Слишком сильный - Попов Валерий Георгиевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/43
- Следующая
…Наконец мы с Данилычем выбрались из этого бесконечного магазина, оказавшись совсем не на той улице, с которой мы вошли. С облегчением вздохнув, мы пошли по улице, но тут перед нами оказался радиомагазин. Думаю, никто из моих друзей не простил бы меня, если бы я прошел мимо! Маленькие, но громко звучащие магнитофончики, и совсем крохотные «плейеры», которые вешаются на грудь и слушаются через наушники, и огромные стереосистемы — все сверкало, звучало, мелькало! Кассеты грудой валялись в большой плетеной корзине, похожей на увеличенную баскетбольную. К краю корзины был приделан флажок, на котором было небрежно написано — 5 фр. Любую кассету в корзине за пять франков! То есть за пятьдесят копеек! Тут были и «Модерн Токинг», и «Крис до Бьорг», и «Бед Бойс Блю» — все, о чем мечтали мои друзья, увлекающиеся музыкой.
Работал, естественно, видик — певец в рваном пальто, обвисшей шляпе шел, приплясывая, по перилам какого-то бесконечного моста через огромный пролив. Потом певец вдруг распался на множество мелких разноцветных кубиков, эти кубики моментально сложились в домик, который так же приплясывал, как и певец, потом из кубиков сложилась голова певца (песня продолжалась без перерыва), из широко открытого рта выехал игрушечный автомобильчик, потом вдруг автомобильчик этот превратился в настоящий, и тот же певец, уже в роскошном белом костюме, стоял в автомобиле и пел. Его длинные, теперь уже вымытые, причесанные волосы развевал ветер.
— Ну все… пойдем! — послышался почти уже забытый мною голос Данилыча.
Ах, да, я вышел из оцепенения, есть же Данилыч!
Мы вышли на улицу, пошли вверх — улица задиралась к небу.
— С боями пробиваемся вперед! — усмехнулся Данилыч. Мы решительно двинулись вперед, к статуе мадонны.
Но тут, откуда ни возьмись, возник магазин охотничье-рыболовно-спортивный — такого уж никак нельзя было пропустить. Я сразу загляделся на поплавки — высокие, красно-белые; на франк их давали целый десяток — ну как было не купить! Потом я метнулся к охотничьему отделу; какие там были ошейники и поводки — кожаные, пластмассовые, с узором, c бахромой! Жалко, Чапе не удалось поносить такой красоты!.. А может, еще придется, может, он еще жив! Я в волнении стоял перед прилавком.
— Так. Ну все! — тронув меня за плечо, проговорил Данилыч. — Если я не куплю эти свечи для моей машины — жена мне не простит! Минутку! — он ушел вглубь, в автомобильный отдел… За автомобильным шел магазин спортивной одежды… Короче, это повторялось раз за разом: мы кое-как выбирались из одного магазина, шли по улице, потом вдруг видели другой, заходили на секунду — просто так, чтобы купить какой-нибудь крючочек для ванной, — и выныривали, тяжело дыша, из какого-нибудь совсем другого, дальнего выхода, на какой-то совсем другой улице, с грудой каких-то копеечных, но очень интересных покупок на руках и обреченно ныряли в следующий магазин; носки с двухцветной полосой по щиколотке, фактически даром, были свалены прямо в корзину и стоили на наши деньги десять копеек, — а выйти в них на пляж!!! Это же сенсация!
Потом, оглядевшись наконец по сторонам, мы заметили, что идем по красивой широкой улице, главной улице Марселя — Канобьер.
— Ну что, может, перейдем на ту сторону? — азартно сказал Данилыч.
— А нам не пора обратно? — осторожно спросил я.
— А зачем обратно-то? — удивился Данилыч.
— Ну, наверное… пора уже есть, — проговорил я.
— Поесть можно и на ходу! — небрежно проговорил Данилыч. — Заскочить в «Дональд», проглотить по гамбургеру! — Чувствовалось, что он не впервые за границей, разбирается, что к чему!
— Но ведь Мадлена не советовала переходить на ту сторону, говорила, опасно! — спохватился я.
— Ну, днем-то, я думаю, ничего! — уверенно сказал Данилыч, и мы перешли.
