Выпуск II. Том 8 - Кристи Агата - Страница 31

• Предыдущая
• 31/103
• Следующая

Лицо ее переменилось, в глазах промелькнула растерянность. Последовала крошечная, почти не воспринимаемая чувствами пауза, прежде чем она ответила:

— Ничего.

Но что-то все-таки произошло. Он в этом не сомневался. Она что-то видела, слышала или заметила, но по той или иной причине решила не говорить.

Он не настаивал. Знал, с такими девушками, как Руфь, это бесполезно. Если по какой-то причине она решила молчать, значит, от своего не отступится.

Но что-то все-таки произошло. Эта мысль подбадривала его и вселяла уверенность. Она свидетельствовала о том, что в возвышавшейся перед ним совершенно ровной стене можно было отыскать крохотную трещину.

После ленча он распрощался с Руфью и отправился на Эльвестон Сквер. Мысли о женщине, с которой он только что расстался, не выходили у него из головы. Виновна ли Руфь? В общем, она произвела на него благоприятное впечатление. Она, кажется, была совершенно откровенной и прямодушной.

Могла ли она совершить убийство? Большинство людей могут, если их к тому принуждают. Могут совершить не убийство вообще, но одно особое, имеющее для них личное значение убийство. В этой молодой женщине чувствовалась некоторая жестокость. И мотив налицо — мотив, о котором стоило подумать. Устранив Розмари, она получила хорошую возможность сделаться миссис Бар-тон. Не имело значения, выходила ли она за человека по любви или по расчету — в том и другом случаях требовалось прежде всего устранить Розмари.

Рейс склонялся к мысли, что для брака по расчету не было достаточных оснований. У Руфи Лессинг слишком холодная голова, и не стала бы она рисковать своей шеей ради красивой жизни, которую получила бы, сделавшись женой богача. Любовь? Возможно. Он подозревал, что при всей ее холодной сдержанности она способна на неразделенную страсть.

Любя Джорджа и ненавидя Розмари, она могла бы хладнокровно задумать и привести в исполнение свои дьявольские планы. То, что задуманное осуществилось без всяких помех и было единодушно, без каких-либо сомнений признано самоубийством, свидетельствовало об ее врожденных способностях.

А затем Джордж получил анонимные письма (От кого? Зачем? Эти вопросы непрерывно сверлили сознание, дразнили, вызывали раздражение и злость), и у него зародились подозрения. Он подстроил ловушку. И Руфь его прикончила.

Нет, совершенно не то. Концы с концами не сходятся. Так мог действовать лишь охваченный паникой человек, я Руфь Лессинг не из тех, кто способен паниковать. Она умнее Джорджа и смогла бы играючи увильнуть от любой расставленной им ловушки. Получалось, что Руфь ничего нового и не добавила.

Люцилла Дрейк очень обрадовалась, когда увидела полковника Рейса. Шторы были опущены, Люцилла, вся в черном, с прижатым к лицу платком, появилась в комнате и, подойдя к Рейсу, протянула ему дрожащую руку; разумеется, она не хочет никого видеть — решительно никого — кроме него, старого друга дорогого и любимого Джорджа. Как ужасно, когда в доме нету мужчины! Поистине, без хозяина дом сирота. Она сама — бедная одинокая вдова, Ирис — беспомощная девчонка, а Джордж всегда обо всем заботился. Дорогой полковник Рейс такой добрый, она так ему благодарна — не представляет, что бы они без него делали. Разумеется, всеми вопросами займется мисс Лессинг — в смысле похорон и тому подобного. Ну а как подвигается следствие! Не приведи господь иметь дело с полицией — полон дом. Правда, все в штатском и весьма вежливые. Но она сама не своя, ведь такой кошмар и во сне не приснится, и пусть полковник Рейс не думает, что это у нее на нервной почве — ведь, кажется, врачи все объясняют нервами? Бедняга Джордж в этом жутком заведении, в этом «Люксембурге», и гости те же самые, вспомнилось, как бедняжка Розмари умерла там — ну, должно быть, на него и накатило… если бы он только прислушивался к ее, Люциллиным, советам и принимал это замечательное средство доктора Гаскелла… иссушил себя, круглое лето — да, как пить дать, иссушил…

Наконец Люцилла выдохлась, и Рейс получил возможность говорить.

Он выразил свое глубокое соболезнование и добавил, что миссис Дрейк может полностью на него рассчитывать.

