Выпуск II. Том 8 - Кристи Агата - Страница 29

• Предыдущая
• 29/103
• Следующая

— Ты думаешь, в нашей семье объявился убийца?

— Не знаю. Не хочу его голословно обвинять… Ну а полиция… они до всего докапываются. Он снюхался с женой этого самого Бартона — дело ясное. Или она из-за него отравилась, или же он… Как бы то ни было, Бартон не дурак, пахло разоблачением и скандалом, Полагаю, Стефан попросту не мог этого допустить… и…

— Отравил его?

— Да. Госпожа министерша покачала головой.

— Я с тобой не согласна.

— Надеюсь, ты права. Но кто-то отравил его.

— Нервы у Стефана слабые, чтобы совершить подобное.

— Для него самое важное — карьера, при его огромных способностях и задатках подлинного государственного деятеля. Никто не знает, что сделает человек, когда его загонят в угол.

Супруга снова покачала головой.

— Повторяю: нервы у него слабые. Здесь требуются азарт игрока и умение потерять голову. Боюсь, Вильям, я ужасно боюсь.

Он в упор посмотрел на нее:

— Полагаешь, что Сандра… Сандра…

— Мне претит даже подумать об этом, но что проку трусливо отворачивать голову и не смотреть в глаза реальности. Она совсем одурела от него — с первого взгляда. Я ее никогда, не понимала и всегда боялась. Ради Стефана она пожертвует все… всем… Чего бы это ни стоило. И если она была достаточно безумна и достаточно жестока, чтобы пойти на такое, ее необходимо спасать.

— Спасать? Что значит — спасать?

— Ты обязан спасать. Разве мы не должны заботиться о дочери? Сострадание заставит тебя использовать твои связи.

Министр-координатор пристально посмотрел на свою жену. Он долго с ней прожил и, думалось ему, хорошо изучил ее характер, тем не менее мощь и бесстрашие ее реализма, а также ее полнейшая беспринципность напугали его.

— Если моя дочь убийца, неужели я обязан использовать свое положение, чтобы избавить ее от ответственности за ее поступки?

— Разумеется.

— Дорогая Вики! Ты не понимаешь. Это невозможно. Я не могу поступиться своим достоинством.

— Ерунда.

Они оглядели друг друга — между ними стояла стена. Наверное, так же друг на друга смотрели Агамемнон и Клитемнестра, когда у них на губах трепетало слово Ифигения.

— Как член правительства, ты мог бы нажать на полицию, чтобы они прекратили расследование и вынесли вердикт о самоубийстве. Подобное случалось — не притворяйся.

— Тогда это было вопросом политики — этого требовали интересы государства. Сейчас дело имеет личный, частный характер. Очень сомневаюсь, что я смогу чем-то помочь.

— Сможешь, если тебе хвост прищемят. Министр-координатор побагровел.

— Даже если бы мог — не стал бы! Это было бы оскорблением моего достоинства.

— Если бы Сандру арестовали и осудили, не нанял ли бы ты самого лучшего адвоката и не сделал бы все возможное, чтобы ее освободить, сколь ни была бы она виновна?

— Разумеется, разумеется. Но это совсем другое дело. Вам, женщинам, этого не понять.

Супруга министра замолчала, ее убежденность не могли поколебать никакие доводы. Из всех своих детей она меньше всего любила Сандру, тем не менее материнское естество возобладало — всеми средствами, честными или бесчестными, станет она защищать свое дитя. Зубами и когтями будет она драться за Сандру.

— Во всяком случае, — сказал министр-координатор, — Сандру не осудят, пока не соберут достаточно убедительных доказательств ее виновности. А я, например, отказываюсь верить, что моя дочь является убийцей. Удивляюсь тебе, Вики, как могло тебе в голову прийти такое.

Его жена промолчала, и министр-координатор тяжелой походкой вышел из комнаты. Подумать только, Вики… его Вики… с которой он много лет прожил бок о бок, обнаружила в своей душе такую спирающую дыхание бездну, о которой он даже и не подозревал.

Рейс застал Руфь Лессинг за разборкой бумаг, лежавших на большом столе. На ней был черный пиджак с юбкой и белая блузочка, ее облик олицетворял собой спокойную, неторопливую деловитость. У нее под глазами он заметил темные круги, у рта пролегла горестная складка, но свое горе, если это было горем, она, как и все другие эмоции, накрепко зажала в кулак.

