Когда в доме одиноко - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 4

• Предыдущая
• 4/6
• Следующая

Когда Моуз убрал в сарай плуг и отвел лошадь на пастбище, подоспело время вечерних работ.

Управившись с хозяйством, он приготовил себе ужин, поел и уселся около плиты, слушая, как в тишине дома громко тикают часы и потрескивает огонь.

Всю долгую ночь Моуз чувствовал себя очень одиноким.

На следующий день после полудня, когда он пахал поле под кукурузу, приехал репортер и, дойдя рядом с Моузом до конца борозды, завел разговор. Старому Моузу этот репортер не очень-то понравился. Слишком уж нахально он вел себя и задавал какие-то дурацкие вопросы. Поэтому Моуз прикусил язык и мало что сказал ему.

Через несколько дней явился какой-то человек из университета и показал Моузу статью, которую написал репортер, вернувшись с фермы. В этой статье он Моуза ядовито высмеял.

— Очень сожалею, что так получилось, — сказал профессор. — Эти газетчики — народ безответственный. Я бы не стал слишком принимать к сердцу их писанину.

— А мне все равно, — буркнул Моуз.

Человек из университета забросал его вопросами и особо подчеркнул, как для него важно взглянуть на труп существа.

Но Моуз только покачал головой.

— Оно почиет в мире, — сказал он. — Я не потревожу его.

И ученый, негодуя, впрочем стараясь сохранить достоинство, удалился.

В течение последующих дней мимо фермы то и дело приезжали какие-то люди, бездельники полюбопытнее даже бродили между постройками, появился и кое-кто из соседей, которых Моуз не видел уже несколько месяцев. Но разговор у него был со всеми короткий, поэтому они вскоре оставили его в покое, и он продолжал обрабатывать свою землю, а в доме по-прежнему было одиноко.

Он снова начал подумывать о том, не взять ли ему собаку, но все вспоминал Тоузера и так на это и не решился.

Однажды, работая в саду, он обнаружил, что из земли над могилой показалось какое-то растение. Оно выглядело очень необычно, и первым побуждением Моуза было вырвать его.

Однако он передумал — растение заинтересовало его. Моуз никогда ничего похожего не видел и потому решил дать ему немного подрасти и посмотреть, что это такое. То было плотное мясистое растение с толстыми темно-зелеными закрученными листьями, и оно чем-то напомнило ему заячью капусту, которая появлялась в лесу с наступлением весны.

Как-то раз приехал еще один посетитель — пожалуй, самый чудной. Это был темноволосый энергичный мужчина, который заявил, что является президентом Клуба летающих тарелок. Он поинтересовался, разговаривал ли Моуз с найденным в лесу существом, и, судя по всему, был ужасно разочарован, когда Моуз ответил отрицательно. Затем он спросил, не нашел ли часом Моуз аппарат, в котором существо прибыло сюда, и в ответ на это Моуз солгал. Видя, как незнакомец горячится, Моуз испугался, что ему, чего доброго, может прийти в голову обыскать ферму, а тогда он наверняка найдет клетку, спрятанную в дальнем углу гаража. Но вместо этого незваный гость пустился в пространные рассуждения о вреде утаивания жизненно важных сведений.

Почерпнув из этой лекции все, что можно, Моуз вошел в дом и достал из-за двери дробовик. Президент Клуба летающих тарелок поспешно распрощался и отбыл восвояси.

Жизнь на ферме шла своим чередом, приостановилась работа на кукурузном поле, и начался покос, а в саду тем временем продолжало расти неведомое растение, которое теперь стало принимать определенную форму. Старый Моуз не поверил своим глазам, разглядев однажды, на что оно похоже, и простаивал долгие вечерние часы в саду, рассматривая растение и спрашивая себя, не выживает ли он из ума от одиночества.

В одно прекрасное утро он увидел, что растение ждет его у двери. Ему, конечно, полагалось бы удивиться, на самом же деле этого не произошло, потому что он жил рядом с растением, вечерами смотрел на него, и, хотя он даже самому себе не осмеливался признаться, в глубине души он сознавал, что это такое.

