Планета Шекспира - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 4

• Предыдущая
• 4/40
• Следующая

«Ты насмехаешься надо мной», — сказал Никодимус.

«Мы не насмехаемся, — ответил Корабль. — Мы за пределами насмешек».

«Я должен сказать несколько слов, — сказал Никодимус. — Они ждали бы этого от меня. Этого ждала бы от меня Земля. Ты ведь тоже был когда-то людьми. Я думал, в таких случаях, как этот, в тебе тоже должно быть что-то человеческое». «Мы скорбим, — ответил Корабль. — Мы плачем. Мы чувствуем в себе грусть. Но скорбим мы о смерти, а не об оставлении мертвых на этой планете. Им неважно, где мы оставим их».

Что-то должно быть сказано, мысленно настаивал Никодимус. Нечто формальное и торжественное, некое возглашение привычного ритуала, произнесенное хорошо и правильно, ибо они остаются здесь навсегда частицей перенесенного сюда земного праха. Несмотря на всю нашу логику, повелевшую нам искать для них одиночества, мы не должны были оставлять их здесь. Мы должны были найти зеленую и приятную планету.

«Зеленых и приятных планет нет», — сказал Корабль.

«Так как я не могу подыскать подходящих слов, — обратился к Кораблю робот, — то не возражаешь ли ты, если я тут ненадолго останусь? Мы, по крайней мере, должны быть вежливы с ними и не уноситься сломя голову».

«Оставайся, — ответил Корабль. — У нас впереди вся вечность».

— И вы знаете, — сказал Никодимус Хортону, — я так и не смог придумать, что можно сказать.

Корабль заговорил:

«У нас посетитель. Он вышел из холмов и ожидает прямо под пандусом. Вам надо выйти и встретиться с ним. Но будьте внимательны и осторожны, и наденьте оружие. Выглядит он уродливой игрой природы».

Посетитель остановился футах в двадцати от конца пандуса и ждал их, когда Хортон с Никодимусом вышли ему навстречу. Он был ростом с человека и стоял на двух ногах. Руки его, безвольно свисающие по бокам, оканчивались не ладонями, а пучками щупалец. Одежды на нем не было. Тело покрывала недлинная линялая шерсть. Было совершенно очевидно, что это самец. Голова выглядела голым черепом. Она не ведала волос или меха, и кожа туго обтягивала костные структуры. Тяжелые челюсти вытягивались, образуя массивное рыло. Резцы, выдающиеся из верхней челюсти, торчали вниз, напоминая клыки древнего земного саблезубого тигра. Прилепившиеся к черепу длинные остроконечные уши стояли торчком, увенчивая лысый, куполообразный свод черепа. На каждом ухе было по ярко-красной кисточке.

Когда они достигли конца пандуса, создание обратилось к ним громким, гулким голосом:

— Добро пожаловать, — сказало оно, — на эту чертову задницу-планету.

— Какого хрена! — вырвалось у пораженного Хортона. — Откуда ты знаешь наш язык?

— Я узнал его от Шекспира, — ответствовало создание. — Шекспир меня выучил ему. Но теперь Шекспир мертв, и мне его чрезвычайно недостает. Без него я в отчаянии.

— Но Шекспир — это очень древний человек, и я не понимаю…

— Отнюдь не древний, — возразило создание, — хотя и вовсе не молодой, и к тому же он был болен. Он называл себя человеком. Выглядел он очень похоже на вас. Я полагаю, что вы тоже человек, однако тот, другой — не человек, хотя в нем и есть человеческие черты.

— Вы правы, — согласился Никодимус. — Я не человек. Я следующая вещь после человека. Я — друг человека.

— Ну, так отлично, — счастливо заявило создание. — Это поистине отлично. Ибо я был тем же самым для Шекспира. Лучшим другом, какой у него был, — так он говорил. Конечно же, мне недостает Шекспира. Я им восхищался до чрезвычайности. Он мог очень многое. А вот чего он не мог, это выучить мой язык. Волей-неволей пришлось мне его языку обучиться. Он рассказал мне об огромных носителях, с шумом и громом путешествующих сквозь космос. Так что когда я услышал ваше прибытие, то поспешил сюда с большой скоростью в надежде, что то приближается кто-либо из народа Шекспира.

