Братство талисмана - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 50

• Предыдущая
• 50/51
• Следующая

Рой находился на вершине небольшого гребня. Это было страшное зрелище: чернота, по которой пробегали странные искры, как далекие зарницы. Временами рой казался монолитным черным шаром, потом вдруг он становился рыхлым, как моток пряжи, как мыльный пузырь, готовый лопнуть. Он находился в непрерывном движении, как будто то, что его составляло, все время меняло место, ища более выгодного положения, перестраиваясь для достижения идеальной конфигурации роя.

Последив за ним некоторое время, Дункан замечал отдельных членов роя, но настолько мимолетно, что даже не был уверен, что действительно видел их.

Он сказал собравшимся вокруг него:

– Вы все знаете, что мы сделаем. Я возьму талисман, подниму вверх, чтобы его было видно, и медленно пойду к рою. В последних лучах заходящего солнца камни в талисмане засияют мистическими огнями всех цветов радуги, но много ярче радуги.

– А если не сработает? – проворчал Конрад.

– Должно сработать, – холодно ответила Диана.

– Должно сработать, – спокойно согласился Дункан. – Но если,на мой грех, не сработает – удирайте отсюда ко всем чертям, возвращайтесь к топи и держите путь к острову.

– Я не побегу, – заявил Конрад. – К чертям бегство!

Вдруг протянулась рука и выхватила у Дункана талисман.

– Эндрю! – Заорал Дункан.

Но отшельник уже бежал к рою, высоко подняв талисман, а другой рукой держа посох. Рот его был открыт, и он выкрикивал что-то.

– Дурак, похвальбишка, сукин сын! – Ругался Конрад.

Дункан бросился вперед, чтобы схватить Эндрю.

Впереди ударила молния. Полуослепленный Дункан увидел Эндрю, вспыхнувшего ярким пламенем. Через секунду пламя погасло, и отшельник стал дымящим факелом, который задуло порывом ветра. Тонкие усики жирного дыма вылетели из его поднятых рук. Талисман исчез, а Эндрю медленно сминался и упал кучей сгоревшей, дымящейся плоти.

Дункан бросился ничком на землю.

Дикая мысль пробежала в его мозгу: талисман Вольферта не был талисманом, не его боялась орда, не он защищал их в долгом странствии по разоренным землям. Должен был понять, – думал Дункан. – На побережье орда использовала Гарольда Ривера чтобы получить то, чего она боялась, но чего не смела взять сама. Она получила талисман, но оставила его как ненужную вещь.»

Единственной вещью, которую они не получили, был манускрипт.

«Манускрипт! – Думал он. – Боже мой, манускрипт! Именно его орда стремилась уничтожить. Для того и была опустошена северная часть Британии. Орда собиралась двинуться на аббатство Стендиш, где хранился манускрипт, но в то время манускрипта там уже не было. Кутберт говорил, что орда в смущении и растерянности. Конечно, так оно и было. Манускрипт, о котором орда знала и который как-то чувствовала, был унесен через опустошенную ими землю.»

Маленький, щуплый, прячущийся человечек, который так долго следил за компанией Иисуса, но сам не был в этой компании и не стремился в нее, записывал все, что видел и слышал, записывал точно, без вариаций и парафраз, каждое слово, каждый жест, даже выражение лица Иисуса.

Это было правдой, это был точный отчет, и он пронес через столетия славу и силу, полную мощь Иисуса.

«Но почему ты всегда скрывал от меня свое лицо? – Спросил Дункан маленького человечка. – Да потому, – сам себе ответил он, – что это было частью всего дела. Человек этот не искал славы для себя. Все обратилось бы в ничто, если бы он думал о славе. Он и впредь должен остаться безликим.»

Дункан достал пергамент, вскочил на ноги и, подняв его высоко над головой, с торжествующим ревом бросился к качающемуся рою.

Громадный черный шар вспыхнул множеством молний. С каждым шагом Дункана вспышки становились все ярче, но оставались внутри роя. Такие же вспышки бежали по крутящемуся туману в битве у развалин замка, такая же молния превратила Эндрю в горящий и дымящийся факел, но теперь они не вырывались наружу.

Внезапно все вспышки слились, и шар взорвался. Множество тлеющих фрагментов взлетело в воздух. Они падали вокруг Дункана, дымились и съеживались на земле, некоторое время корчились, а затем умирали.

