Питер Брейн и его друзья - Хилдик Эдмунд Уоллес - Страница 17

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая

А вот при чём. С юга, — Питер указал в окне налево, — это место может казаться ужасным. А севера— прекрасным. Совершенно верно! Вот сам поглядите.

Все столпились у кровати, глядя в окно.

— Где?

— Я не вижу никакого места… ну ничегошеньки.

— Он просто выдумывает!

— Дайте я посмотрю!

Питер обвёл их всех торжествующим взглядом.

— Вон там, на футбольном поле. Прямо у вас под носом. Перед воротами слева. Точнее говоря, в одиннадцати метрах перед ними.

— Аа-а! — вскричал Энди. — Так ты про это… это самое… как же оно называется? Ну, да ты понимаешь.

— Отметка для штрафного одиннадцатиметрового удара без защиты, — улыбаясь, сказал Питер.—

Когда на неё кладут мяч, она кажется ужасной с юга вратарю и прекрасной с севера — команде, которая будет бить одиннадцатиметровый.

Вот так в первый день поисков искальцы нашли три из шести слов: «ПРИЗ» в золе костра, «ПЕРВЫЙ» в павильоне (правильным оказалось первое предположение Питера — слово было написано мелом по верху входной двери) и «ВЫИГРАН» под дёрном у отметки для одиннадцатиметрового удара.

Однако на следующее утро, когда искалъцы вновь сошлись в комнате Питера, зловещие слухи о том, что несколько человек нашли уже четыре слова, а один мальчик так даже целых пять, скоро согнали самодовольную ухмылку с его физиономии.

— Жирняга Питерсон? Пять слов? Кто это сказал?

Улыбка Питера стала кривой от чёрной зависти.

— Его сестра Ширли, — ответила Ева.

— Собственная сестра чего не скажет! Что-то не верится, — заметил Питер.

— А вдруг это правда? — буркнул Энди.

— Конечно, — отозвался Морис, которому было не до журчания.

— Значит, надо быстрее браться за дело, — сказал Энди. — Ну-ка пусть твоя хвалёная голова как следует потрудится!

Если бы он сказал «закружится», то был бы ближе к истине: голова у Питера шла кругом, но ему никак не удавалось найти в остающихся трёх подсказках никакого смысла.

Он потребовал полной тишины и получил её, но и полная тишина ему не помогла. Он попросил три стакана смородинного сока и выпил их, но и три стакана смородинного сока ему не помогли. Он закрывал глаза. Он читал подсказки слева направо и справа налево. Он приказал, чтобы включили радио. Он послал за Уильямсоном, надеясь, что эти мудрые жёлтые глаза пробудят в нём какую-нибудь мысль. Но всё оказалось тщетно.

— Вот что! Давайте сосредоточимся на чём-то одном, только на одном, а про остальное забудем, — предложил наконец Морис. — Если думать изо всех сил только об одном, то внутренний голос шепнёт разгадку. Я читал об этом в научной фантастике. Попробуем?

Питер и все остальные пришли уже в такое отчаяние, что готовы были попробовать что угодно.

— Положи рисунок на одеяло так, чтобы мы все могли его видеть… А теперь встаньте в круг и беритесь за руки… Питер, Ева… А ты становись возле Энди.

И, взявшись за руки, искальцы образовали круг: Питер сидел, а остальные прислонились к кровати.

— А теперь смотрите на рисунок, и старайтесь не моргать, и слушайте, не шепнёт ли внутренний голос…

— Ой! — пискнула Руфь. — Я боюсь! — И она вырвалась из круга.

— Ну чего ты испугалась? Ничего тебе внутренний голос не сделает. Скажи ей, Ева!

— Не хочу! — отрезала Руфь. — Я буду на вас смотреть.

— Ну так замолчи! — сердито распорядился Питер.

Все, кроме Руфи, вновь взялись за руки и уставились на рисунок. И старались не моргать. И слушали.

Питер видел рисунок так, как он был напечатан в программке: 8

Энди и Морис видели его сбоку: ?

Ева и вдруг заинтересовавшийся Уильямсон видели его так, как Питер, только вверх ногами: ?

Они смотрели и смотрели, и вдруг рисунок поплыл куда-то, а с ним и одеяло, круги, прямоугольники и кресты. Потом Энди обнаружил, что круги начали вертеться, и его прошиб холодный пот: он вспомнил минуты, пережитые им под эстрадой.

