Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества - Лукач Георг - Страница 27

Тем самым мы подошли ко второму историческому вопросу, поставленному Гегелем. Необходимость для христианства стать позитивным (в гегелевском смысле) заключается в том, что моральные заповеди, которые обращены только к отдельному человеку и имеют целью только его совершенствование как индивида, в ходе развития распространяются и на общество. И Гегель разграничивает различные ступени этого развития: во-первых, учение самого Иисуса и его отношение к непосредственным ученикам; во-вторых, возникшие после его казни христианские секты, в которых эти в зародыше всегда существовавшие позитивные черты выступили еще сильнее и которые наделили религиозные секты, пришедшие на смену первой общине христианства с его предполагаемым моральным объединением, значительными позитивными чертами; наконец, в-третьих, дальнейшее распространение этого учения на все общество, христианство как господствующая церковь, в которой эти чуждые и враждебные жизни силы позитивности получили то роковое значение, которое определяет все развитие средневековья и нового времени.

Видно, что схема этого развития несравненно историчнее, чем понимание молодым Гегелем античного полиса. Интересно, что основой этой схемы для молодого Гегеля является идея Руссо, согласно которой количественное расширение демократии влияет и на ее качество. В отрывке о демократии ("Общественный договор", 3-я кн., 4-я гл.) Руссо говорит о том, что сугубо количественное расширенно демократии может стать опасным для ее характера, даже роковым. Весьма характерно, что эти замечания Руссо, относящиеся к античным демократическим республикам, Гегель применяет только по отношению к христианству. Здесь, правда, существенно изменение акцента: причиной упадка является у Гегеля не внутренняя диалектика непосредственных демократий, как у Руссо, а распространение на общество той частной морали, этических заповедей, которые относятся к индивидам как таковым. Согласно молодому Гегелю, расширение общества дает затем, по мере его количественного увеличения, различные качественные формы развития позитивности. (Здесь можно, таким образом, наблюдать у Гегеля первую, еще весьма примитивную, схематическую и неосознанную форму перехода количества в качество.) Интересно напомнить, что позже эта мысль Руссо, разумеется, в обобщенной и модифицированной форме появляется у Гегеля вновь при обсуждении вопросов государства и конституции. (См., например, "Энциклопедию философских наук", § 108, прибавление.)

Гегель исходит из того, что ужасающие стороны позднего христианства "содержались уже в его первоначальной неразвитой форме, а затем были использованы и расширены властолюбием и лицемерием". И, обобщая, добавляет: история христианской религии "дает нам еще один новый пример того, что учреждения и законы общины, где каждому гражданину предоставлена свобода быть или не быть его членом, если они распространяются на крупное гражданское общество, всегда оказываются неуместными и несовместимыми с гражданскими свободами" [7].

Гегель переходит затем к весьма обстоятельному анализу того, как модифицировались отдельные наставления и заповеди Иисуса уже в первоначальной общине, как они позже, с образованием христианской церкви, развились до законченной позитивности, до лицемерного деспотизма. Эта обстоятельность анализа объясняется положением современной ему Германии; ведь из писем Гегеля мы знаем, как реакционная ортодоксия использовала для своих целей, например, философию Канта. Естественно, что и эти исследования не делают ранние работы Гегеля "теологическими", ибо их основное содержание как раз антитеологическое. Но история перерождения отдельных христианских доктрин сегодня уже не представляет для нас слишком большого интереса. Следовательно, необходимо ограничиться изложением принципиальной стороны исторического развития. Важно еще раз подчеркнуть, что молодой Гегель всюду дополняет мотив количественного расширения христианской общины вторжением в нее экономических и социальных различий, и здесь в обсуждении Гегелем основного исторического вопроса решающую роль играет проблема имущественного неравенства. Так, с увеличением общины распадается первоначальное тесное единение и братство членов. Так, общность имущества первых общин уничтожается как раз вследствие того, что община складывается из имущественно и социально различных слоев. Эта первоначальная общность имущества не является больше "условием его (члена общины. — Д. Л.) принятия… но тем более добровольные взносы в кассу общины становятся средством купить себе место на небе… Духовенство получало возможность рекомендовать мирянину делать добровольные пожертвования, но себя полностью оберегать от разбазаривания собственного приобретенного имущества и таким образом обогащать самое себя в качестве бедных и нуждающихся в помощи, а другую часть людей делать нищими". Точно таким же образом первоначальное равенство преобразуется в лицемерие, в позитивную религиозную догму. "Разумеется, эта теория сохраняется во всем ее объеме, но предусмотрительно добавляется, что это касается только неба и поэтому на это не следует обращать внимание в мирской жизни". Все обычаи и церемонии христианства становятся, таким образом, позитивными, т. е. человеческими комедиями, которые лицемерно игнорируют действительное положение разделенных людей. Так, причастие было первоначально прощанием учителя со своими учениками, затем оно превращается в тризну об умершем любимом учителе, причем в любом случае решающей религиозно-моральной проблемой выступало равенство и братство между учениками. "Но поскольку при распространении христианства увеличивалось неравенство среди отдельных христиан, что хотя и отвергалось в теории, но на деле существовало, то подобное братство исчезло" [8]. Христианство во всех областях превращается в позитивную церковь и преобразует первоначальную частную мораль своего основателя в то догматическое лицемерие, которое, согласно взглядам молодого Гегеля, является религией, необходимой и адекватной обществу, основанному нa частном интересе, т. е. буржуазному обществу.

Из этого состояния, по мысли молодого Гегеля, есть только один выход — возрождение античной свободы и самодеятельности людей. Мы уже отмечали, что буржуазные интерпретаторы развития взглядов молодого Гегеля с ликованием ссылаются на то, что он обстоятельно изучал историю церкви Мосгейма. Но и из этого нельзя извлечь ни одного довода в пользу теологического характера взглядов молодого Гегеля. Ведь Гегель отклоняет любую попытку преодоления позитивности христианства на христианско-религиозном пути как бесперспективную. Он, очевидно, пришел к этому выводу, изучая историю более поздних еретических движений. Ссылаясь как раз на труд Мосгейма, Гегель рассуждает о появляющихся время от времени людях, стремящихся преодолеть мертвую позитивность христианства с помощью возвращения к моральности первоначального христианства. Он говорит о судьбе подобных стремлений: "…если они не скрывали своей веры, то они становились основоположниками секты, которая, если ее не успевала подавить церковь, разрасталась и по мере своего удаления от источника вновь оставляла для себя только правила и законы своего учредителя, каковые для приверженцев секты опять же были не законами, проистекающими из свободы, но только церковными установлениями, — что вновь вело к возникновению новых сект…" [9]. Таким образом, позитивность христианства со всеми связанными с этим последствиями непреодолима до тех пор, пока сохраняется та форма человеческого общества, которой христианство обязано своим распространением и своим господством.

В работах молодого Гегеля подробно описывается то, как христианство искажает все моральные проблемы, как они превращаются в лицемерие и покорность деспотизму. Нe останавливаясь на исследованиях Гегелем вопросов сугубо индивидуальной морали, сосредоточим свое внимание на его критике воздействия христианства на общественную жизнь, государство, историю.