Сказки славянских народов - Каралийчев Ангел - Страница 21

• Предыдущая
• 21/67
• Следующая

Погоня воротилась ни с чем и говорит дьяволу:

— Никого мы не видели, ясновельможный пан, кроме старика, который овец пас.

— Эх, дурни вы, дурни! — раскричалась дьяволица. — Так это же они и были. Следовало вам пастуха убить, а овец собрать и ко мне пригнать. Скачите обратно! Пастуха зарубите, а овец сюда пригоните!

Поскакали слуги обратно в погоню за беглецами, а те уж полдороги пробежали. Бегут, не оглядываются... Вдруг девушка говорит:

— Приложи-ка ухо к земле, послушай — лес ли то шумит, или дорога гудит?

Прислушался Юрий и ответил:

— И лес сильно шумит, и дорога громко гудит.

Девушка тотчас же махнула платочком и обернулась садом, а Юрий — стариком садовником.

Прискакали слуги, спрашивают:

— Эй, старче, не видал ты тут старого пастуха со стадом овец?

— Не видал, хотя вот уже столько лет сад стерегу.

— А парень с девушкой мимо не пробегали?

— Как же, как же, пробегали.

— Когда?

— Весной, когда деревья цвели, а сейчас, глядите-ка, уже и плоды поспели.

Слуги воротились ни с чем, а Юрий с девушкой побежали дальше.

Приехали слуги в палаты и говорят, что так и не нашли беглецов.

— Только и видели, что старого садовника, который в саду своём возился.

— Ах, дурни, ах, пентюхи! — напустилась на слуг дьяволица. — Ведь это они и были. Вам бы садовника зарубить, а яблоки обобрать и мне привезти! Видно, не справитесь вы с этим делом, придётся мне самой отправиться за ними вдогонку.

Погнались за Юрием и девушкой все: и дьявол, и дьяволица, и слуги. Скачут сломя голову, только пыль тучей поднимается, гром гремит, земля гудит.

Услыхали Юрий и девушка этот шум и гром и ещё быстрее побежали. А погоня всё ближе и ближе. Увидела девушка, что не спастись им от погони, и сказала парню:

— Милый мой, хоть отсюда и недалеко до дома твоего батюшки, но нам туда вовремя не добраться. Беги ты вперёд, а я рекой обернусь, дорогу нашим мучителям-гонителям прегражу.

Побежал Юрий вперёд, обернулся и видит — разлилась у него за спиной широкая река. Стоит он на берегу и в толк не возьмёт, что же ему дальше делать.

Тут и погоня показалась. Впереди дьявол летит, острой саблей машет. Не разбираясь, бросился он в воду. А река его подхватила, в омут затянула — там он вместе с конём своим и потонул.

Подскакали и остальные. Остановились на берегу. Пани дьяволица в голос рыдает, волосы на себе рвёт:

— Ах, муженёк! Ах, муженёк! Говорила я тебе, что этот проходимец жизни тебя лишит! Рубите реку топорами, колите её ножами! — закричала она слугам. — Не река это, а моя батрачка, чтоб ей в пекле жариться, проклятой!

Принялись слуги рубить и колоть воду. Заохала, застонала река, кровью потекла. А Юрий стоит на другом берегу, не знает, как милой помочь.

Наревелась дьяволица, устали слуги с водой воевать, так ни с чем и отъехали. Слышит Юрий — стонет река и тихим голосом приговаривает:

— Порубили меня, поранили! Пойду я к родимой матушке от ран лечиться. Долго лежать буду, долго с тобою, мой любезный, мы не увидимся. Иди ты домой, только смотри ни с кем не целуйся. Поцелуешь кого — тотчас меня забудешь.

Постоял, покрутился на берегу парень, делать нечего — пошёл, вздыхая, домой. Завидели его отец с матерью, обрадовались, что живой и здоровый вернулся, кинулись его обнимать и целовать. А сын не даётся, старикам невдомёк, почему.

Много времени прошло. Не шлёт девушка вестей. Юрий в угол забился, молчит, тоскует. Однажды ночью мать не стерпела, поцеловала его. А он подумал во сне, что это девушка. Обнял, поцеловал, а, проснувшись, забыл её, словно они никогда не встречались.

Долго ли, коротко, родители нашли Юрию невесту. Приглянулся ей Юрий, да и он родителям не перечил. Стали к свадьбе готовиться.

