Ангел в камуфляже - Серова Марина Сергеевна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/31
— Жил, как все, и считал, что только так и надо жить, мудак стоеросовый! А надо сказать, вокруг людишки жили плохонько, серенько и скучновато. Нет, и дома у них были, и скотина, и машины даже — через одного-другого. А только нет-нет, глядишь, да и взбесится кто, в запой уйдет, жену покалечит, а то и сбежит вовсе к чертям на кулички, особенно когда дети повырастают. «Взбесился!» — так и говорили про таких в деревне и ничего странного в том не видели. Мужик же наш, Таня, и не помышлял о подобном, а жил просто и тихо, как таракан в щелке, в избенке своей. Горбил день-деньской по хозяйству, брал от земли что мог, жилье латал, сколько надо было. На базар ездил, приторговывал. В деревне его уважали, хозяином считали.
Так бы и длилось бог весть сколько еще времени, если б не случилось ему заболеть. Да так здорово зацепило, что думал — все, копыта набок! Однако оклемался. А когда поправляться стал да выполз впервые на улицу, на скамеечке под окном посидеть, напала вдруг на него такая тоска, что оторопь взяла! Весна стояла. В огородах еще снег лежал, а по улице грязные ручьи бежали. И вот, Татьяна, сидит наш мужик в кожухе на лавочке, на солнышке греется, прутиком в грязи ковыряет и думает, мол, как же так, чем же я лучше самого бессловесного скота? Тот всю жизнь свою хлопочет только для того, чтобы нажраться, и я для брюха. А для чего ж еще? Машину купить? Дубленку забугорную? Телевизор азиатских кровей или к дому второй этаж прилепить? Это, конечно, жрать не будешь, но все — то же самое.
И только, Тань, он таким вот образом раззадумался, как подходит к нему бабенка страхолюдная и говорит: позволь, мол, я рядком посижу с тобой немного! У мужика в душе и так как кот нагадил, а тут этакая стерва присуседивается! Пошла ты, говорит, отсюда, падла стремная, и спасибо скажи, что слабый я сегодня, больной потому что! А бабенка ему и отвечает, да грубо так, нелюбезно. «Закрой рот, — говорит, — и заткнись, мерзавец!» А сама садится на скамейку, да еще его отодвинула, отпихнула на самый край. «Если я, — говорит, — уйду, то плохо тебе станет, скот ты обжорливый, потому как я жизнь твоя. И такая я уродка, какой ты сам меня сделал, так что не обессудь!..»
«Бред! — подумал мужик, но поверил ей почему-то, а поверивши, спрашивает: — Как же так, — говорит, — вроде я как все уважаемые люди, пашу, едва не надламываюсь, а ты у меня вон какая…» — «Для кого ж ты пашешь? Для себя! — отвечает она. — А хоть раз отродясь ты для меня что-нибудь сделал? Для моей красоты, для приятности своей же собственной жизни, пес ты вонючий?»
Подумал мужик, затылок под шапкой поскреб и предложил до чего додумался. «Давай, — говорит, — я, для того чтоб ты у меня красивей стала, машину куплю?» Плюнула баба ему на колени, встала и ушла за угол. Поднялся и он, заглянул туда же, а там нет никого. А деться вроде за углом некуда — забор сплошной и возле — кобелище ужасный цепью гремит. Так и подумал мужик, что привиделось ему, морок был, бред болезненный…
Аякс сорвал крышечку с пивной бутылки, раскрыл было рот.
— Подожди! — поспешила я изменить его намерения. — Что дальше было?
— Что было, что было, — пробурчал он, недовольный таким оборотом, — запил тот мужик по-черному. Пропил все и даже дом, а доживал в баньке, в огороде. А через год — либо через два, точно не знаю, — помер он в этой баньке окончательно… Видишь, Танюха, — Аякс оживился, привстал даже, — не вынес человек, как жизнь его выглядит, особливо когда глянул на нее со стороны. А как украсить ее, не знал. И никто не знает, кто не своим умишком живет, а делает так, как со всех сторон считается красивым и правильным. И только немногие способны прочувствовать на самом деле, что это такое — жизнь прекрасна!
— И удивительна! — добавляю я.
— Что? — Аякс, не расслышав, поднимает брови и округляет рот.
— Жизнь прекрасна и удивительна, бродяга ты старый! — объединяю я два наших эпитета.
— Воистину!
И, отсалютовав мне пивной бутылкой, Вениамин опрокинул ее надо ртом…
- Предыдущая
- 31/31
