Ошибка грифона - Емец Дмитрий Александрович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/74
• Следующая

Арея беспокоило другое.

— Странно. Выходит, я убил тебя без повода? Ты не защищался? — спросил он недоверчиво.

— У меня и меча-то никогда не было, — грустно сказал Левус. — На тебя напали мои спутники. Из засады. Я просто стоял с ними рядам, удивляясь, за¬чем мы прячемся. Я вообще почти не знал их. Они встретили меня накануне и неплохо ко мне отнес¬лись. Накормит меня, дали одеяло. А утром сказа¬ли, что надо постоять за скалой подождать друга, который должен им несколько эйдосов.

— Другом был, конечно, я! — сказал Арен.

Левус вздохнул:

— Признаться, я подозревал что-то неладное. Думал: может, они воришки из Среднего Тартара, которые отбивают от каравана отставших вер-блюдов?

— Прости, что убил тебя, — сказал Арей.

— Ничего, — ответил юноша. — Я должен был (разу догадаться. Хотя это трудно. — Никогда не таешь, что у кого в душе.

Арей вгляделся в тонкое умное лицо.

— Ты сохранил много эдемского света, — сказал он.

— Да, — согласился Леву с. — Я считаю, мне повез- ю, что ты убил меня довольно быстро, когда я взял только два эйдоса. Люди тянулись ко мне. Та девуш¬ка, философ… Я невольно соблазнял самых добрых и чистых, потому что и сам выглядел хорошим и чи- < тым. Комиссионеры не смогли бы выманить у них тдосы, они бы почуяли фальшь, а мне они отдали их сами… И я обрек их эйдосы на муку внутри моего ()арха! Ведь он не мог быть пустым! Так что благо- * *арю тебя за смерть.-

— Нлагодаришь меня за смерть? — недоверчиво переспросил Арей.

Юноша серьезно кивнул:

— Да. Это плохое место, но я все равно оказался бы здесь рано или поздно. Но тогда во мне не оста¬лось бы уже никакого света, а так он все-таки со¬гревает меня.

— Правда?

— Да. Он меня и сохраняет. А так здесь мало г кого есть рассудок… — Леву с с болью посмотрел туда, где, нанося друг другу удары, катались по¬крытые ранами тела. — Напротив, все старают¬ся забыться. Упроститься до одного занятия, вроде той схватки. Так проще.

— А я почему сохранил рассудок? — спросил Арей недоверчиво.

— Не знаю, — пожал мечами Левус. — Может, тебя кто-то любит и просит о тебе? Не про¬сто много просит, а вообще непрерывно? Когда тебя кто-то любит — это не уходит. Это оста¬ется.

жет просить о нем свет. Синьор-памидор? Нет, нс похоже. Он жалеет, о// вспоминает, но чтобы не-прерывно просить? Не похоже это на Мефа. Дафна?

Более вероятно, но тоже не верится. Нет, это мо¬жет быть только она. Же?ицина, которую он лю¬бил и которая любила его.

— Жена, ‘наверное, — сказал Арей, думая о жене. Все вокруг разложеую и убито. Не на что опереться. Только она одна с живущим в ней эйдосом стала ему опорой. Крошечной искрой надежды в окружавшей его тьме.

Левус оглянулся. Он, кажется, колебался, гово¬рить или не говорить. Вокруг были только смерть, тьма и холод. Юный страж понизил голос до ше¬пота:

— Когда-нибудь, возможно, ее сюда пустят! Она придет к тебе, как другая приходит ко мне. Я не знаю, во сне или не во сне. Тут же пет сна.

— Кто к тебе приходит?

— Девушка, чей эйдос был у меня в дархе. Я вижу ее. Она утешает меня. Значит, и к тебе, возможно, придут. И с каждым приходам она будет приносить тебе немного жизни и надежды. Это все, что здесь возможно. Глоток воды в пустыне.

— Но как? — спросил Арей.

— А ты молись! — сказал Левус. — Молись ей на¬

встречу. Ведь ты же молился когда-то. Там, в Эде¬ме, когда мы быт с Ним одним целым.

— Не буду! — упрямо отозвался Арей. — Не хочу! Нас здесь никто не услышит!

— Не услышит, а ты все равно молись! — ска- меня слышат. Когда стучишься — всегда открыва¬ют. Даже если там, ку’да ты стучишься, и двери- то нет.