И снова Люцилла запричитала: дескать, как он добр и как это ужасно — все, что здесь сегодня творится и что еще завтра предстоит вынести… как это сказано в Библии, лишь распрямится трава, и вечером ее срежут — может, не совсем так, но полковник Рейс знает, что она имеет в виду… как это чудесно ощущать присутствие надежного человека. Мисс Лессинг, разумеется, вполне заслуживает доверия и очень она деловая, но уж больно много иногда себе позволяет, и по ее, Люциллиному, разумению, Джордж слишком ее разбаловал. Одно время она не на шутку боялась, не сделал бы он какой-нибудь гадости, чтобы потом не раскаиваться, а уж та бы ему показала, где раки зимуют, когда бы они поженились. Разумеется, она, Люцилла, понимала, куда ветер дует. Милая Ирис, она такая славная, совсем не от мира сего. Ведь полковник Рейс не станет отрицать, что девушка должна быть простой и неиспорченной? Ирис всегда выглядела моложе своих лет и тихоня она большая — никто не знает, о чем она думает. Розмари — та была хорошенькая и шумная сверх меры, а Ирис, как сонная, слоняется по дому… Разве такими должны быть девушки? Они должны учиться, как готовить еду, и еще неплохо бы шитью. Вот о чем им следует думать, это всегда пригодится. Слава богу, что она, Люцилла, смогла приехать и жить здесь после смерти бедняжки Розмари — такая ужасная у нее была инфлюэнца, совершенно необычная инфлюэнца, сам доктор Гаскелл это подтвердил. Удивительно умный и обаятельный человек.

Она хотела показать ему этим летом Ирис. Девочка выглядела такой бледной и осунувшейся. Нет, вы только послушайте, полковник, этот дом у меня из головы не выходит. Низкий, сырой, дышать нечем. Бедняга Джордж поехал и купил его, ни с кем не посоветовавшись — жалость какая. Сказал, что хотел нас удивить, но было бы лучше, если бы он посоветовался с опытной и практичной женщиной. Мужчины в домах ничего не понимают. А до Джорджа вообще не доходило, что она, Люцилла, могла бы его избавить от множества неприятностей. Что говорить, зачем ей теперь жить? Ее дорогой муж давно умер, а Виктор, ее любимый мальчик, далеко, где-то в Аргентине — а может, в Бразилии, нет, все-таки в Аргентине… Такой нежный и славный ребенок…

Полковник Рейс заметил: да, он знает, что у нее за границей есть сын.

Минуло еще четверть часа, в течение которых полковника до отвала накормили подробнейшим описанием многосторонней деятельности Виктора. Такой одаренный ребенок, чем он только ни занимался — последовал список его разнообразных профессий. Всегда добр, зла он никому не желал. Но ему всю жизнь не везло. Сперва в колледже его ошельмовали, и она считает, оксфордское начальство запятнало себя позором. Не поняли люди, какую великолепную шутку придумал этот способный, имеющий склонность к рисованию мальчик, когда подделал чей-то почерк. Не ради же денег он это сделал, а просто решил позабавиться. Он всегда любил и жалел свою маму, никогда не сообщал ей о своих неприятностях, и разве уже одно это не характеризует его доброту? И совсем странно, что люди, от которых многое зависит, так часто подыскивали ему работу где-то за пределами Англии. Она не может понять: здесь, что ли, нет приличной работы, в Английском банке, допустим, это ему бы больше подошло. Он мог бы жить неподалеку от Лондона и иметь малолитражку.

Прошло добрых двадцать пять минут, прежде чем полковник Рейс, утомленный длинным рассказом обо всех достоинствах Виктора и его злоключениях, получил наконец возможность перевести разговор на другую тему и заговорить о прислуге.

Да, истинная правда, прежних добрых старых слуг больше не существует. Отсюда все нынешние несчастья! Но ей грех жаловаться, их семье, по крайней мере, везло. Миссис Паунд, несмотря на свою глухоту, была великолепной женщиной. Тесто у нее не всегда получалось воздушным, и суп она зачастую переперчивала, но в общем на нее вполне можно положиться — и экономная, да. Она здесь живет с тех пор, как только Джордж женился, и когда в этом году переезжали на дачу, с ней никаких беспокойств не было, не то что с другими. С одной горничной даже пришлось расстаться, но это и к лучшему — дерзкая девчонка, всегда перечила, к тому же разбила шесть самых лучших бокалов, не по одиночке, в разное время, что с каждым могло бы случиться, а все разом, в высшей степени небрежная, не так ли, полковник?

• Предыдущая
• 31/103
• Следующая