Сразу за главной улицей начинался арабский район — по обеим сторонам бульвара, насколько хватало глаз, видны были только черные головы, смуглые лица, довольно часто встречались мужчины в чалмах, женщины в паранджах. Только что была Европа, и сразу — Африка! Первые этажи домов сплошь состояли из лавок. Вход прямо с улицы, дверей вообще как бы нет, сразу оказываешься среди развалов одежды, ковров, обуви. Душно, звучит заунывная арабская музыка, и ты начинаешь нырять в этих завалах. Груды вещей все выше, воздуху все меньше; вазы, горы баллонов шампуня, какие-то яркие платки, кофты — все это лежит горой, над каждой горой — флажок: 20 франков, 15 франков! Лотки, один за другим, выстроились и по тротуару, лежали и висели огромные пестрые дорожные сумки, легкие, прочные, яркие, с надписями и без. И снова провал в очередной затхлый магазинчик, звучит уже другая, но снова заунывная музыка, и на пороге, обхватив голову, сидит старый араб, видимо с отчаянием думая о том, куда девать эти груды лежалого товара. Я вдруг заметил, что я один, Данилыча рядом нет, а вокруг только чужие, темные, что-то гортанно кричащие на своем языке арабы. Я растерянно огляделся: куда теперь идти, чтобы выйти отсюда? Все было незнакомо!
Наконец откуда-то вынырнул взъерошенный Данилыч с коротким черным зонтом в руках.
— Колоссально! — возбужденно проговорил он. — Отличный зонт купил, знаешь за сколько… примерно за рубль! — Он раскрыл зонт, потом сложил. — Что же получается, — вдруг усмехнулся он, — теперь я должен буду ходить всюду с зонтом, как пижон?
«С понтом под зонтом, когда нет дождя!» — вспомнил я школьную присказку, но не сказал.
Потом мы пошли по узкой улочке вверх. Тут уже торговали совсем странными товарами — прямо на тротуарах стояли башмаки, давно вышедшие из моды даже у нас, дверные замки, ручки, сломанные стулья… что за покупатели могут найтись на такой товар? Покупателей и не было — одни продавцы, сами рваные и потертые, как их товар. На нас они смотрели зло и недоверчиво.
— Да, не обожают здесь белых! — сказал Данилыч.
Дальше по улице шел уже окончательный хлам, валялись распоротые матрасы; на одном из них лежал древний старик в чалме, приподнялся, посмотрел на нас… то ли он продавал эти матрасы, то ли лежал просто так — было непонятно. По улице летел бумажный сор.
— Да, тут невесело! — сказал Данилыч.
Мы свернули в другую улочку, идущую вниз, — раз мы до того шли вверх, значит, чтобы выбраться, надо вниз? Эта улочка была еще более узкая и темная; сверху нависали балконы, понизу были открыты двери разных кафе, витрины были украшены восточными узорами, внутри было тесно, темно, пахло кофе, но у порогов этих заведений стояли громилы самого угрожающего вида и провожали нас медленными взглядами.
— Хотелось бы, конечно, восточного кофе попить, но, боюсь, тут будет не только кофе, но еще и какао! — усмехнулся Данилыч.
Снова пошла улица лавок, висели блюда, кинжалы с чеканкой, тут же шла работа, и тут же и жили — какие-то старухи сидели на стульях, старики спали прямо тут же, среди товаров. Потом в конце улочки вдруг раздался громкий скрип — все обернулись туда. Там, на маленькой площади, остановился полицейский джип, оттуда вышли двое полицейских с огромной овчаркой и медленно пошли вверх по улочке навстречу нам. Если кто-то смотрел на них — полицейские вперялись в него взглядом, пока тот не опускал глаза, и только после этого, — как бы сказав ему: «То-то же!» — полицейские двигались дальше.
Арабы, сидящие рядом с нами, — до нас еще полицейские не дошли — сидели сейчас неподвижно, напряженно.
— Слетаются сюда, а здесь их встречают собаками! — тихо сказал мне Данилыч по-русски.
Полицейские поравнялись с нами. Мы тоже невольно напряглись.
— Добрый вечер! — поздоровался молодой полицейский в бобочке, с налитыми мускулами. — Знаете, как отсюда выбраться?
— Не очень хорошо, — ответил Данилыч.
— Через ту маленькую площадь и дальше прямо! — показал полицейский!
— Благодарю! — проговорил Данилыч.
Полицейские продолжили свое медленное, зловещее шествие. Арабы при их приближении застывали, как бы исчезали, — видимо, можно было ждать любых неприятностей.
- Предыдущая
- 21/43
- Следующая
