По следам М.Р. - Раевский Борис Маркович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/72
- Следующая
— Не вижу заправочки, капитан! — И тут же, зычно захохотав, гаркнул: — Вольно! Без чинов, прошу садиться!
— О разведмайор! — протянул руку учитель.
— Так точно, майор Бортовой прибыл в ваше распоряжение. А еще точнее: майор запаса. Отгуляли соколики.
— Познакомьтесь: наш начальник разведки. А это — красные следопыты.
— Изучаете прошлое, значит?! Ну что ж, страна должна знать своих героев! — И он одобрительно потрепал Олю по голове.
«Ой, а как от него вином!.. — смутилась Оля. — Хотя, наверно, им сегодня полагается».
У майора был такой молодцеватый вид, и ордена так гордо вспыхивали на его крутой груди, — Оля сразу все ему простила.
— Да, были люди в наше время, — продолжал майор. — И ваш учитель тоже ого-го! Не скромничай, капитан. Помнишь, как ты фрицев агитировал? Раз он, ребята, так увлекся — слушатели его чуть не загребли. Он их в рупор по-немецки культурненько уговаривает; сдавайтесь, мол, в плен, — а они его помаленьку окружают. Ладно, я со своими орлами был рядышком: фрицы к нему, а мы на них! — И майор, раскинув длинные руки, очень наглядно показал, как немцы подбирались к Филимонычу и как разведчики взяли их в оборот.
Ребята неотрывно слушали Бортового. Особенно Генька. Такой лихой разведчик, и такой простецкий, свойский!..
К Николаю Филимоновичу подходили все новые люди. Маленький, худощавый человек, учтиво поздоровавшись с однополчанами, достал из кармана пачку узких листков и стал раздавать их.
— Опять приволок свои вопросники? — недовольно передернул плечами Бортовой. — Я же тебе, Евсей Львович, три раза заполнял…
— Так то когда было! — как бы извиняясь, объяснил тот. — Может, у кого-нибудь изменился адрес или фамилия…
— Фамилия у меня та же — я не девица, чтобы от своей отрекаться. И живу там же. Шестая Красноармейская, шесть, квартира шесть. («Смешной адрес», — подумала Оля). Эх, завдел, завдел, каким ты был, таким остался. Все бы тебе с бумажонками…
«Завдел?» — у Геньки недоуменно подскочили брови-кавычки.
— Заведующий делопроизводством, — пояснил Филимоныч.
На сцене вместо декораций высилась карта — огромная, до самого потолка. А на карте — синь Финского залива, плотно сбитые ячейки городских кварталов и жирное черное кольцо, охватившее город, — линия фронта. Снизу — с юга, с юго-запада, словно подпирая блокадное кольцо, синели стрелы немецких штурмовых ударов, а сверху, от стен Ленинграда, от городских окраин, нависали красные дуги ополченских дивизий, ромбы танковых бригад, сложная вязь артиллерийских позиций.
Ораторы поднимались из зала, обходили трибуну и держали речь прямо у карты. И когда седой смуглый генерал с широкими, будто наклеенными, черными бровями дал слово капитану запаса Ярову, учитель тоже подошел к самой карте.
— О провале штурма сорок первого года, — начал он, — знает весь мир. А о втором штурме? Точнее, о попытке второго штурма? К нему фашисты готовились куда серьезнее. Подвезли отборные части из Крыма, с Атлантики, из Польши. Собрали наемников из разных стран. Подтащили уйму боевой техники, даже знаменитую «Большую Берту»… Кстати, о «Большой Берте»… — и Николай Филимонович стал рассказывать то, что ребята недавно уже слышали.
Генька вдруг заметил на сцене, в президиуме, какое- то движение. Майор Бортовой, до того шептавшийся с соседом, резко повернулся в сторону Филимоныча и даже приставил к уху ладонь.
Учитель говорил четкими фразами, как на уроке.
— Штурм был сорван, и это должно войти в историю. Все, день за днем. И перемалывание фашистских дивизий, и распад иностранных легионов, и таинственное исчезновение той же «Большой Берты». Чтобы рассказать об этом как следует, нужно еще великое множество материалов. Прошу вас порыться в старых бумагах, записать, что сохранилось в памяти. Много ли, мало — все пойдет впрок.
Филимоныч сделал паузу, и Генька подумал: «Сейчас скажет: «Ясно? Тогда действуйте!»
Но учитель, не добавив ни слова, сошел со сцены.
