Наводнение - Хелемендик Сергей - Страница 15

• Предыдущая
• 15/19
• Следующая

Работа настолько поглощала все силы Антонио Сантоса Родригеса, что женился он только после сорока. Его женой стала американская девушка, которая работала сестрой милосердия в инфекционном отделении католического госпиталя. Через несколько месяцев после рождения Хуана его мать умерла от желтой лихорадки.

Хуан не смог бы вспомнить, когда в нем проснулся первый импульс помочь больному. Просто он всегда делал то же дело, что его отец, и казалось, начал помогать отцу, едва научившись ходить. Ухаживать за больными людьми для Хуана было самым нормальным и естественным состоянием.

К пяти годам он хорошо говорил по-испански и по-китайски. Когда граф Антонио Сантос Родригес вместе с сыном перебрались в Таиланд, Хуан поразительно быстро овладел тайским языком, который больше отличается от китайского, чем французский от немецкого. Но китайский язык Хуан не забывал и не мог забыть, поскольку население Бангкока, где в последние годы жизни отца была постоянная резиденция католического госпиталя, на четверть состояло из китайцев.

Хуан любил отца больше, чем бога. Он знал, что это грешно, но все равно любил отца больше. Они никогда не разговаривали много. Со стороны могло казаться, что граф Антонио Сантос Родригес не балует сына вниманием и обращается с ним как со слугой или работником. Но это было не так.

Граф Антонио Сантос Родригес никогда ничего не приказывал сыну и очень редко просил о чем-либо. Он не мешал Хуану вести свою жизнь и заниматься тем, к чему его влекло. И между тем Хуан всегда чувствовал на себе любящий и проницательный взгляд отца. Его никогда не покидало необходимое каждому детенышу чувство защищенности и уверенности в родительской поддержке.

В шестнадцать лет Хуан поступил в лучший медицинский колледж Бангкока и закончил его с блестящими результатами через четыре года. Дипломная работа Хуана могла бы успешно конкурировать с многими докторскими диссертациями по новизне материала и оригинальности авторской концепции. Работа называлась «Искусство кун-фу и представления о предельных возможностях человеческого организма».

На защите дипломной работы присутствовал Учитель, и, когда последняя фраза Хуана, произнесенная по-тайски, растаяла в шуме аплодисментов, когда глава ученой общины университета целовал Хуана в обе щеки, на обычно невозмутимом лице Учителя появилась улыбка. Он не был ученым и не много понял из того, что излагал Хуан в течение часа на великолепном тайском языке, но реакция людей ученых и уважаемых на выступление его ученика ему понравилась.

Учитель был основателем известной в Таиланде Школы кун-фу, которую посещали сотни детей влиятельных и богатых китайских семей. В эту Школу Хуан пришел сам, когда ему было семь лет, и его первая встреча с Учителем вошла в историю Школы. Легенду эту много лет спустя рассказывали примерно так.

Однажды в двери Школы, которые всегда открыты, вошел европейский ребенок, одетый по-китайски, и, поклонившись вышедшему ему навстречу ученику, сказал по-китайски, что хочет говорить с господином Учителем. Ученик, следуя традициям Школы, ответил на поклон мальчика еще более учтивым поклоном и повел его к Учителю, стараясь скрыть следы удивления на лице.

Увидев Учителя, мальчик выполнил одну из самых изысканных форм приветствия, с которой обращаются к человеку старшему и чрезвычайно почитаемому. Учитель был поражен и спросил мальчика:

– Что ты хочешь, дитя мое, и кто научил тебя так прекрасно вести себя?

Мальчик ответил, что он хочет учиться и что вести себя так его никто не учил. Он просто делает то, что делают другие люди.

– Но чему ты хочешь научиться? – Вопрос Учителя был закономерен. Те немногие европейцы, которые посещали Школу, руководствовались любопытством или склонностью к экзотике. Они не понимали и не усваивали почти ничего из искусства кун-фу, и среди них никогда не было детей.

– Я хочу научиться делать так, но по-настоящему правильно! – ответил мальчик, принял стойку атакующего тигра и замечательно красиво выполнил несколько движений.

Никогда и ничему в жизни Учитель не удивлялся больше! Усадив мальчика напротив себя – знак особого благоволения, Учитель начал расспрашивать его и узнал, что этот ребенок родился и вырос на родине Учителя и впитал азы искусства кун-фу, посещая существовавшую в городе, где он жил, школу. Мальчик сказал, что он хотел бы продолжать учиться мудрому, как мир, искусству кун-фу в Школе.