Орда погибла, и в наползавших сумерках растянулось, как туман, страшное зловоние.

Дункан опустил руку, сжимавшую помятый пергамент.

Раздался громкий плач, но не плач за мир, а другой, рядом. Дункан оглянулся и увидел Мег, скорчившуюся над вонючей кучкой того, что было Эндрю. Она плакала.

– Почему? – Спросила Диана, подходя к Дункану. – Отшельник и ведьма…

– Он дал ей кусок сыра, когда мы впервые встретили ее, – сказал Дункан. – Он помогал ей идти по лесной тропе. Он вместе с ней колдовал тропу на поляне. Разве этого мало?

Итак, подлинность манускрипта не будет подтверждена. Со смертью Бишопа Вайса не осталось никого, кто мог бы поставить на нем печать истины. Документ вернется в аббатство Стендиш и будет лежать там в богато украшенном сундучке, и мир не узнает о нем, потому что некому сказать, настоящий он или фальшивый.

Однако Дункан уже знал, что это подлинный документ, потому что только подлинные слова Христа могли уничтожить орду. «Ничто другое, – подумал Дункан, – не могло на нее воздействовать.» Он коснулся пальцами мешочка и снова услышал хруст. Сколько раз он делал этот жест и слушал шелест пергамента, но никогда не чувствовал такой благодати и безопасности.

Рядом зашевелилась Диана. Он обнял ее за плечи, и она придвинулась к нему.

Костер ярко пылал. С одной стороны его Скрач сгребал угли, чтобы испечь рыбу, пойманную им и Конрадом в ручье с помощью рубашки Дункана вместо сети.

– Где дух? – Спросил Дункан. – Он был тут, а теперь исчез.

– Вы его больше не увидите, – ответила Диана. – Он будет являться в замке.

– В каком замке? Где он его нашел?

– На развалинах замка, – пояснила Диана.– Он пришел ко мне и просил разрешения.

– И вы дали?

– Я ему сказала, что замок не мой и я не могу дать позволения, но пусть идет, потому что помешать ему я тоже не могу.

– Я ему сказал то же самое, когда он хотел идти с нами в Оксенфорд. Я удивлен, что он хочет поселиться в развалинах. Он же так хотел попасть в Оксенфорд.

– Он сказал, что жаждет иметь дом, место, где являться. Он сказал, что его повесили на хилом деревце, и он не хочет являться на дереве, тем более на осине.

– Я тоже слышал эту жалобу. А что бы подумал об этом Кутберт?

– Думаю, если бы Кутберт знал его, он был бы рад. И дух, бедняга, так хотел иметь дом.

– Если бы вы побольше послушали его, он бы вам в печенки въелся. Я рад, что избавился от него. Он вообще-то ничего парень, но надоедлив.

– А как насчет Скрача? – Спросила Диана.

– Он спас жизнь Конраду на поляне, и Конрад никогда не забудет этого.

– И Конрад был мил с ним в замке, – заметила Диана,

– Как вы. А все остальные в то время считали отвратительным.

Мэг принесла им рыбы на куске коры и села напротив.

– Не торопитесь есть, – предупредила она, – пусть немного остынет.

– А ты куда пойдешь после всех этих приключений? – Спросила Диана. – Скрач пойдет с нами.

– Стендиш Хауз, – сказал Дункан, – вполне может служить резиденцией ведьме. У нас их давным-давно не было.

Мэг покачала головой.

– Я уже придумала и хотела поговорить с вами насчет этого. У меня нет хижины, нет никаких вещей. Но у Эндрю была келья. Как вы думаете, он не обидится? По-моему, я знаю, где она. Если я не найду, Снупи обещал показать.

– Если ты этого хочешь, – сказал Дункан, – то, я думаю, Эндрю был бы рад, что ты будешь там жить.

– Я думаю, – сказала Мэг, – что он все-таки любил меня. Когда мы встретились, он дал мне кусок сыру, и на сыре были следы его зубов, а он мне его отдал, и он…

Ее голос прервался. Она закрыла лицо руками, быстро встала и ушла в темноту.

– У них с Эндрю была любовь, – сказала Диана. – Удивительно: ведьма и отшельник…

• Предыдущая
• 50/51
• Следующая