После торжественной части зал опустел, все перешли в гостиные.
На дверях появились самодельные таблички:
«Хозяйство Монахова».
«Связисты — сюда!»
«Мин нет. Саперный батальон».
Наспех намалеванная пушка указывала место сбора артполка, а за дверью с красным крестом слышались женские голоса.
Оля сразу пошла туда.
Генька оглядывался по сторонам. Но тут на его плечо легла тяжелая рука.
— Ну, двинули, следопыт!
И майор Бортовой увел счастливого Геньку к разведчикам.
А Витя как-то растерялся. Сперва он ходил за Николаем Филимонычем, потом сунулся в «хозяйство» неведомого ему Монахова, потом к саперам. Так и бродил он, неприкаянный, пока, наконец, не увидел дверь, на которой кнопками был пришпилен номер старой газеты «Боевое знамя».
«Та самая!» — обрадовался Витя.
Потихоньку приотворил тяжелую дверь.
В большой комнате было полутемно. Горела одна лишь настольная лампа, а по углам в глубоких креслах сидели, беседуя, несколько человек.
Войти Витя не рискнул. Так и остался стоять у входа.
— …нам, газетчикам… — услышал он обрывок фразы.
«Вот бы спросить… про тот снимок… где отец, — мелькнуло у него. — Может, отыщут… Хотя… Не таскают же они с собой старые газеты?!»
Он опять прислушался.
— А помнишь, шеф, наш первый номер?
— Что первый! Ты последний номер вспомни!
— Нет, лучше расскажи, как ты чуть не загремел в сорок втором. Что же тогда все-таки произошло?
«Шеф», как понял Витя, бывший редактор — толстый мужчина с неожиданно тихим голосом (он сидел как раз напротив двери, возле лампы, и Витя хорошо видел его) ответил, чуть заикаясь:
— А я и сам, б-братцы, до сих пор н-не знаю. Как гром с ясного н-неба. Двадцать четвертого августа подписал н-номер, отправил на просмотр, куда следует, и жду «добро» н-на выпуск т-тиража. И вдруг, н-на тебе, приказ с двумя н-нулями, «совершенно секретно»: «Т-тираж не выпускать, н-набор н-немедленно рассыпать, клише уничтожить». А мне т-трое суток домашнего ареста и предупреждение о служебном н-несоответствии.
— За что же?
— Вот и я спросил н-начальство: з-за что? Потом узнаешь, говорят, сейчас н-не время. Ну, до потом так и не дошло: старого н-начальника убило, а новый и сам н-не знал.
— Может, напечатали что-нибудь не так? Вот в пятой гвардейской опечаточка вышла прекаверзная, так редактора — в штрафную роту…
— Н-нет, — отмахнулся шеф, — в этом плане — полный порядок. Мы с к-корректором весь к-контрольный экземпляр вдоль и поперек облазали. Помнишь, Михалыч?
— Еще бы, — отозвался кто-то, не видимый Вите, из другого угла.
— Н-ничего не н-нашли. В общем, тайна мадридского двора. О ней как раз впору в такой темнотище рассуждать. Хоть бы кто ч-человеческий свет зажег.
Витя торопливо прикрыл дверь.
«Симпатичный этот шеф, — думал он, спускаясь по лестнице. — Почему же его под арест? И как это — домашний арест? У квартиры часового ставили, что ли?»
…Первой попалась на глаза Николаю Филимоновичу Оля.
— Разыщи ребят, — распорядился он. — Пора домой.
Витю девочка обнаружила быстро, но Генька куда-то запропастился.
— Вечно он… — ворчал Витя. — Опять за кем-нибудь… увязался… Как тогда… на кладбище…
Геньку они нашли за столиком в буфете. Он сидел рядом с майором Бортовым. В одной руке у Геньки было пирожное, в другой — стакан лимонада, и он очень старался есть и пить неторопливо и равномерно: кусок пирожного, глоток лимонада и опять пирожное.
Бортовой, завидев Олю с Витей, замахал рукой:
— Давай сюда, следопыты! Небось проголодались?!
Витя облизнул губы: пирожное он бы охотно съел.
Но торопыга Оля выпалила:
— Простите, Андрей Андреевич, нас учитель ждет.
— А, тогда пошли! Первое дело — дисциплина! — Бортовой сунул под тарелку деньги и отправился вместе с ребятами.
- Предыдущая
- 42/72
- Следующая
