Ван Гог космоса - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 3
- Предыдущая
- 3/5
- Следующая
Счастливый уголок, подумал Лэтроп, но в этом счастье чувствуется какая-то торжественность, даже суровость. Словно он создан для того, чтобы бегать и смеяться, но бегать не слишком быстро, а смеяться вполголоса. Этот пейзаж вызывал какое-то безотчетное благоговение.
— Клэй видел много мест, — сказал Лэтроп гному. — И показал их на... (опять нет слов, чтобы сказать на языке аборигена «холст», «доска» или «полотно»)... на этой равнине. Он побывал на множестве разных планет и постарался своими полосками показать на таких вот равнинах их... (нет слова «настроение»)... как они выглядят.
И снова гном произнес:
— Колдовство. Клэй был могущественным колдуном.
Он прошел к дальней стене комнаты и поворошил в примитивной глиняной печи торфяные брикеты.
— Вы голодный, — сказал он.
— Я недавно поел.
— Вы должны поесть и с нами. Сейчас придут остальные. — Уже слишком темно для работы в поле.
— Хорошо, я поем с вами, — согласился Лэтроп, ибо ему следовало разделить с ними трапезу. Для того чтобы его миссия увенчалась успехом, он должен сблизиться с ними. Быть может, не настолько, как Клэй, но по крайней мере стать для них менее чужим, чем сейчас. Как бы ни была отвратительна их пища, он обязан отведать ее вместе с ними.
Но может статься, их еда не так уж противна на вкус. Наверняка они питаются кореньями и овощами, ведь у них есть огороды. А возможно, и маринованными или подсоленными насекомыми, да еще каким-нибудь возбуждающим, подобно алкоголю, варевом, которое он должен есть (или пить) с некоторой осторожностью.
Так что, хочет он того или нет, он должен делить с ними трапезу и ночлег и относиться к ним столь же дружелюбно и тактично, как и Клэй.
Ведь они могут многое поведать ему, рассказать то, узнать то, о чем он уже не надеялся: как прожил Рибен Клэй свои последние дни. А вдруг ему еще удастся получить ключ к разгадке тех «потерянных лет», которые Клэй провел неведомо где, исчезнув из его поля зрения?
Лэтроп спокойно сидел, вспоминая, как след Клэя оборвался на самом краю Галактики в немногих световых годах от планетой, на которую он только что явился. Год за годом он шел по его следу от звезды к звезде, собирая о нем сведения, беседуя с теми, кого тот встречал на своем пути, пытаясь выяснить, где находятся его живописные полотна. И вдруг этот след оборвался. Клэй покинул одну определенную планету, и никто не знал, куда он оттуда направился. Лэтроп потратил немало времени, чтобы обнаружить хоть намек на то, где мог находиться Клэй, и уже готов был отказаться от дальнейших поисков, как вдруг узнал, что Клэй объявился на этой планете и вскоре умер. Но в полученной им информации Лэтроп нашел веские доказательства того, что Клэй прибыл сюда вовсе не с той планеты, где оборвался его след, а провел несколько лет в каком-то другом месте. Так что в его жизнеописании, которому посвятил себя Лэтроп, все еще оставался пробел — пробел из «потерянных лет», а сколько их было, этих лет, определить он не мог.
Кто знает, ведь не исключено, что именно здесь ему удастся найти ключ к разгадке того, где провел Клэй эти годы.
Однако, подумал Лэтроп, это будет лишь конец нити, которая, возможно, приведет меня к разгадке. Не более. На точные сведения рассчитывать не приходится, ибо эти крошечные существа не имеют представления о том, что такое время и пространство.
Скорее всего, разгадка тайны кроется в самом живописном полотне, стоящем в этой пещере. Вполне вероятно, что на нем изображен уголок никому не ведомой планеты, которую посетил Клэй перед тем, как отправиться сюда умирать. Но если это так, решил Лэтроп, тогда плохи дела — ведь можно потратить три жизни, а то и больше, прочесывая планету за планетой в тщетной надежде найти и узнать место, которое Клэй изобразил на этом холсте.
Он наблюдал, как гном бесшумно возится у плиты: единственным звуком, который улавливал его слух, было завывание ветра в трубе и у входа в туннель, что привел их в эту пещеру. Ветер, торфянистая, поросшая какой-то невысокой травой равнина, да скученные в деревушки землянки — вот и все, что здесь есть, на самом краю Галактики, на ободе огромного колеса из множества солнц. А что, собственно, мы знаем, подумал он, об этом шарике материи, точно заброшенном в глубины Космоса могучей Рукой какого-то игрока в гольф? Мы не знаем, когда он зародился, для чего существует и когда перестанет существовать. Мы подобны слепцам, которые ищут во мраке нечто реально осязаемое, и то немногое, что нам удается отыскать, мы познаем не лучше, чем слепой — вещи в своей комнате, определяя свойства предметов на ощупь. Ибо в сущности мы так же слепы, как он, — мы все, все наделены разумом существа, населяющие Галактику. И несмотря на свою вводящую в заблуждение слепоту, мы самонадеянные выскочки, ибо прежде чем попытаться проникнуть в тайны Галактики, нам следует познать самих себя.
