Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк. - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 52
- Предыдущая
- 52/100
- Следующая
На письменном столе Глисона ожил передатчик системы аудиосвязи:
— Вызываем главного инженера Стивенса. Вызываем главного инженера Стивенса.
Глисон нажал кнопку.
— Он здесь. Говорите.
— Передано кодом компании и расшифровано. Сообщение гласит: «Потерпел аварию в шести километрах к северу от Цинциннати. Следует ли мне ехать в Небраску или снять то, о чем договаривались, с моего собственного драндулета?» Конец сообщения. Подпись: «Мак».
— Пусть возвращается хоть пешком, — зло сказал Стивенс.
— Хорошо, сэр. — Передатчик отключился.
— Твой помощник? — спросил Глисон.
— Да. Наверное, это последняя капля, шеф. Что же дальше? Ждать и пытаться анализировать причины аварии или попробовать встретиться с Уолдо?
— Попытайся встретиться.
— О’кей. Если от меня не будет никаких новостей, вышлите выходное пособие в Палмдейл Инн, Майами. Я буду четвертым уборщиком на пляже справа.
Глисон выдавил из себя кривую улыбку.
— Если ты и в самом деле не добьешься никаких результатов, я стану пятым. Счастливо.
— Пока.
Стрейбл, главный инженер городской энергосистемы, заговорил только тогда, когда Стивенс ушел.
— Если в город перестанет поступать энергия, — негромко сказал он, — вы знаете, где я буду, не правда ли?
— Где? Шестым уборщиком?
— Вряд ли. Я буду номером первым. Первым, кого линчуют.
— Энергосистема просто не может подвести. У вас ведь громадное количество дублирующих устройств и систем предохранения.
— Но ведь и декальбы не должны были отказать. Все одно к одному. Вспомните, что было на седьмом подуровне в Питсбурге, где отключилось освещение. Впрочем, лучше об этом не думать.
Движущаяся вверх лента эскалатора доставила доктора Гримса к его дому. Взглянув на автоматический регистратор, он с приятным удивлением обнаружил, что внутри его ждет кто-то из близких людей, знающих его домашний код. Медленно, щадя покалеченную ногу, Гримс стал спускаться по лестнице и наконец появился в гостиной.
— Привет, док! — Джеймс Стивенс встал, как только открылась дверь, и двинулся навстречу, чтобы поздороваться.
— Хэлло, Джеймс. Налей себе что-нибудь выпить. Вижу, тебе это не повредит. Да и мне тоже.
— Ладно.
Пока его друг занимался приготовлением выпивки, Гримс вытряхнул себя из странного, невероятно громоздкого и неуклюжего древнего пальто и швырнул его в направлении гардеробной ниши. Не долетев, оно тяжело шлепнулось на пол — куда тяжелее, чем можно было ожидать.
Наклонившись, Гримс стащил массивные штаны, такие же громоздкие, как и пальто. Под всем этим он был одет в обычное деловое трико — облегающие голубые с черным лосины. Такой стиль ему не подходил совершенно. Не искушенному в вопросах одежды существу — ну, скажем, какому-нибудь пришельцу с Антареса — он мог бы показаться нескладным, даже уродливым. Очень уж он смахивал на толстого старого жука.
Неодобрительный взгляд Джеймса Стивенса задержался однако не на лосинах, а на только что скинутой доктором куче одежды.
— Все еще носите эти дурацкие бронированные одежки?
— Конечно.
— Черт возьми, док. Вы выглядите просто глупо во всем этом барахле. К тому же это просто вредно.
— Гораздо вреднее их не носить. Скорее заболеешь.
— Чушь! Я же не заболеваю, хоть и не ношу броню за пределами лаборатории.
— А стоило бы носить, — Гримс подошел к Стивенсу. — Положи-ка ногу на ногу.
Стивенс подчинился, и Гримс сильно стукнул его ребром ладони ниже колена. Ответная реакция была едва заметна.
— Вот видишь. Плохи дела, — заметил Гримс. Затем приподнял правое веко друга. — Ты в плохой форме, — добавил он, помолчав.
Стивенс нетерпеливо дернулся.
— Со мной все в порядке. Мы говорили о вас.
— А что со мной?
— Черт возьми, док, вы теряете репутацию. О вас уже поговаривают.
