Сталин перед судом пигмеев - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 23

Кризис власти был очевиден, и Ленин решил воспользоваться им. Между 12 и 14 сентября Ленин, находившийся в это время в Гельсингфорсе, написал письма Центральному Комитету «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». В них он утверждал, что в стране сложились объективные и субъективные условия для проведения успешного вооруженного восстания. Ленин торопил, так как считал, что Керенский, оттолкнув от себя кадетов и часть левых сил в эсеро-меньшевистской коалиции, готов пойти на сговор с немцами и сдать им Петроград.

Курс Ленина на восстание не вызвал единодушной поддержки в руководстве большевистской партии. Каменев и Зиновьев выступили решительно против предложений Ленина, считая начало восстания несвоевременным. Троцкий выдвинул альтернативный план действий, который исходил из необходимости увязывать выступление с поддержкой Советов. Сталин же предложил передать письма Ленина на рассмотрение наиболее крупных партийных организаций, исходя из того, что такое важное решение требует широкого и всестороннего обсуждения. Явно Сталин не был склонен безоглядно поддержать ленинский план восстания.

Свои сомнения в отношении ленинских писем Сталин изложил в феврале 1924 года, когда он говорил о тогдашнем положении в стране. «Что означало поднять восстание в такой момент? Поднять восстание в такой обстановке – это значит поставить все на карту». Усилиями Сталина и других руководителей партии, занятых ежедневной практической работой, число большевиков с начала августа к концу октября 1917 года увеличилось с 240 тысяч до 350 тысяч. Партийные организации были созданы более чем в 100 городах страны. На фронте большевиков было 50 тысяч. Даже в деревне, где позиции большевиков были слабы, за 1917 год были созданы 203 крестьянские партийные ячейки, объединявшие 4122 крестьянина. Ежедневный тираж большевистских газет составлял около 600 тысяч экземпляров. Очевидно, что Сталину, который с таким трудом сумел провести партию через водоворот июльских событий и повел ее к новому подъему, было нелегко решиться на рискованный шаг, чреватый разгромом партии. Возможно, что такие же сомнения разделяли и другие члены ЦК, поскольку решения ЦК по предложению Ленина не было принято.

Через два с половиной года, выступая по случаю 50-летия Ленина, Сталин не скрывал сохранившегося у него отрицательного отношения к этому предложению, слегка иронизируя над Лениным: «Нам казалось, что дело обстоит не так просто, ибо мы знали, что демократическое совещание состоит в половине или, по крайней мере, в третьей части из делегатов фронта, что арестом и разгоном мы можем только испортить дело и ухудшить отношения с фронтом. Нам казалось, что все овражки, ямы и ухабы на нашем пути нам, практикам, виднее. Но Ильич велик, он не боится ни ям, ни ухабов, ни оврагов на своем пути, он не боится опасностей и говорит: „Встань и иди прямо к цели“. Мы же, практики, считали, что невыгодно тогда было так действовать, что надо было обойти эти преграды, чтобы взять быка за рога. И, несмотря на все требования Ильича, мы не послушались его, пошли дальше по пути укрепления Советов и довели дело до съезда Советов 25 октября, до успешного восстания. Ильич был уже тогда в Петрограде. Улыбаясь и хитро глядя на нас, он сказал: „Да, вы, пожалуй, были правы“… Товарищ Ленин не боялся признать свои ошибки».

Однако в сентябре 1917 года до этих признаний еще было далеко, и Ленин продолжал доказывать необходимость быстрейшего выступления. В своем письме председателю областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии от 27 сентября Ленин утверждал: «События вполне подтвердили правильность моего предложения… что партия должна поставить на очередь вооруженное восстание… Теряем время, назначаем «сроки» (20 октября съезд Советов – не смешно ли так откладывать? Не смешно ли полагаться на это?)».

