, я вдохнул ее запах и засмеялся от удовольствия. Это было ароматическое мыло «Магия красоты». Должно быть, Никчемный Младший добыл его из одной из седельных сумок. Я с наслаждением намылился и смыл пену, чувствуя, как грязь стекает с меня на землю. Я прополоскал тряпку и намылился снова, пока Пол не перестал качать воду. Я снова и снова тер шею, плечи и спину там, где мог достать; несколько раз намылил лицо, думая, что могу напрочь стереть нос, но, по крайней мере, то, что от него останется, будет чистым.

Младший Никчемный стоял рядом и смотрел, и я понял, что он рассматривает меня. Железный пояс оставил цепочку черных синяков вокруг моей талии, я весь был покрыт блошиными укусами и язвами, но хуже всего выглядели мои запястья. Там, где наручники натирали кожу, она была покрыта едва поджившей коркой. Старые раны, покрытые тюремной грязью, казались темными пятнами.

Смыв с себя большую часть грязи и кое-как промыв волосы, я присел на корточки и постарался пристроить мои запястья под струю таким образом, чтобы вода не била непосредственно в раны. Некоторые язвы были воспалены, и надо было их очистить, но это было очень больно. Все мое тело тряслось от холода, но я стиснул зубы, чтобы они не стучали, и наклонился к воде.

Пол обошел насос и наклонился надо мной, чтобы лучше разглядеть раны. Поток воды ослабел.

— Оставь, — сказал он. — Я обработаю их в таверне.

Он дал мне второй мешок, чтобы вытереться, и когда я закончил, протянул мне стопку чистой одежды: штаны, рубашку, куртку и пару крепких башмаков. Я огляделся в поисках собственной одежды и увидел, как Никчемный Младший направляется с ней к дверям конюшни.

— Эй, — закричал я. — А ну, вернись!

Он неуверенно повернулся.

— Халдей приказал мне все сжечь, — сообщил он.

— Все, кроме моих сапог! Верни их обратно! Прекрасно, прекрасно, — сказал я, когда допрыгал до него босиком по мокрой брусчатке и забрал свою обувь у него из рук.

Остальную одежду я отправлял в огонь без сожаления, но сапоги были сшиты на заказ. Это были простые на вид сапоги, голенища доходили только до середины голеней, но толстая подошва была достаточно гибкой, чтобы позволить мне совершенно бесшумно гулять по чужим домам и почти не скользила на мокрой черепице крыш. Я вручил их Полу, а потом перешел на сухое место, чтобы одеться. Штаны, сшитые из толстого хлопка, были слишком широки на щиколотках, но я заправил их в голенища. В поясе они были тоже широковаты, но ремня мне не полагалось. Рубашка тоже из хлопка, но мягкая. Ощущение прикосновения чистой ткани к чистому телу было на редкость приятным. Я улыбался, надевая куртку; она была темно-синей с короткими рукавами, доходила мне до бедер и была достаточно широкой, чтобы не связывать движений. Для проверки я обхватил себя руками.