Наступил день свадьбы. Гости едят, пьют, песни поют. Только жених молчит, тяжело у него на сердце — а отчего, он и сам не знает.

А на кухне бабы свадебные калачи пекут, разными завитушками их украшают. Вдруг, откуда ни возьмись, входит девушка, русая да черноглазая, и говорит:

— Позвольте и мне калач испечь; я его голубками украшу и молодым поднесу.

Позволили ей. Соорудила девушка калач всем на диво и пару птиц из теста вылепила — голубя и голубку. Голубя на калаче оставила, а голубку в руку взяла. Потом вошла в горницу к гостям, калач перед молодыми положила. Держит в руках голубку, клювиком голубя по голове постукивает и так-то жалобно причитает:

— Забыл ты, голубь мой, от скольких бед я тебя избавила... — И тук голубя по головке... — Забыл ты, голубь мой, как я тебя от лютой смерти спасла! — И опять — тук по голове... — Забыл ты, голубь мой, как из-за тебя меня резали да кололи! — И опять — тук по голове...

Тут у Юрия словно пелена с глаз упала — вспомнил он обо всём, милую свою узнал. Вскочил и ну целовать да обнимать её.

— Вот она, батюшка и матушка, моя голубка-невеста! — воскликнул он. — Не раз она меня из лихих бед выручала, не раз от лютой смерти спасала! Только её и люблю, и будет она моей женой по гроб жизни!

На гостей столбняк напал: что же теперь делать?

Старый сват первым опомнился, ударил шапкой оземь и крикнул:

— Собрались мы на свадьбу, всего запасено-наготовлено. Сыграем же свадьбу с новой невестой, раз так хочет добрый молодец!

И сыграли свадьбу всему миру на удивление.

Птица-счастье

Польская народная сказка

Давным-давно жили в убогой лачуге Ясек и его жена Марыся. День и ночь трудились они в поле, но еле сводили концы с концами — денег им хватало только на то, чтобы прокормиться и уплатить богатому пану аренду за домишко и землю.

Как-то приснился им обоим один и тот же сон. Будто кто-то спрашивает их: «Когда бы вы хотели пожить в своё удовольствие — в молодости или в старости?» И снился им этот сон три ночи подряд. Утром Ясек спросил свою жену:

— Ну, Марыся, что ты скажешь?

— Скажу, что в молодости невзгоды легче переносить.

— Что правда, то правда! — согласился Ясек. — В молодости и голая земля мягче пуха, а в старости и перина жестка.

— Коли тянуть лямку, так уж лучше теперь, пока силёнки есть, зато в старости поживём спокойно, — решили они.

В ту же ночь их лачуга сгорела дотла — ничего не осталось.

Узнал об этом пан, рассердился, кричит:

— Вы нарочно дом подожгли! Такие, как вы, мне не требуются — убирайтесь прочь с моей земли!

— Что ты, милостивый пан! Какая нам польза от того, что мы остались без крова и весь наш скарб в огне сгорел?! — сквозь слёзы сказала Марыся.

— Куда же мы денемся? — добавил Ясек. — На этой земле спокон веку жили и умирали наши деды и прадеды.

— Ну ладно, оставайтесь! — согласился пан, побоявшись, что люди попрекнут его, если он прогонит несчастных бедняков. — Только теперь вы должны выстроить мне дом лучше прежнего!

Делать нечего! Хорошо ещё, что Марысе удалось сохранить немного денег, которые они скопили, надеясь выкупить у пана землю. Не год и не два Ясек и Марыся строили новый дом. На дворе ели, на сеновале спали, наконец, подвели домик под крышу и перебрались на новоселье. Но в первую же ночь дом загорелся со всех сторон, и Ясек с Марысей еле успели выскочить из огня невредимыми.

Узнал об этом пан, ещё пуще разгневался:

— Прочь с моей земли, негодные! — заорал он на них. — Вы нарочно мой дом подожгли!

— Как так нарочно, милостивый пан! — расплакалась Марыся. — Или ты не видишь: остались мы голы, как нищие. Нам и на улицу стыдно показаться. Все свои деньги мы истратили, да ещё и задолжали сверх того.

— Ну ладно, оставайтесь! — согласился пан и на этот раз. — Только выстроите мне дом краше прежнего!

• Предыдущая
• 21/67
• Следующая