Стараясь убедить руководство партии в том, что в мире сложилась предреволюционная ситуация, и подтолкнуть его к решительным действиям, Ленин обращался к партийным организациям, уверяя, что «в Германии начало революции явное, особенно после расстрела матросов». Он также ссылался на сомнительные сообщения о волнениях в Италии и Чехии. На основе этих сведений он уверял, что Западная Европа находится на грани революции. Он утверждал, что большевики пользуются полной поддержкой в стране («99 процентов голосов солдат за нас в Москве»), что правительство находится в состоянии политической изоляции («Финляндские войска против правительства… Железнодорожные и почтовые служащие в конфликте с правительством»).

Ленин безапелляционно заявлял, что «большевики оказались бы жалкими изменниками пролетарскому делу… если бы они дали себя поймать в ловушку конституционных иллюзий, «веры» в съезд Советов и в созыв Учредительного собрания, «ожидания» съезда Советов и т. п.» Он настаивал: «Кризис назрел. Все будущее русской революции поставлено на карту. Вся честь партии большевиков стоит под вопросом. Все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту… будем „ждать“ съезда Советов и упустим момент теперь, мы губим революцию… Ждать съезда Советов – ребячья игра в формальность, позорная игра в формальность, предательство революции. Если нельзя взять власти без восстания, надо идти на восстание тотчас… Ждать – преступление перед революцией».

Эти же аргументы Ленин повторял в «Письме к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области», написанном 8 октября. На протяжении небольшого письма он несколько раз повторял: «Промедление смерти подобно». По словам Н. К. Крупской, Ленин тогда жил «мыслью о восстании, только об этом и думал, заражал товарищей своей убежденностью».

В начале октября 1917 года Ленин тайно прибыл из Гельсингфорса в Петроград. 10 октября Ленин принял участие в заседании ЦК, на котором он выступил с докладом. Он осудил «равнодушие к вопросу о восстании» со стороны руководства партии и высказал мнение, что «по-видимому, время значительно упущено». Ленин уверял, что «большинство теперь за нами», что «политически дело совершенно созрело для перехода власти» и настаивал на том, что «надо говорить о технической стороне» восстания.

Против Ленина решительно выступили Каменев и Зиновьев. На другой день они изложили свои возражения в письме, обращенном к ПК, МК и ряду других комитетов большевистской партии. В нем они подвергали сомнению основные аргументы Ленина: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! – ни то, ни другое неверно, и в этом все дело». Аргументы Ленина о поддержке большинством населения большевиков были опровергнуты в ноябре 1917 года итогами выборов в Учредительное собрание. Утверждения Ленина о начале мировой революции были опровергнуты всей историей ХХ века. Выступления же осенью 1917 года, о которых говорил Ленин, не имели никаких существенных последствий для политической жизни западноевропейских стран. Поэтому его обвинения в адрес большевиков о том, что они могут предать мировую революцию, были беспочвенными.

Почему же Сталин, а также остальные восемь членов ЦК (не считая Ленина) согласились с руководителем партии? Оценивая теперь эти события, можно увидеть, что высказывания Ленина в пользу восстания отличались нередким для политической жизни использованием неверных аргументов для правильных практических выводов. Все, что теперь известно о ситуации осенью 1917 года в России, свидетельствует о том, что она не могла долго сохраняться и тем более не могла плавно эволюционировать в сторону конституционного развития демократического общественного порядка.

В своих мемуарах А. Ф. Керенский писал о том, что он узнал о закулисной стороне предоктябрьских событий, уже находясь в эмиграции, от генерала Эжена Пети, который был представителем Франции при Временном правительстве. В это время правые силы, потерпевшие поражение во время разгрома корниловского мятежа, выжидали удобный момент для нового контрреволюционного выступления. По словам Э. Пети, Милюков, Родзянко, генерал Алексеев и другие готовили заговор с целью захвата власти и установления правой диктатуры. В октябре 1917 года «Милюков и его друзья были убеждены,… что большевизм не представляет слишком большой угрозы и что в России существуют лишь две партии: „партия порядка“ во главе с Корниловым и „партия распада“, возглавляемая Керенским. Исходя из этого, заговорщиков „вообще не беспокоила перспектива захвата большевиками власти. Ленин сбросит Керенского, размышляли они, и тем самым, не подозревая об этом, расчистит путь к созданию „крепкого правительства“, которое неизбежно придет к власти через три или четыре недели“.