— Тут есть нечто совершенно неправильное, — обратился Хортон к Никодимусу. — Здесь, так далеко в космосе, не могло быть людей. Корабль, конечно, занесло сюда в поисках планет, но это потребовало кучу времени. Мы же почти в тысяче световых лет от…

— Земля теперь уже, — отозвался Никодимус, — может иметь и более быстрые корабли, движущиеся во много раз быстрее света. Пока мы доползли сюда, нас могло обогнать множество таких кораблей. Так что, каким бы странным все это ни казалось…

— Вы говорите о кораблях, — заметило создание. — Шекспир говорил о них тоже, но в корабле он не нуждался. Шекспир явился сюда туннелем.

— Послушай-ка, — сказал ему Хортон, испытывая некоторое раздоражение, — попробуй же говорить хоть сколько-нибудь вразумительно. Что это еще за история с туннелем?

— Вы хотите сказать, что вам неизвестно о туннеле, проходящем меж звездами?

— Никогда не слышал о нем, — подтвердил Хортон.

— Давайте-ка вернемся назад, — предложил Никодимус, — и попробуем начать все сначала. Я так понимаю, что вы уроженец этой планеты?

— Уроженец?

— Ну да, уроженец. Вы сами отсюда. Это ваша родная планета. Вы здесь родились.

— Ничего подобного, — с большим чувством ответило создание. — Я бы и не помочился на эту планету, коли мог бы того избежать. Я бы не остался здесь и на мельчайшую единицу времени, если бы мог уйти. Я в спешке явился сюда, дабы выторговать проезд отсюда, когда вы покинете это место.

— Ты явился сюда так же, как и Шекспир? По туннелю?

— Конечно, по туннелю. А как бы иначе я здесь оказался?

— Но тогда уйти должно быть просто. Ступай в туннель и отправляйся по нему.

— Не могу, — простонало создание. — проклятый туннель не работает. Он оказался слишком непрочным. Действует только в одну сторону. Доставляет сюда, но не уносит обратно.

— Но ты сказал — туннель проходит между звездами. У меня создалось впечатление, что он ведет ко многим звездам.

— Ко стольким звездам, что ум не в силах сосчитать их, но здесь он нуждается в починке. Шекспир пробовал наладить его, и я пробовал, но мы не смогли. Шекспир лупил его кулаками, пинал ногами, орал на него, произносил ужасные слова. Однако он так и не заработал.

— Коли ты не с этой планеты, — сказал Хортон, — так, может, ты нам расскажешь, что ты такое.

— На это ответить просто. Я плотоядец. Хищник. Вы знаете, что такое хищник?

— Да. Тот, кто поедает другие формы жизни.

— Я — плотоядец, — произнесло создание, — и тем доволен. Я тем горжусь. Встречаются среди звезд такие, кто взирает на плотоядных с отвращением и ужасом. Они ошибочно утверждают, будто неправильно поедать существующих подобно тебе. Они называют это жестокостью, но я вам скажу, что ничего жестокого здесь нет. Быстрая смерть. Чистая смерть. Никаких страданий. Лучше болезни и лучше старости.

— Ну, хорошо, — согласился Никодимус. — Не надо продолжать. Мы ничего не имеем против хищников.

— Шекспир говорил, что люди — тоже хищники. Но не в такой степени, как я. Шекспир делил со мной добытое мной мясо. Он убивал бы и сам, но не мог делать это так ловко, как я. Я был рад убивать добычу для Шекспира.

— Я в этом уверен, — поддакнул Хортон.

— Ты здесь один? — спросил Никодимус. — На планете нет больше подобных тебе?

— Один-единственный, — отвечал Плотоядец. — Я совершал тайное путешествие. Никому не сказал про это.

— А твой Шекспир, — спросил Хортон, — он тоже был в тайном путешествии?

— Были столь беспринципные создания, что хотели бы разыскать его, заявляя, будто бы он причинил им какой-то воображаемый вред. Он не имел желания быть ими найденным.

— Но теперь Шекспир мертв?

— О, он мертв совершенно. Я его съел.

— Ты… что сделал?

— Всего лишь плоть, — пояснил Плотоядец. — И со тщанием сохранил кости. Не вижу, почему бы мне не сказать вам, что он был жестким и жилистым, совсем не того вкуса, какой мне нравится. У него был довольно странный привкус.

Никодимус поспешно переменил тему.

— Мы бы с радостью, — сказал он, — пошли с тобой к туннелю и посмотрели, нельзя ли его наладить.

• Предыдущая
• 4/40
• Следующая