Петр II - Сахаров Андрей Николаевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/170
• Следующая

– Очень рад, бабушка! Устал я, так хоть немного отдохну у вас.

Храпунов переступил порог жилища; оно ничем не напоминало, что в нём живёт старая колдунья с молоденькой внучкой-«русалочкой».

Хибарка Марины отличалась большой опрятностью; не было там ни филина, ни чёрного кота – обычных атрибутов колдовства. В красном углу на полке стояли иконы в серебряных окладах; пред ними теплилась лампада; стены были чисто выбелены, пол тщательно вымыт. Посреди горницы стоял резной дубовый стол, а по стенам широкие скамьи, покрытые сукном. Перегородка разделяла горницу на две половины. Во второй горнице было так же чисто, как и в первой; там стояли две кровати с чистыми пологами и со стёгаными одеялами; на одной спала Марина, на другой – Маруся; у неё кровать была покрыта атласным одеялом, а перина и подушки на лебяжьем пуху; тут же стояли и укладка, кованная железом, с нарядами Маруси, и поставец с посудой, в числе которой были серебряные кубки и братины.

– Как у вас хорошо, какой порядок! – осматривая горницу, с удивлением воскликнул молодой офицер.

– Уж какое хорошо!.. В убожестве живём, – скромно заметила Марина, усаживая нежданного гостя в передний угол, на почётное место, и обратилась к внучке: – Ну что же ты, хозяйка молодая, сидишь молча, гостя желанного не угощаешь? Собери-ка закусить гостю дорогому, а я схожу на ледник, бражки да медка принесу. А может, винца желаешь, господин офицер? И винцо у нас найдётся хорошее…

– Не хлопочи, Маринушка, пожалуйста, не хлопочи, – проговорил Храпунов.

– Ты знаешь, как и звать меня? – удивилась старуха.

– Знаю. Знаю также, как и внучку твою звать.

– Ты, ты знаешь, как меня звать? – удивляясь, спросила Маруся у Лёвушки. – Как ты узнал, господин, как звать меня и бабушку?..

– А я – колдун, всезнайка, – засмеялся Храпунов.

– Тебе, батюшка, наверное, кто-нибудь из наших соседей сказал, ведь так? Чай, меня колдуньей старой называли, а внучку – русалкой?

– Так, так.

– И после таких слов ты в нашу убогую хибарку войти не побоялся? Смел же ты, господин!

– Таким уж уродился.

– Ну, я на время выйду, а ты, Маруся, не заставляй гостя скучать, – и, сказав это, старуха Марина вышла.

– Скажи, Маруся, ты давно живёшь здесь с бабушкой? – спросил у молодой девушки Храпунов.

– Давно, очень давно!.. Мне был только год, когда бабушка взяла меня к себе.

– А отца и мать ты помнишь?

– Нет, не помню.

– Верно, отец и мать твои умерли?

– Не знаю.

– Как, ты даже не знаешь, живы ли они? – с удивлением спросил Храпунов. – Разве Марина не говорила тебе?

– Нет, не говорила.

– И про то не говорила, кто твои родители?

– Не говорила, – отрывисто ответила ему Маруся, которой, очевидно, стали надоедать эти вопросы.

– Странно, странно!

– И странного ничего нет. Ведь я – русалочка; какие же могут у меня быть отец и мать? Ты, господин, не веришь, что я – русалка, не веришь? – задорно спросила Маруся у Храпунова.

– Не верю, не верю, – с улыбкой ответил ей Лёвушка, не спуская влюблённых глаз с красавицы.

Маруся заметила это, и самодовольная улыбка промелькнула на её красивых губках.

– Смотри, господин, бойся меня; я – русалка и могу утащить тебя в своё подводное царство.

– Что же, Маруся, с тобою я с радостью пойду туда, да и всюду, куда ты поведёшь!

– Что? Или я уже прельстить тебя своей красотой успела? – прожигай Лёвушку страстным взглядом, спросила красавица.

– Довольно одного взгляда на твою красу, одной твоей улыбки, чтобы полюбить тебя.

– Вот так девка, сразу покорила парня… да ещё какого, офицера! – громко рассмеявшись, проговорила Маруся и быстро стала собирать угощение.

На столе очутились пироги, жареный гусь, яйца, мясо и другое съестное.

Скоро вернулась с ледника и Марина, принёсшая флягу с вином, жбан браги хмельной и ендову с мёдом.

С удивлением смотрел молодой офицер на стол, уставленный разными яствами и питием.

«Такое угощение иметь дай Бог каждому! Ишь понаставили; живут в лачуге, а пьют и едят, как в палатах каменных. Странные, загадочные они люди, непонятные. Но я постараюсь отгадать эту загадку», – подумал Лёвушка.

А в это время Марина обратилась к нему:

– Ну, гость дорогой, прошу покорно хлеба и соли откушать. Маруся, что стоишь? Кланяйся, проси гостя.

– Не угощай, хозяйка ласковая, я и без угощения стану пить и есть, – проговорил Храпунов и принялся за пирог и за жирного гуся, запивая их брагой и вином, а затем вдруг, прекращая есть, воскликнул: – Постой, постой, хозяюшка!.. Что-то лицо твоё мне знакомо. Я где-то тебя видал. Да, да… Дай Бог памяти!.. Вспомнил, вспомнил!.. Я видел тебя в палатах Шереметевых во время обручения князя Ивана Долгорукова с Натальей Шереметевой; ты была с цыганами, ещё князю Ивану предсказала казнь… Ведь так?

– Ошибся, господин, сроду я в шереметевских палатах не бывала, – тихо ответила Марина, заметно растерявшись.

– Нет, нет, ты была там, я узнал тебя. Да ты не бойся: тебя я не выдам. А хорошо, что ты улизнуть тогда успела!.. Иначе плохо пришлось бы тебе.

– Коли ты узнал, таиться не буду; правда, я тогда нечаянно попала в графские хоромы и жениху, князю Ивану, судьбу его нагадала.

– И князь Никита Трубецкой подучил тебя попугать Ивана Долгорукова, про казнь ему сказать. Ведь так?

– Не знаю, с чего ты, господин, князя Никиту припутал. Он ничему меня не подучал, а если я молвила Ивану Долгорукову, что его ждёт казнь лютая, то от этих слов я и теперь не отступаюсь. Недаром меня колдуньей называют. Слова мои вещие: они сбудутся, не минуются.

Пока Храпунов говорил со старухой, Маруся ушла за перегородку и скоро вышла оттуда в совершенно другом наряде: на ней был надет белый глазетовый сарафан, тонкой кисеи рубашка облегала её чудный стан, длинные волосы были распущены и лежали пышными прядями на плечах. Она тихо подошла к Лёвушке и, положив ему руку на плечо, с улыбкою проговорила:

– Русалка пришла за тобою… хочет вести тебя в подводное царство.

Храпунов обернулся, и крик восторга вырвался у него. В этом наряде Маруся была похожа не на русалку, а на чудное, неземное существо.

Храпунов стал бывать в хибарке Марины чуть не каждый день, так как страстно увлёкся её чудной внучкой. В Марусе было много таинственного, непонятного; по красоте и нежности своего лица, по обхождению и разговору она вовсе не походила на простую девушку; по всему видно было, что её отец и мать были не простыми людьми.

• Предыдущая
• 43/170
• Следующая