Рейс объяснил цель своего визита, и она живо откликнулась ему.

— Очень хорошо, что вы пришли. Разумеется, я вас знаю. Мистер Бартон ждал, что вы присоединитесь к нам прошлым вечером, не так ли? Я помню, он говорил об этом.

— А он не упоминал об этом раньше?

Она немного задумалась.

— Нет. Он это сказал, когда мы расселись вокруг стола. Помню, я была немного удивлена… — Она замолчала и чуть зарумянилась. — Не тем, что вы приглашены, разумеется. Я знаю, вы его старый друг. И должны были присутствовать на вечере год назад. Я хотела сказать, что удивилась бы, если бы пришли… Как удивилась тому, что мистер Бартон не пригласил другую женщину, чтобы уравновесить компанию… Но, разумеется, если вы собирались опоздать или, возможно, не пришли бы совсем… — Она осеклась. — Какая я бестолковая. Почему вся эта не имеющая значения дрянь лезет в голову? Все утро мне не по себе.

— Но вы, как обычно, пришли на работу?

— Разумеется. — Она удивилась, немного возмутилась. — Это же моя работа. Многое надо сделать и разобрать.

— Джордж мне всегда говорил, что он всецело на вас полагается, — мягко проговорил Рейс.

Руфь отвернулась. Он увидел, она быстро проглотила рыдание, глаза у нее заблестели. Она не выставляла напоказ своих переживаний, и это почти убедило его в ее совершеннейшей невиновности. Почти, но не совсем. Ему приходилось встречать женщин, обладавших незаурядными актерскими способностями, женщин, у которых красные веки и черные круги под глазами появлялись в силу разных искусственных ухищрений, а не естественных чувств. Отложив эту мысль про запас, он подумал: «Во всяком случае, держаться она умеет».

Руфь повернулась к столу и в ответ на его последнее замечание спокойно произнесла:

— Я много лет с ним проработала… в апреле будет семь лет… знала его привычки; я думаю, он… доверял мне.

— Не сомневаюсь… Подходит время ленча. Я надеюсь, вы не откажетесь пойти где-нибудь мирно со мной позавтракать. Мне бы хотелось с вами поговорить.

— Спасибо. Мне тоже хочется.

Он повел ее в маленький ресторан, где, как ему было известно, столы стояли довольно просторно и можно было спокойно побеседовать. Он сделал заказ и, когда официант удалился, взглянул на свою спутницу.

Красивая девушка, подумал он, гладко причесанные темные волосы, решительно сжатый рот, волевой подбородок.

Пока не подали еду, он немного поболтал о том о сем, она поддерживала беседу, выказав себя умным и понимающим собеседником.

Наконец, после некоторой паузы, она сказала:

— Вы хотите со мной поговорить о вчерашнем? Пожалуйста, начинайте. Все это настолько невероятно, что хотелось бы об этом поговорить. Не произойди это перед моими глазами, я бы никогда не поверила.

— Вы, разумеется, уже видели главного инспектора Кемпа?

— Да, вчера вечером. Он кажется умным и опытным. — Она помолчала. — Это было действительно убийство, полковник?

— Вам так сказал Кемп?

— Сам он ничего не сказал, но по его вопросам было достаточно ясно, что у него на уме.

— Ваше мнение, было ли это самоубийство или нет, будет особенно ценно, мисс Лессинг. Вы хорошо знали Бартона и, как я себе представляю, провели с ним большую часть вчерашнего дня. Как он выглядел? Обычно? Или был расстроен… удручен… взволнован?

Она задумалась.

— Трудно сказать. Он был удручен и расстроен — на то была причина.

Она объяснила, какая ситуация возникла по милости Виктора Дрейка, и вкратце обрисовала жизненный путь этого юноши.

— Гм, — проговорил Рейс. — Злополучная паршивая овца. И Бартон из-за него переживал? Руфь сказала не торопясь:

— Это трудно объяснить Понимаете, я очень хорошо знала мистера Бартона. Он злился, волновался из-за этого, да и миссис Дрейк, как всегда в таких случаях, очень переживала, ему хотелось всё уладить. Но у меня сложилось впечатление…

• Предыдущая
• 29/103
• Следующая