Учитель сделал знак, и из одного из залов привели китайского мальчика примерно одного с Хуаном роста.

– Это наш гость! – сказал Учитель китайскому мальчику. – Он будет нападать, а ты будешь только защищаться!

Китайский мальчик склонил голову и принял защитную стойку. Он учился в Школе два года и считался одним из лучших среди детей. Через несколько секунд европейский ребенок поверг ученика Школы на пол и сомкнул пальцы на его горле, завершая серию атакующих движений «объятием удава».

Тогда Учитель подошел к европейскому мальчику, положил ему руку на плечо – знак высшего благоволения – и сказал, что хочет говорить с его отцом…

Разговор графа Антонио Сантоса Родригеса с Учителем также вошел в легенду. Европейский доктор в ответ на вопрос, разрешает ли он заниматься сыну в Школе и готов ли он платить за обучение довольно большую сумму, ответил, что все должен решить мальчик и, если он хочет, значит, он будет заниматься в Школе. И плата конечно же будет вноситься регулярно. Учитель откланялся и ушел, сказав Хуану, что будет ждать его…

К пятнадцати годам Хуан был «учеником-наставником», то есть сам вел занятия в нескольких группах Школы. К двадцати годам он стал «учеником-другом», то есть получил формальное право основать собственную школу. Хуан достиг той степени мастерства, на которой человек остается один на один с древним и мудрым, как мир, искусством кун-фу.

– Я не могу научить тебя больше ничему! – сказал ему тогда Учитель, поклонившись так, как кланяются «человеку равному и чрезвычайно почитаемому». – Ты остаешься один и пойдешь один дальше. Сейчас только ты сам можешь научить себя чему-либо!

Но Хуан продолжал посещать Школу. Он вел длинные беседы с Учителем и с учениками Школы о том, что и как они чувствуют, выполняя те или иные движения, проводил экспресс-анализы крови, мочи, пота. И так продолжалось до самой защиты диплома, после которой Хуан получил право заниматься медицинской практикой. Перед ним открывались блестящие возможности.

Граф Антонио Сантос Родригес и его сын были хорошо известны в Бангкоке. Если бы Хуан захотел открыть свою клинику, десятки людей предложили бы ему помощь и кредит, а в его клинику потекли бы пациенты из самых состоятельных и родовитых семей. Но деньги не интересовали Хуана. Он постепенно становился правой рукой отца, все больше и больше принимая на себя весь огромный объем работы в католическом госпитале, превращаясь в его главного врача и руководителя. Вызвано это было тем, что граф Антонио Сантос Родригес принял сан и стал официальным представителем Ватикана в Бангкоке.

Эмиссары Ватикана убеждали графа Антонио Сантоса Родригеса сделать это в течение нескольких лет, но переговоры не имели успеха. Только после личного приглашения кардинала, занимавшегося делами Ватикана в Индокитае, и полуторачасовой аудиенции во дворце граф Антонио Сантос Родригес сдался и вместе с саном взвалил на себя груз дипломатических обязанностей.

Решающим аргументом, который привел кардинал в беседе, было то, что официальный представитель Ватикана направляется в Бангкок впервые и от того, какие традиции он заложит, зависит во многом будущее. Поэтому особенно важно, чтобы это был человек, знающий страну и язык, имеющий вес и авторитет…

«Здесь, в Индокитае, каждый день от голода и болезней гибнут десятки тысяч детей и взрослых, лечение каждого из которых обошлось бы в среднем в 12 долларов! – это была одна из фраз речи, с которой отец Антонио выступил вскоре после своего посвящения в сан перед католической общиной Бангкока. – И если мы действительно любим людей и бога, мы должны сделать то малое, что мы можем, что может каждый из нас, чтобы спасти их! Они не виноваты в том, что их страны бедны, что бедны они сами, что их детей некому и не на что лечить. Это не их, а наша вина! Моя, ваша, всех, кто платит двенадцать долларов за обильный, разрушающий тело и развращающий дух обед, вместо того чтобы спасти жизнь этого мальчика!» – и он высоко поднял над кафедрой большую фотографию истощенного индийского мальчика с ввалившимися ребрами и огромными глазами старика.

• Предыдущая
• 15/19
• Следующая