Почти как люди - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 1

• 1/52
• Следующая

Был поздний вечер четверга, и я здорово нагрузился, а в коридоре было темно — только это и спасло меня. Не остановись я тогда под лампочкой, чтобы выбрать из связки нужный ключ, я как пить дать попал бы в капкан.

То, что это был вечер четверга, в общем-то никак не связано с тем, что произошло, — просто таков мой стиль изложения. Я репортер, а репортеры, о чем бы они ни писали, всегда отмечают день недели, время суток и прочие относящиеся к делу детали событий.

А темно в коридоре было потому, что Джордж Уэбер — жуткий скряга. Половину своего времени он тратит на склоки с жильцами: то скандал из-за выключенного отопления, то из-за того, что не установлен аппарат для кондиционирования воздуха или в который уже раз барахлит водопроводная система, то из-за его вечного отказа заново отделать дом. Впрочем, со мной он не воевал никогда, потому что мне было на все это наплевать. Моя квартира была для меня местом, где я мог от случая к случаю переночевать, поесть и провести выпадавшее мне иной раз свободное время, и я не портил себе кровь из-за пустяков. Мы отлично ладили друг с другом — Старина Джордж и я. Мы с ним поигрывали в пинокль, вместе пили пиво и каждую осень ездили вдвоем в Южную Дакоту стрелять фазанов. Тут я вспомнил, что в этом году нам не придется поохотиться — как раз сегодня утром я отвез Старину Джорджа с женой в аэропорт и проводил их в Калифорнию. Но даже останься Старина Джордж дома, мы с ним все равно бы не поехали в Дакоту, потому что на следующей неделе мне предстояла командировка, которую Старик выжимал из меня целых полгода.

Итак, стоя под лампочкой, я возился с ключами, и руки мои отнюдь не отличались ловкостью — а все потому, что Гэвин Уокер, редактор отдела городских новостей, и я — мы крепко поспорили о том, следует ли требовать от научных обозревателей, чтобы они давали материал о заседаниях городского совета, Ассоциации родителей и учителей и тому подобных событиях. Гэвин утверждал, что они обязаны об этом писать, у меня же на этот счет было иное мнение, и Гэвин первым заказал выпивку. Потом выпивку пришлось заказать мне, и так продолжалось, пока не подошло время закрывать заведение, и бармену Эду пришлось выставить нас за дверь. Выйдя на улицу, я стал соображать, что лучше — рискнуть сесть за руль или поехать домой на такси. И в конце концов пришел к выводу, что я, пожалуй, в состоянии вести машину; однако поехал я все-таки по глухим улицам, где меньше шансов попасться на глаза полицейским. Доехал благополучно и даже ухитрился ловко вырулить машину на стоянку за домом, но поставить ее на место уже не пытался. Бросил ее посреди площадки и ушел.

Я трудился в поте лица, отыскивая ключ от двери. В тот момент все они выглядели одинаково, и, пока я неловко ковырялся в них, связка выскользнула у меня из рук и упала на ковер.

Я нагнулся за ней, но с первого захода промахнулся, промахнулся и во второй раз. Тогда я опустился на колени, чтобы снова атаковать ключи.

И тут я увидел это.

Посудите сами: если бы Старина Джордж так не трясся за каждый доллар, он ввернул бы в коридоре лампочки поярче, и тогда можно было б сразу пройти к своей двери и спокойно выбрать из связки нужный ключ, — а так пришлось тащиться на середину коридора и копаться под этим чертовым светляком, который должен был изображать электрическую лампочку. А если бы я не ввязался в спор с Гэвином и попутно не надрался бы, я бы не уронил ключи. Но если б даже уронил, то наверняка сумел б поднять их, не становясь для этого на колени. А если б я не опустился на колени, я никогда в жизни не заметил бы, что ковер разрезан.

Понимаете, не разорван. Не протерт. А именно разрезан. Причем разрезан как-то странно — полукругом как раз перед моей дверью. Как будто кто-то взял середину основания двери за центр круга и с помощью ножа, привязанного к трехфутовому шнуру, вырезал из ковра этот полукруг. Вырезал и на этом успокоился — ведь ковер после этого не убрали. Кто-то вырезал из него полукруглый лоскут, да так и оставил его лежать на прежнем месте.