Ведь перед ним стояло существо, которое он нашел в лесу, но не больное и жалобно стонущее, не умирающее, а молодое и полное жизни.

Но все же оно было не совсем таким, как прежде. Моуз всмотрелся в существо и увидел те едва уловимые новые черты, которые можно было бы объяснить разницей между стариком и юношей либо между отцом и сыном, либо отнести за счет изменения эволюционной модели.

— Доброе утро, — сказал Моуз, ничуть не удивившись, что заговорил с существом, словно в этом не было ничего необычного. — Я рад, что ты вернулся.

Существо, стоявшее во дворе, не ответило ему. Но это не имело значения: Моуз и не ждал, что оно отзовется. Для него было важно только то, что теперь ему есть с кем поговорить.

— Я ухожу. Мне нужно сделать кое-что по хозяйству, — сказал Моуз. — Если хочешь, пойдем вместе.

Оно брело за ним по пятам, наблюдая, как он хозяйничает, и Моуз беседовал с ним, что было несравненно приятнее, чем беседовать с самим собой.

За завтраком он поставил ему отдельную тарелку и пододвинул к столу еще один стул, но оказалось, что существо не может им воспользоваться, так как тело его не сгибалось.

И оно не ело. Сперва это огорчило Моуза, ибо он был гостеприимным хозяином, но потом он смекнул, что такой рослый и сильный юнец соображает достаточно, чтобы самому позаботиться о себе, и что ему, Моузу, видимо, не стоит беспокоиться об удовлетворении его жизненных потребностей. После завтрака они с существом вышли в сад, и, как того и следовало ожидать, растения там уже не было. На земле лежала лишь опавшая сморщенная оболочка, тот покров, что служил стоявшему рядом с ним существу колыбелью.

Из сада Моуз отправился в гараж, и существо, увидев клетку, стремительно бросилось к ней и принялось ее ощупывать.

Потом оно повернулось к Моузу и словно бы сделало умоляющий жест.

Моуз подошел к клетке, взялся руками за один из погнутых прутьев, а существо, стоявшее рядом, схватило конечностями тот же прут, и они вместе начали распрямлять его. Но безуспешно. Им, правда, удалось чуточку разогнуть его, но этого было недостаточно, чтобы вернуть пруту первоначальную форму.

Они стояли и смотрели друг на друга, хотя слово «смотрели» едва ли подходило для этого случая, поскольку у существа не было глаз и смотреть ему было нечем. Оно как-то непонятно двигало конечностями, и Моуз никак не мог взять в толк, что оно пыталось объяснить ему. Потом существо легло на пол и показало, как прутья клетки открепляются от ее основания.

Хотя Моуз спустя немного сообразил, как действует механизм крепления, он так до конца и не понял его принцип. И в самом деле невозможно было уразуметь, почему он действовал именно таким образом.

Вначале нужно было нажать на прут с определенной силой, прикладывая ее под определенным углом, и прут слегка поддавался. Затем следовало снова нажать на него, прикладывая силу уже под другим углом, и прут поддавался еще немного. Это делалось трижды, и в результате прут отсоединялся от клетки, хотя, видит бог, Моуз не мог бы объяснить, почему так получается.

Моуз развел в горне огонь, подбросил угля и принялся раздувать пламя мехами, а существо неотрывно следило за его действиями. Но когда он взял прут, собираясь сунуть его в огонь, существо стало между ним и горном. Тут Моуз понял, что, перед тем как распрямлять прут, нагревать его не следует, и он принял это как должное. Ведь существо наверняка лучше знает, как это делается, сказал он себе.

И, обойдясь без огня, он отнес холодный прут на наковальню и принялся выпрямлять его ударами молота, а существо в это время пыталось жестами показать ему, какую нужно придать пруту форму. Эта работа заняла довольно много времени, но зато прут был распрямлен именно так, как того желало существо.

Моуз думал, что им придется немало повозиться, пока они вставят прут обратно, но тот мгновенно скользнул в паз.

Потом они вытащили другой прут, и теперь депо пошло быстрее, потому что у Моуза уже появилась сноровка.

Но это был тяжелый, изнурительный труд. Они работали до вечера и распрямили только пять прутьев.

• Предыдущая
• 4/6
• Следующая