Контуры грядущего. Энгельс о коммунистическом обществе - Багатурия Георгий Александрович - Страница 13

В то же время нельзя не заметить, что идея эта высказывается, так сказать, мимоходом, как нечто само собой разумеющееся. Дело в том, что некоторые из предшественников научного коммунизма в той или иной мере уже подошли к аналогичной идее. Проблема, следовательно, заключается в том, чтобы выделить в ней специфически новое, марксистское содержание.

Впервые в истории коммунизма идею революционной диктатуры трудящихся в переходный период выдвинули бабувисты (58, I, 18, 43 – 44). Эту идею унаследовал от них Бланки, но революционную диктатуру он представлял себе как диктатуру небольшого числа революционеров (64, 19, 50, 124; ср. 18, 511 – 512). К бабувистской традиции примыкает и Вейтлинг, считавший, что для установления новой организации общества в переходный период необходима будет диктатура, но он никак не конкретизирует своих представлений (66, 33 – 34, 53, 241, 255). В отличие от своих предшественников основоположники научного коммунизма понимают диктатуру пролетариата как диктатуру класса, и притом как диктатуру класса, созданного развитием крупной промышленности, – современного пролетариата.

А теперь рассмотрим высказывания о собственно коммунистическом обществе[28].

Содержание высказываний крайне разнообразно и многопланово, затронуты почти все проблемы теории коммунистического общества. В основе ее лежит материалистическое понимание истории, согласно которому структура общества имеет вид: производительные силы – производственные отношения – политическая надстройка – формы общественного сознания. В таком порядке, очевидно, и следует рассматривать особенности коммунистического общества. Эту схему мы будем постоянно иметь в виду, но начнем пока с ее второго звена, к которому относится традиционно главный вопрос всякой коммунистической теории – об уничтожении частной собственности.

Коммунистическая революция и в «Немецкой идеологии» отождествляется с уничтожением частной собственности (46, 49). Вместе с тем это основное положение здесь конкретизируется.

Разработав материалистическое понимание истории, Маркс и Энгельс научно точно выяснили то место, которое частная собственность занимает в общей структуре классового общества: частная собственность – это основа, базис данного общества (46, 45, 86); она определяет его политическую и идеологическую надстройку и, в свою очередь, обусловливается определенным уровнем развития производительных сил.

Уничтожение частной собственности влечет за собой уничтожение классов, противоположности между городом и деревней, обособленного домашнего хозяйства (46, 82, 66, 80) и т.д.

На место частной собственности становится общая собственность. Дело дошло теперь до того, говорится в «Немецкой идеологии», что индивиды должны присвоить себе существующую совокупность производительных сил. Это присвоение обусловлено тремя факторами: 1) характером современных производительных сил, которые должны быть присвоены, 2) характером современного пролетариата, который должен осуществить это присвоение, и 3) тем способом, которым оно должно быть осуществлено. Производительные силы уже «развились в определенную совокупность и существуют только в рамках универсального общения»; поэтому и присвоение их «должно носить универсальный характер». Овладеть всей совокупностью современных производительных сил могут «только современные пролетарии»; при этом вся совокупность средств производства «должна быть подчинена каждому индивиду, а собственность – всем индивидам», «всем им вместе». Такое присвоение может быть осуществлено только посредством пролетарской революции, уничтожения классов и объединения всех членов общества в единую ассоциацию. «Присвоение всей совокупности производительных сил объединившимися индивидами уничтожает частную собственность» (46, 93 – 95).

Заметим, что понятие общей собственности здесь уже конкретизируется. Это общая собственность на производительные силы, в особенности на орудия производства. Но орудия производства понимаются здесь в широком смысле как средства производства (46, 64).

Следовательно, говоря о присвоении современным пролетариатом всей совокупности производительных сил, о подчинении собственности всем индивидам вместе, авторы «Немецкой идеологии», по существу, имеют в виду общественную собственность на средства производства (ср. 60, 248 – 249, 251, 253 – 254).

О значении такой конкретизации Энгельс писал полвека спустя во введении к новому изданию работы Маркса «Классовая борьба во Франции» (1850): «Совсем особое значение придает этой работе то обстоятельство, что в ней впервые дана формула, в которой рабочие партии всех стран мира единогласно кратко резюмируют свое требование экономического преобразования: присвоение средств производства обществом… Таким образом, здесь впервые сформулировано положение, которым современный рабочий социализм резко отличается как от всех разновидностей феодального, буржуазного, мелкобуржуазного и т.д. социализма, так и от туманной „общности имущества“, выдвигавшейся утопическим и стихийным рабочим коммунизмом» (22, 531 – 532)[29].

Формула «присвоение средств производства» появляется в 1850 г., но содержание ее вырабатывается уже в «Немецкой идеологии», – аналогично тому, как термин «диктатура пролетариата» появляется в том же 1850 г. и в той же работе Маркса, но идея диктатуры пролетариата высказывается уже в «Немецкой идеологии».

Необходимость общественной собственности на производительные силы выводится в «Немецкой идеологии» из характера современных производительных сил, которые «развились в определенную совокупность и существуют только в рамках универсального общения». Здесь в абстрактной форме выражено то, что впоследствии (особенно Энгельсом в «Анти-Дюринге») было более ясно и просто определено как общественный характер производства.

Таким образом, необходимость и характер преобразования собственности Маркс и Энгельс выводят чисто материалистическим, в конечном счете экономическим, путем (ср. 51, т. 26, 73).

С уничтожением частной собственности непосредственно связано уничтожение разделения труда и классов.

Связь этих элементов представляется в «Немецкой идеологии» следующим образом: производительные силы – разделение труда – форма собственности (46, 42, 24 – 25, 100 – 101; ср. 13, 7). Разделение труда понимается здесь как общественное разделение труда, которое находит свое завершение и закрепление в разделении общества на классы, одним словом, это – классовое разделение труда (в позднейшей терминологии «старое разделение труда»). Так что уничтожение разделения труда, частной собственности и классов – явления однопорядковые.

О самом уничтожении классов в «Немецкой идеологии» не сказано ничего принципиально нового. Раз не будет классов и классового господства, будет осуществлено действительное единство общества, значит, исчезнет и государство.

Что же касается уничтожения разделения труда, необходимость чего выводится из объективных потребностей дальнейшего развития современных производительных сил, представленных крупной промышленностью, и потребностей всестороннего развития человека как главной производительной силы, – то тут мы находим и постановку новой проблемы и целый ряд новых моментов, связанных с ее решением.

Разделение труда в условиях стихийно сложившегося общества приводит к обособлению профессий и подчинению каждого индивида той или иной из них, практически к пожизненной прикованности к своей профессии. Совокупная деятельность людей выходит из-под их контроля и превращается в чуждую, противостоящую им, господствующую над ними силу. Коммунистическое преобразование общества, уничтожая разделение труда, устраняет и эти его следствия. «Как только начинается разделение труда, у каждого появляется какой-нибудь определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти: он – охотник, рыбак или пастух, или же критический критик[30] и должен оставаться таковым, если не хочет лишиться средств к жизни[31], – тогда как в коммунистическом обществе, где никто не ограничен каким-нибудь исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра – другое, утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике, – как моей душе угодно, – не делая меня, в силу этого, охотником, рыбаком, пастухом или критиком» (46, 43 – 44)[32].