— Ну что, идем? — спросил Багров. И в этом «ну что, идем?» зоркая Ирка почувствовала нерешитель-ность. Ни Прасковья, ни Шилов не входили в число людей, которых Матвею хотелось видеть в первую очередь, а ожидать от них можно было чего угодно.

Багров постучал, окликнул хозяев и толкнул дверь. Они оказались в комнатке, где по углам громозди¬лись тазы, лопаты, сломанные грабли и прочий хо-зяйственный скарб, прописавшийся тут, должно быть, задолго до Прасковьи и Шилова. Среди вещей ясных и положительных, таких, например, как рама от вело-сипеда или ржавое ведро, попадались вещи и весьма тематические. Например, широкий меч броард, мань-чжурский меч водао и еще нечто непонятное, но до-вольно зловещее.

— Что эго? — спросила Ирка. — Клинок не клинок, коса не коса. Мамзелькина забыла?

— Мамзелькина здесь тоже не исключена. Это от серпоносной колесницы! — отозвался Багров и по па-мяти процитировал Ксенофонта:

«У греческих солдат вошло в привычку собирать фураж небрежно и без принятия мер предосторож- ности. Выл один случай, когда Фарнабаз с 2 колес¬ницами с косами и 400 кавалеристами вышел на них, когда они были рассеяны по всей равнине. Когда реки увидели, что они надвигаются на них, они по¬бежали, чтобы соединиться друг с другом; в целом их было около 700, но Фарнабаз не терял времени. Отправив колесницы вперед и следуя за ними сам вместе с конницей, он приказал атаковать. Колес¬ницы лихо врезались в греческие ряды, разбили их сомкнутый строй, а конница затем быстро сокра¬тила их число до около ста человек».

Модель Маша посмотрела на Багрова с уважением. Природно неглупые девушки делятся на две группы: первая сама читает книги, а вторая, более ленивая, но зволюционно приспособленная, тянется к умным мо- юдым людом, которые их читают.

В углу, в закутке, кто-то громоздко зашевелился. Ирка увидела крупную черную птицу, которая, при-держивая за рог, клевала коровью голову. На Ирку птица покосилась без интереса, но с пониманием. За-метно было, что стань Ирка падалью, птица и се бы без смущения клевала.

— Черный гриф! — узнала Ирка и продвинулась вперед, туда, где была еще одна дверь, раскисшая от влаги. Матвей толкнул ее плечом и вошел. Ирка с Ма-шей протиснулись за ним.

Они оказались в тесной избушке с двумя оконца¬ми. Большая, некогда белая, а теперь облезшая печь занимала всю центральную часть. На печи было три лежанки — одна наверху и две уступами. Причем все¬ми тремя явно пользовались. Средняя, самая широкая лежанка была вся заставлена игрушками Зиги. Ма-шинки он выстроил в одну линию, а всех зверушек и динозавров — в другую.

Шилов стоял у печи и забивал щели глиной, зачер-пывая ее голой рукой из таза. Видимо, делалось это нс впервые, потому что серые нашлепки глины покрыва-ли печь со всех сторон. Но толку от этого было мало. Глина рассыхалась. Из щелей просачивался дым. Тра-вил глаза. Ирка с непривычки закашлялась.

Виктор повернулся на ее кашель. Ирка не исклю-чала любых проявлений приветливости, вплоть до самых смертоубийственных, но Шилов остался на месте. Посмотрел на нее, на Матвея, несколько подо-зрительно на Машу и опять занялся печкой.

— Я видел с холма, как вспыхнуло дерево. Могли бы подкрадываться и потише, — сказал он.

— А поздороваться? — спросила модель Маша. Она относилась к числу девушек, которые любят, когда их замечают.

— Я с женщинами не здороваюсь. Особенно с теми, которые этого просят, — отозвался Шилов.

— Почему?

— Да так. Не здороваюсь, и все.

Ирка стояла с копьем и щитом в руке и искала гла-зами, куда их прислонить. Бросать на пол не хотелось.

— Спасибо, хоть не убил! — сказала она.

Шилов усмехнулся, кивая на печь:

— Если бы надо было вас прикончить, мне и меч

бы не пригодился. Я бы сдвинул любую машинку на пять сантиметров и сказал бы Зиге, что это сдела¬ли вы.

Великан, сидевший на корточках у печки, услышав свое имя, перестал возить по полу машинку и гово¬рить «вжжжж!».

• Предыдущая
• 49/74
• Следующая