— Знаю, — кивнул Гримс. — «Бедный старый Гус Гримс — у него слегка крыша поехала». Не беспокойся о моей репутации. Я всегда не вписывался в общую картину. Какой у тебя индекс усталости?
— Не знаю. Нормальный.
— Нормальный? Да возьмись я с тобой сейчас бороться, два раза из трех положу на лопатки.
Стивенс потер глаза.
— Не цепляйтесь ко мне, док. Знаю без вас, я совершенно обессилел. Но это от переутомления.
— Хм, Джеймс! В области радиационной физики ты, конечно, достаточно квалифицированный ученый…
— Инженер.
— Пусть инженер. Но ведь не медик. Не думаешь же ты, что можно безнаказанно пропускать через человеческий организм любые виды лучистой энергии. Год за годом — и все безнаказанно? Наш организм к этому не приспособлен.
— Но я ношу бронезащиту в лаборатории. Вы же знаете?
— Конечно. А как насчет того, чтобы носить и за пределами лаборатории?
— Но… Послушайте, док, мне бы очень не хотелось говорить об этом, но все ваши утверждения просто смешны. Безусловно, атмосфера насыщена сейчас лучистой энергией, но она безвредна. Все коллоидные химики согласны…
— Коллоидные? Чушь!
— Но вы же не станете отрицать, что биоэкономика относится к области коллоидной химии!
— Я ничего не собираюсь ни отрицать, ни признавать. Не стану утверждать, что коллоиды не являются основой живой ткани. Так оно и есть. Но вот уже сорок лет я твержу, что очень опасно подвергать живую ткань воздействию разнообразных видов радиации, не представляя себе ее последствий. С эволюционистской точки зрения, человеческое существо адаптировалось и привыкло только к естественной радиации Солнца. А сейчас человек плохо переносит и ее, несмотря на плотный озоновый слой. Без этого же слоя… Ты когда-нибудь видел рак, вызванный жестким солнечным облучением?
— Конечно, нет.
— Ты слишком молод. Но я-то видел. Учась в интернатуре, был ассистентом, когда оперировали пациента с таким диагнозом. Тот парень принимал участие во Второй Венерианской экспедиции. Мы насчитали у него четыреста тридцать восемь опухолей, а потом и считать перестали.
— Мы ведь, тем не менее, победили солнечную радиацию, — заметил Стивенс.
— Конечно. Но это должно было стать предупреждением. Вы, молодые наши таланты, такое можете заварить в своих лабораториях, что нам, старым глупым лекарям, вовек не расхлебать. Мы всегда отстаем от вас. Так получается. Поэтому обычно и не знаем, что произошло, до того момента, когда непоправимый вред уже нанесен. Настало время прекратить эту порочную практику.
Он тяжело опустился в кресло, и вдруг стало видно, что Гримс такой же усталый и изможденный, как и его молодой друг.
Стивенс вдруг почувствовал такого рода неловкость, когда не находишь нужных слов. Пожалуй, именно так чувствует себя человек, когда его лучший, горячо любимый друг влюбляется в недостойную женщину. Вот тогда очень хочется найти слова, которые не прозвучали бы грубо…
— Док, — начал Стивенс, меняя тему разговора. — Я пришел потому, что у меня есть кое-что на уме…
— Что именно?
— Для начала — отпуск. Я вымотался, перетрудился. Кажется, с отпуском все в порядке. Теперь, по крайней мере. И потом, меня интересует ваш приятель Уолдо.
— Да ну!
— Именно так: Уолдо Фартингуэйт-Джонс — высокомерный, с дурным характером, дай Бог ему здоровья.
— Почему Уолдо? Неужели тебе любопытна тяжелая форма миастении?[6] Тебя же не интересует миастения, насколько я знаю.
— Конечно, нет. Мне все равно, какие у Уолдо физические отклонения. У него может быть чесотка, перхоть или непрекращающийся кровавый понос — мне это все равно. Мне нужно добраться до его мозгов, воспользоваться его идеями.
— Ну и?..
— Я не могу сделать это сам. Уолдо не помогает людям. Он их просто использует. Нормально он контактирует только с вами.
— Это не совсем так…
— С кем же еще?
— Ты неправильно меня понял. У него вообще нет нормальных контактов. Просто я единственный человек, который не боится говорить ему правду в глаза.
6
Миастения — нарушение нервно-мышечной проводимости.
- Предыдущая
- 52/100
- Следующая