Осколки чужой жизни (СИ) - Волхова Ульяна "Люлёк" - Страница 6

• Предыдущая
• 6/40
• Следующая

В его голове фонтанировали идеи. Дерек старался быть везде и сразу, но как не странно, не мешал, а помогал. В какой-то степени его появление было благословением: лично я никогда бы так не управилась с подводами, экономикой и массой других проблем. Да, сохранить, не разрушить, проследить за исполнением — это легко, это я делала после смерти княгини Аларской, но самой придумать полностью сбалансированный план я не могла. Не хватало знаний, внимательности, сноровки, да и возраст…

Дерек, как никто другой, сумел показать мою некомпетентность, мои сильные и слабые стороны. Он делал для меня то, что никто не мог сделать. Подбирал книги в библиотеке, учил играть в шахматы. У меня не получалось, я обижалась, злилась… Мне было жаль отдавать каждую фигурку: они у меня почему-то ассоциировались с людьми.

— Надо! — заставлял меня Дерек. — Мозги у тебя есть, а стратегическое мышление надо развивать. Какая же ты правительница без этого?!

Так и протекали наши вечера. И с каждым прожитым днём я всё больше понимала, что это не навсегда. Дереку было тесно, душно в моём лесном княжестве, его манили дали. Я знала, что он уйдет. Была уверена, что на войну. Просто для молодого мужчины — это было единственная возможность вырваться, достичь чего-то большего.

И он ушёл. С одной из подвод, что я отправляла в ставку главнокомандующего. Ушёл на прощанье, бросив:

— Ялина, я перед тобой в неоплатном долгу.

— Нет, неоплатных долгов. — ответила я словами своей бабки, а от себя добавила: — Поэтому останься живым, чтобы смог вернуть.

Я не плакала, стоя на границе своих владений. Княжна Аларская не имела права плакать, по крайней мере, пока на меня смотрят. Пусть мои женщины и рыдали в три ручья, пусть причитали, провожая своих братьев, мужей, детей. Я же стояла прямо, с высоко поднятой головой. Я — княжна Аларская. И этим всё сказано.

Пошли долгие, мучительные месяцы. К нам поступали раненные, обездоленные. Из княжества Аларского получился отличный тыл. Пусть маленький, но крепкий…Дремучий, Священный Лес был надежной защитой. Соваться сюда опасались. Жили скудно, мирно и бедно, вечно хотелось есть, но от голода, холода никто не умер. Лес спас. Он, вообще, казалось вошёл в моё положение и соглашался на беспрецедентные количества дичи. Собственно на лесном мясе зиму и пережили. Зерно использовать не могли. Того, что осталось на первом месяце зимы, по подсчётом едва-едва должно было хватить на новый посев. Но мы держались — и это было счастьем, чудом, невозможным… Потому что княжество в свои лучшие дни могло прокормить лишь две тысячи человек, а нас перевалило за пять.

Да, смерти были, много, но по сравнению с теми, кто выжил, — цифры были незначительными.

Было трудно, время тянулось слишком долго. Пожалуй, единственной радостью для меня были письма. Письма, в которых Дерек описывал, где он, что с ним, как продвигается армия, как идут бои. В редкие моменты получения я сбегала от всех. Неважно какая была погода, я убегала к лесному озеру, где Алар увидел когда-то дочь лесного царя. Садилась и читала, читала, перечитывала…

Да, известия, что мы выигрываем, обнадёживали княжну Аларскую, а пятнадцатилетнюю девчонку Ялину радовало, что её найдёныш, её друг жив. Просто мне, казалось, что ещё одной смерти небезразличного мне человека, моего друга я не переживу даже ради княжества.

Но такие моменты были быстротечны, а остальное время тянулось бесконечно, немилосердно долго. Но и оно было не вечно: через несколько дней после моего шестнадцатилетия война закончилась, Лорские победили.

Сижу в кабинете отца смотрю на то, как пылает огонь в камине, на коленях письмо. Письмо от той, которую я ждала больше десяти лет… Увы, адресованное не мне, а моему отцу, которого больше трёх лет нет в живых.