Тут хоть тресни, но объяснения этому не найдешь, подумал я, чушь какая-то. Для чего кому-то вдруг приспичило вырезать из ковра кусок именно такой формы? А если он кому-то понадобился для какой-то уму непостижимой цели, почему остался лежать здесь?

Я осторожно протянул палец, желая убедиться, что все это мне не мерещится. И понял, что зрение меня не подвело — если, конечно, не считать того, что это был не ковер. Кусок, лежавший внутри полукруга диаметром в три фута, по виду ничем не отличался от ковровой ткани, однако это была не ткань. Это была какая-то бумага — тончайшая бумага, которая выглядела точь-в-точь как ковровая ткань.

Я убрал руку и остался стоять на коленях, размышляя не столько о разрезанном ковре и этой бумаге, сколько о том, как я объясню свою позу, если в коридоре появится кто-нибудь из соседей.

Но никто не появился. Коридор был пуст, и в нем стоял тот специфический затхлый дух, который характерен для коридоров многоквартирных доходных домов. Сверху до меня доносилось жиденькое пение крохотной электрической лампочки, и я подумал, что она вот-вот перегорит. И быть может, тогда новый сторож заменит ее лампочкой поярче. Однако, пораскинув мозгами, я решил, что Старина Джордж подробнейшим образом проинструктировал его по всем пунктам экономного хозяйствования.

Я снова протянул руку и кончиком пальца коснулся этой бумаги. Как я и думал, это действительно была бумага, или, во всяком случае, что-то на ощупь очень похожее на бумагу.

И мысль о вырезанном куске ковра и заменившей его бумаге привела меня в неописуемое бешенство. Что за хамство, что за гнусная выходка, возмутился я и, схватив бумагу, рванул ее к себе.

Под бумагой стоял капкан. Пошатываясь, я поднялся на ноги и, не выпуская из пальцев бумагу, тупо уставился на капкан.

Я не верил своим глазам. Да и ни один человек в здравом уме не поверил бы. Люди же не ставят капканы друг на друга, точно на каких-нибудь там медведей или лис.

Но капкан был явью — он стоял на полу, теперь предательски выставленный напоказ. А ведь только что он был прикрыт бумагой: так замаскировал бы свой капкан охотник, присыпав его листьями или травой, чтобы спрятать от своей будущей жертвы.

Это был большой стальной капкан. Я никогда в жизни не видел медвежьих капканов, но мне показалось, что это был именно такой, а может быть, даже и больше. Это человечий капкан, сказал я себе, ведь его поставили на человека. На определенного человека. Потому что, вне всякого сомнения, он предназначался для меня.

Я попятился от него, пока не уперся спиной в противоположную стену. Я стоял, прислонившись к стене, и не спускал глаз с капкана, а на ковре между мной и этим капканом лежала связка ключей, которую я только что уронил.

Это шутка, мелькнула у меня мысль. Впрочем, какая там шутка! Это я, конечно, переборщил. Если бы я не остановился под лампочкой, а сразу шагнул бы к двери, то и речи не было бы ни о какой шутке. У меня была бы изувечена нога, а то и обе, и, возможно, даже переломаны кости, ведь челюсти капкана были снабжены большими острыми зубьями. Стоило им сомкнуться на жертве, никто не смог бы их раздвинуть. Из такого капкана человека не высвободишь без гаечных ключей.

При этой мысли меня бросило в дрожь. Пока кому-нибудь удалось бы разобрать капкан на части, попавший в него человек успел бы истечь кровью.

Я стоял, глядя на капкан и комкая пальцами бумагу. Потом поднял руку и швырнул бумажный комок в капкан. Он ударился о зубья, скатился с них и, едва не отлетев в сторону, улегся между челюстями.

Необходимо найти палку или еще что-нибудь, сказал я себе, чтоб перед тем, как войти в квартиру, защелкнуть капкан. Я, конечно, мог вызвать полицейских, но это не имело смысла. Они бы страшно расшумелись и наверняка потащили бы меня в участок, чтобы подвергнуть меня допросу по всем правилам, на что у меня не было времени. Я изнемогал от усталости и мечтал только о том, чтобы поскорее забраться в постель.

• 1/52
• Следующая