Мы ведь еще не разобрались в себе, даже приблизительно не представляем, для чего существуем. Мы придумывали всякие теории, чтобы объяснить смысл своего бытия — теории материалистические, теории идеалистические, используя при этом чисто логические выкладки, которые были отнюдь не так уж чисты. И мы лгали себе — пожалуй, это главное, в чем мы преуспели. Мы смеялись над тем, чего не понимали, подменяя этим смехом знания, пользуясь им, как щитом, чтобы прикрыть свое невежество, пользуясь им как наркотиком, чтобы заглушить в себе чувство страха. Некогда мы искали утешение в мистицизме, отчаянно сражаясь против каких бы то ни было его объяснений, ибо мистицизм давал нам утешение, пока оставался мистицизмом, то есть чем-то необъяснимым. Было время, когда мы уверовали в Бога и боролись за то, чтобы наша вера не подкрепилась вескими доказательствами, ибо в нашем искаженном мышлении укоренилось представление, будто вера куда сильнее, чем реально существующие факты.
А разве стали мы лучше, размышлял Лэтроп, изгнав из сознания веру и мистицизм, поспешив рассовать по тайникам древние верования и религии под приглушенный смех Галактики, которая верит в логику и все надежды возлагает лишь на реальность предметного мира. Мы ведь только на шаг, думал он, не более чем на шаг приблизились к истинной логике и познанию объективной реальности, возведя в культ поклонение этому фетишу. Быть может, в далеком будущем наступит день, когда мы познаем иную реальность, сохраним к ней логический подход и вновь обретем душевный покой, который утратили, когда потеряли веру в божественное начало.
Гном принялся за приготовление еды, и от его стряпни в пещере распространился приятный запах. Почти земной. Быть может, это блюдо окажется не таким уж противным на вкус, чего поначалу боялся Лэтроп.
— Вы такой, как Клэй? — спросил гном.
— Стараюсь быть таким же — он мне очень нравился.
— Нет-нет, вы меня не поняли. Вы делаете то же, что и он? Такие же полоски?
Лэтроп отрицательно покачал головой.
— Сейчас я ничего не делаю. Я... (как сказать на их языке, что он ушел от дел?)... я закончил свою работу и теперь играю в одну игру. (Он сказал «играю» и «игру» за неимением других слов).
— Играете?
— Я больше не работаю. Делаю, что хочу. Вот сейчас мне хочется узнать, как жил Клэй, и я... (нет слова «писать»)... я рассказываю о его жизни полосками, но не такими, какие делал он. Совсем, совсем другими.
Садясь на пол, Лэтроп поставил рядом свой рюкзак. Теперь он поднял его себе на колени, открыл и вынул из него блокнот и карандаш.
— Я делаю вот такие полоски, — сказал он.
Гном подошел к нему и стал рядом.
Лэтроп написал на листке блокнота:
«Я был ученым-футурологом. С помощью логики на основе фактического материала я пытался заглянуть в будущее человечества. Я искал истину».
— Вот такие полоски, — произнес он. — Я их сделал очень много, чтобы рассказать о жизни Клэя.
— Колдовство. — снова сказал гном.
В этом блокноте было записано все, что он узнал о Клэе. Все, кроме того, где и как он провел эти таинственные «потерянные годы». Страницы, заполненные информацией, которую нужно было систематизировать и облечь в форму связного повествования. Заметки, рассказывающие о странной жизни странного человека, который путешествовал в Космосе от звезды к звезде, изображая на своих полотнах одну планету за другой и разбрасывая эти пейзажи по всей Галактике. Человека, скитавшегося словно бы в поисках чего-то иного, чем ландшафты, которые возникали перед его взором на этих планетах, чего-то нового, что он мечтал написать. Точно эти его пейзажи были всего лишь данью преходящему капризу, не более чем причудой и удобным способом заработать деньги, которые нужны были ему на пропитание и для того, чтобы оплатить очередное полтирование. За эти деньги он посещал по желанию любые солнечные системы. Он никогда не оставлял себе свои картины, продавая их все до единой, а иногда просто бросал их, перемещаясь на другую планету.
- Предыдущая
- 3/5
- Следующая
