Рожденный бежать - Макдугл Кристофер - Страница 81

— Слушай, — говорили они, — приятель! Мы собираемся пустить слушок, что ты — лучший любитель с Дальнего Востока. Гринго это должно понравиться, парень. Каждый в этом заведении готов поспорить со своими «крошками» на тебя.

Ковбой пожимал плечами:

— По мне — отлично.

— Просто попрыгай, приплясывая, по рингу, чтобы продержаться до четвертого раунда (или до третьего, или до седьмого, — смотря по тому, за какой раунд была получена взятка), — предупреждали его.

Ковбой мог выстоять даже против огромных чернокожих тяжеловесов, уворачиваясь от ударов, делая обманные движения и входя в клинч до тех пор, пока для него не подходил момент упасть на настил. Но, выступая против проворных латиноамериканских боксеров второго среднего веса, ему надо было бороться за свою жизнь.

— Знаешь, приятель, иногда им приходилось вытаскивать оттуда мою несчастную задницу, — говорил он. Но даже после окончания учебы с боксом не покончил.

—Я просто колесил по стране, выступая на ринге. Умышленно проигрывал бои, побеждал одних, проигрывал другим, на самом деле побеждая их, главным образом устраивал отличные шоу и учился вести бои и не получать травм.

После нескольких лет жизни на дне общества, еле-еле сводя концы с концами в гуще борьбы за существование, Ковбой прихватил свой выигрыш и слинял на остров Мауи. Там он, повернувшись спиной к популярным у публики курортам, направился на восток, прямиком в темную и сырую часть острова, к тайным святилищам Ханы. Он стремился найти цель жизни, а вместо этого нашел Смитти, отшельника, обитавшего в тайной пещере. Смитти пригласил Майка к себе в пещеру, а потом провел по скрытым от посторонних глаз святым местам Мауи.

— Смитти — вот кто пристрастил меня к бегу, — поведал Кабальо. Иногда они в середине ночи покидали жилище и бежали вверх по тропе на вершину горы высотой 3050 метров. Там они молча сидели, ожидая, когда первые лучи солнца засверкают яркими бликами на волнах неспешного тихоокеанского прибоя, затем бежали обратно, подкрепившись плодами дикой папайи, которые им удавалось стрясти с высоких деревьев. Шло время, и скандалист и драчун задних комнат по имени Майк Хикман исчез. Вместо него появился Михей Верный — его имя было вдохновлено, во-первых, сходством с пророком Михеем из Ветхого Завета, который прославился своим мужеством и бесстрашием, и, во-вторых, преданностью старой дворняги по кличке Верный Пес.

— В жизни я не всегда следовал примеру Верного Пса, — вспоминал Кабальо. — Но к этому надо стремиться.

Во время одной из пробежек по тропическому лесу в поисках видений заново родившийся Михей Верный встретил прекрасную Мелинду — девушку из Сиэтла, приехавшую в те места на каникулы. Казалось, не было на свете людей более разных, чем эти двое: она дочь богатого инвестиционного банкира и аспирантка факультета психологии, а Михей в буквальном смысле самый настоящий пещерный человек, сиречь троглодит. Но они, как это ни странно, влюбились друг в друга со всей страстью молодых сердец. После года в дикой глуши Михей решил, что пора возвращаться в мир.

Ковбой послал в нокаут своего третьего противника…

…и четвертого…

…и пятого…

Благодаря тому что Мелинда была рядом, а ноги окрепли во время пробежек по влажным джунглям, Михей стал поистине неуязвимым. Он мог пританцовывать и увертываться до тех пор, пока руки соперника не наливались свинцом. И когда кулаки противника опускались, Михей бросался в атаку и сильным ударом в челюсть отправлял его на настил.

— Меня вдохновляла любовь, — признался Кабальо. Они с Мелиндой поселились в Боулдер, где он мог бегать по горным тропам и участвовать в боях на рингах Денвера.

— Он точно не был похож на боксера, — рассказывал мне позднее Дон Тобин, в то время чемпион Скалистых гор по кикбоксингу в легком весе. — У него были действительно длинные волосы, и он носил старые перчатки, такие жесткие, словно они перешли к нему от Рокки Грациано[65].

Дон Тобин стал другом Ковбоя и запасным спарринг-партнером. И по сей день он восхищается трудовой этикой Ковбоя.

— Он тренировался сам, и невероятно упорно. В свой тридцатый день рождения он пошел и пробежал 48 километров. Очень немногие американские марафонцы осиливали такие дистанции.

К тому времени как полоса непрерывных побед Ковбоя измерялась счетом 12:0, его слава была столь огромна, что он попал на обложку денверского еженедельника Westworld. Под заголовком «Город кулачных боев» помещалось полосное фото Михея, полуобнаженного и потного, с воздетыми кулаками и развевающимися волосами, с тем же колючим взглядом, на который я напоролся спустя двадцать лет, когда неожиданно встретил его в Криле. «За хорошие деньги побью любого» — цитата из Ковбоя превратилась в поговорку.

Любого, да? Эта статья попала в руки сотруднице кабельного спортивно-развлекательного канала, занимавшейся содействием продвижению кикбоксинга, которая быстро разыскала Ковбоя и обратилась к нему с предложением. Несмотря на то что Михей был боксером, а не кикбоксером, ей очень хотелось вывести его на ринг и показать по телевидению на всю страну его поединок с Ларри Шепердом, боксером полутяжелого веса, занимавшим четвертое место в американской табели о рангах. Михею нравилась публичность и день большого платежа, но он учуял неладное. Всего несколькими месяцами ранее он был бездомным хиппи, медитировавшим на горной вершине теперь они выставляли его против искусного бойца, способного разбить головой блок из шлакобетона.

— Для них все это было лишь грандиозной шуткой, — говорил Михей. — Я был тем длинноволосым хиппи, кого они хотели вытолкнуть на ринг смеха ради…

То, что произошло дальше, подводит итог истории Кабальо: выбор, который ему предстояло сделать, был самым легким в его жизни — выбор между благоразумием и гордостью. Когда на передаче «Ночь супербоев на ринге» прозвучал гонг, Ковбой отказался от обычной своей осторожной стратегии пританцовывания и заслонения от ударов. Он стремительно пересек ринг и обрушил на Шеперда шквал яростных ударов слева и справа.

— Он укрылся в углу, чтобы сообразить, что к чему, — вспоминал Михей.

Михей поднял правую руку, готовясь нанести сильный, ошеломляющий удар, но ему пришла в голову идея получше.

— Я лягнул его в морду с такой силой, что сломал на ноге большой палец. А заодно и ему нос.

Михей резко выбросил руку вперед, и доктор занялся глазами Шеперда, чтобы проверить, не отслоилась ли у того сетчатка. Еще один нокаут в послужном списке Цыгана-ковбоя. Он не мог дождаться момента, когда наконец вернется домой, чтобы отпраздновать победу вместе с Мелиндой. Но Мелинда, как он обнаружил, приготовила ему свой нокаут. И задолго до того как прекратился их разговор — когда она рассказала ему о своем новом романе и намерении бросить его ради другого мужчины и вернуться в Сиэтл, — в голове у Михея загудел целый рой вопросов. Не к ней, к себе.

Только что он расквасил рожу какому-то парню во время боя, передаваемого по телевидению, а ради чего? Чтобы стать великим в чьих-то глазах? Чтобы стать спортсменом, чьи достижения измеряются лишь чьей-то там симпатией? Он был неглуп и вполне мог установить связь между робким нерешительным мальчиком и одиноким, жаждущим любви скитальцем, каким он стал. Другими словами, кем же, собственно, был он: великим боксером или нищим бродягой?

Вскоре раздался звонок из журнала Кагале. Как всегда в конце года, сказал репортер, готовится к выпуску рейтинг-лист сильнейших спортсменов: у Ковбоя пятое место в Америке среди кикбоксеров полутяжелого веса. Карьера Ковбоя обещала стремительный взлет. После того как Кагале опубликовал рейтинг-лист и предложения посыпались как из рога изобилия, у него появилась масса щедро оплачиваемых возможностей выяснить, действительно ли он любит сражаться на ринге или сражается на ринге, чтобы быть любимым.

— Прошу меня извинить, — сказал Михей репортеру, — но я только что решил отойти от дел.