Письмо бывшей княгини Аларской, по идее, письмо моей матери. Хотя какая она мне мать? Это право она утратила. Нет, не за то, что ушла. Я понимаю: в жизни всякое бывает. За другое… Я перестала считать Лорин Аларскую, а ныне Лорин Дориньяк, матерью уже давно. Когда точно не скажу… Но может, когда, будучи малышкой, тихо плакала по ночам? Или когда ждала письма от неё, хотя бы строчку, хотя бы к праздникам, а они не приходили? Да, наверное, тогда.

Это неважно. Здесь главное другое: сейчас после одиннадцати лет молчания я держу её письмо, которое свалилось на меня, как снег на голову. Её письмо, отправленное отцу.

И вот я сижу с чужой перепиской и в очередной раз не знаю, что делать… В душе бьются противоречивые желания: разорвать и сжечь, благо огонь рядом, только руку протяни… Или вскрыть и прочесть. Что выбрать, честно не знаю.

С одной стороны, безумно хочется узнать, что там. Может, прочитав его, я пойму, что именно произошло с нашей семьёй, почему она ушла, и успокоюсь…

С другой, не хочется тревожить никому не нужные воспоминая, чувства.

У меня других проблем, что ли нет? Есть! На следующей недели надо ехать ко двору, присягу отдавать новому королю! И ждать назначения опекуна, так как законы снова вступили в силу… А это чревато большими проблемами для меня. Всё дело в том, что по нашему законодательству владеть землями, считаться наследником можно с 16, а вот распоряжаться только с 18. То есть, это означает, что ко мне точно приставят кого-то со стороны… Если только с Дерека долг не стребовать. А это идея! Дерек нынче высоко поднялся: как никак, личный советник короля. Так пусть и мне посоветует, как упросить Его Величество позволить остаться беспризорной.

Дерек… При одной мысли, что скоро я увижу своего друга, на губах заиграла улыбка. Как давно я с ним не встречалась и как хочу…

Ладно, отвлекаемся от мечтаний и переходим к главному: читать или сжечь. Сжечь, тем более, что оно не мне адресовано! Я поднимаюсь с кресла, подхожу к камину, наклоняюсь, вытягиваю руку, чтобы бросить и… И не могу. Просто не могу, понимаю: если не узнаю, что произошло у родителей, не смогу спать спокойно. Письмо пришло — и одним своим появлением всколыхнуло то, что я думала, как о погибшем, перегоревшем, постылом.

Поспешно, трусливо возвращаюсь в кресло, нервно, тревожно разрываю конверт и читаю…

Хотя, нет сначала судорожно рассматриваю почерк, пытаюсь понять, какая она… Но ничего. Почерк красивый, каллиграфический, наверняка, каким-нибудь заведением благородных девиц натренирован и отточен. Да, красивый, но безликий, надежно скрывающий все порывы, эмоции, особенности.

Ладно, не суть… Главное, же содержание — и оно меня пугает. Письмо всё из себя какое-то нежное, трепетное, ласковое… И тут возможны варианты. Первый — письмо написано для дорогого человека, с которым по злой иронии судьбы был разлучён на долгие-долгие годы.

Второй — Лорин Дориньяк что-то нужно и срочно.

Боги, как мне хочется верить в первое и как не хочется во второе! Но Война разучила, она заставила выслушать, увидеть столько историй предательств, подлости, ненависти, что вера в светлое, бескорыстное практически утеряна.

Ладно, читаю дальше, пытаюсь найти ответы на свои вопросы. Почему пишет отцу? Вспоминала ли меня? Как она? Что с ней? Как пережила войну?

И всё в письме есть. Например, там сказано, что Лорин Дориньяк войны не видела, проведя больше шести лет за границей. Что ж, про смерть отца она тоже не знает, а письмо решила написать, когда увидела наши знамёна на королевском дворце — вот и сделала поспешные выводы. Про меня вспоминала, но как-то вскользь. Чего хочет? Молит о встрече.

М-да, определенно напрашивается второе: что-то надо, но что… Нужно побольше информации собрать. Хорошо, что информатор имеется. Всё тот же Дерек.

Встаю, делаю небольшой кружок по комнате, останавливаюсь перед шахматной доской, несколько секунд смотрю на не доигранную партию, а затем делаю лишь один ход, чтобы закончить, поставив шах и мат…

Грустно усмехаюсь: по прежнему ненавижу эту игру, но всё равно играю. Иногда, как сейчас, сама с собой, а всё потому, что её так ценит мой друг.

• Предыдущая
• 6/40
• Следующая