— А это… это не чертёж магнитофона?

— Заткнись, олух, да заткнись же, мне как раз начал вещать внутренний голос! — прожурчал Морис. — Ну ладно, голос, продолжай, он заткнулся, ты слышишь меня, голос? Эй, голос!

Руфь захныкала.

— Так ничего не получится! — крикнул Морис. — Ты отпугиваешь внутренний голос! Чтоб тебя…

— Да! — сказал Энди. — Если ты струсила, так уходи.

— Не уйду! — крикнула Руфь.

— В таком случае ты исключаешься. Нарушение дисциплины. Неповиновение приказу. Удались!

— Не удалюсь!

— Да перестань же визжать! — взмолилась Ева.

— Буду визжать, если хочу! Это вам нельзя визжать, а мне можно визжать! Можно, мо-о-ожно, мо-о-о-о-ожно! — продолжала она, вспомнив, как подействовало это слово на Энди накануне. — Мо-о-о-ожно!..

Последний вопль адресовался уже Питеру. Он смеялся, а Руфь, даже ещё больше, чем Уильямсон, не любила, чтобы над ней смеялись, — Внутренний голос сказал мне, что нужно, — сообщил Питер сквозь смех. — А вернее, провизжал. Вычел из «мороженого» четыре буквы и всё себе позволил.

— Что? — хором спросили Энди и Морис.

Даже Руфь перестала визжать и подозрительно, но с интересом уставилась на брата.

— Ты думаешь… — спросила Ева, протягивая руку к рисунку.

— Я думаю вот что. — И, опередив её, Питер указал карандашом на подпись под рисунком. — Если выбросить из слова «мороженое» «ро» и два «е», остаётся «можно». Верно?

— Да, — ответил Энди бледнея. — Ну и что?

— Вот тут и надо искать четвёртое слово.

— Где?

Питер повернулся к Морису:

— Любителям мороженого давали два сорта, так?

— Да, но…

— И ты говорил, что мороженое раздатчики брали из большой белой штуки, похожей на стиральную машину с двумя баками?

— Да, но… А! Понял!

— Этот рисунок — схема мороженицы. А то, что я принял за птичьи клювы, — это крест прямо посредине!

— Но ведь мороженицу увезли! — вмешалась Ева. — Сразу, как только кончилось состязание.

— Конечно. Но она такая тяжёлая, что на земле обязательно должен был остаться след. И точно посредине вы найдёте четвёртое слово… Погодите! — добавил Питер, увидев, что Энди и Морис бросились к двери. — Подождите немного… До того как завизжал внутренний голос, я смотрел на рисунок, а думал только о сетках. Я даже разозлился, потому что хотел сначала разобраться с рисунком. Но всё равно у меня прямо в ушах звенело: «белые разметки, внутренние сетки…» И вот теперь и это стало ясно. Что я вам говорил? Уж если голова у меня заработает, то долго не остановится.

— Как и язык, — вставила Ева.

— Ну говори же, старина, не трать времени попусту. Если догадался, так выкладывай. Не забудь, Жирняге Питерсону осталось только одно слово.

Питер перевёл дух.

— Ну вот: белая разметка… Я начал с этого. Белая разметка…

— Белая? — Почему-то Энди представились громоздящиеся друг на друга белые шарики, о которых ему не хотелось вспоминать.

— Да, на теннисном корте. Сетки по сторонам. Сетка внутри и судейская вышка.

— Ну конечно, он отгадал всё верно! — воскликнул Морис. — Пошли! Не то Жирняга…

— Да постой ты! Куда пошли? — спросил Энди. — Корт большой.

— Да, «шагай-ка вперёд» — это не совсем ясно, — признался Питер. — Но, наверное, надо идти от корта, от судейской вышки. Сначала вперёд, а потом пять шагов направо… Э-эй!

Но все, включая и Руфь, уже мчались вниз по лестнице. Через пять шагов нужно было поискать в канаве — об этом они и сами догадались.

— Отыскали, отыскали, отыскали! — хором распевали искальцы, торжественно входя в комнату Питера через полчаса. — Отыскали, отыскали, отыскали ещё два!

— Ну-ка, покажите, — сказал Питер, выхватывая из рук Энди грязный клочок бумаги и развёртывая его. Гм!..

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая