Петр II - Сахаров Андрей Николаевич - Страница 13

• Предыдущая
• 13/170
• Следующая

Однажды, гуляя с нею по петергофскому парку, император сказал ей:

– Ах, Лиза, ты не знаешь, как я люблю тебя, как люблю!.. Я только тогда и весел, когда ты со мною.

– Спасибо, государь племянник, – ответила ему красавица царевна, слегка улыбаясь.

– Ты всё смеёшься надо мной, Лиза, всё считаешь меня мальчиком.

– Нет, ты взрослый, у тебя, Петруша, усы пробиваются.

– Да перестань ты смеяться, Лиза! – топнув ногой, капризно проговорил император-отрок. – Тебе вот смешно, а мне горько… очень горько.

– С чего, Петрушенька?

– А с того: я вот тебя люблю, а ты меня не любишь.

– Я не люблю тебя? Что ты, Петруша! Я люблю тебя, как государя, как племянника.

– И только!.. А я… я люблю тебя больше. Я вот подрасту и непременно женюсь на тебе.

– Вот как?.. А ты, Петруша, забыл, что у тебя есть невеста?

– Нет у меня никакой невесты, – хмуро промолвил юный государь.

– А дочь Меншикова, Мария?

– Не напоминай мне про неё, Лиза! Я и слышать про неё не хочу! Она и сам Меншиков страшно, страшно надоели мне!

– Стало быть, государь, ты не любишь своей невесты?

– Разумеется, не люблю… Тебя я люблю, Лиза.

– Не обо мне речь, государь, а о твоей невесте обручённой.

– У меня нет невесты, нет!.. Дочь Меншикова мне – не невеста. Какая она мне невеста? У неё был жених, граф Сапега, пусть она за него и выходит.

– Как же так, Петруша? А князь Меншиков?

– Что мне Меншиков? Я – император, а Меншиков – мой подданный! Над всяким подданным я имею власть и могу уничтожить, раздавить всю силу Меншикова, – сверкнув глазами, громко проговорил император-отрок.

– Петруша, я боюсь тебя. Ты похож на моего отца – на великого императора. И в твоих глазах, и в твоём голосе я узнаю моего отца, а твоего деда.

– Да, да, Лиза! Не одна ты, а и многие другие находят во мне большое сходство с моим дедом, великим императором. О, как желал бы я быть во всём похожим на него!.. Быть таким государем – большое счастье.

– Мой отец, Петруша, любил учиться. Он всю жизнь учился.

– Ты упрекаешь меня в лени? – со вздохом спросил император-отрок.

– Нет, нет, я только говорю.

– Лиза, не всё же мне сидеть за книгами! Мне хочется повеселиться, погулять, теперь лето. Наступит зима, начну учиться… А Меншикова, Лиза, я скоро укрощу, я дам ему себя знать. Вот идёт князь Иван, видно, на охоту меня звать… Отгадал я, Ваня? Ты на охоту пришёл меня звать? Так? – весело проговорил Пётр, идя навстречу своему любимцу.

– Не совсем так, государь, – ответил Долгоруков. – Посол от князя Меншикова прибыл, государь.

– Зачем ещё?

– Меншиков тяжело болен… Вдруг захворал… при смерти… Просит тебя, государь, навестить его, письмо прислал.

– Как это скучно!.. Я не поеду. Лиза, не ехать?

– Воля твоя, государь.

Больной Меншиков был в своём имении Ораниенбаум и оттуда прислал гонца с письмом к государю. Оно было написано дрожащей рукой, тепло и красноречиво; в нём Александр Данилович прощался с императором-отроком, увещевал его быть правосудным, принимать советы Остермана и других честных и правдивых вельмож, указывал Петру на его царские обязанности относительно России и т. д.

Кроме того, Меншиков, приготовляясь умирать, послал письма также и к членам Верховного совета, поручал им свою семью и просил прощения, если согрешил пред кем.

Александр Данилович и на самом деле был очень слаб: он страдал сильной лихорадкой и кашлял кровью.

Волей-неволей юному государю пришлось отложить охоту и, ради приличия, поехал навестить больного министра.

Александр Данилович, худой, бледный, расслабленный лихорадкой, принял своего державного гостя, лёжа в постели.

– Прости, государь, что лежу пред твоим императорским величеством… Встал бы, да не могу, – слабым голосом проговорил он. – Умирать я собрался, государь.

– Зачем умирать? Живи.

– Что жить, когда жизнь немощного старика теперь стала никому не нужна? Пожил, послужил, пора очистить место другим, молодым, а мне и на покой… Верой и правдой служил я, государь, твоему великому деду, служил императрице Екатерине и тебе думал послужить нелицеприятно, да не судил Бог, не судил.

Тут Меншиков сильно закашлялся. Он стонал и метался.

Когда припадок кашля миновал, Меншиков опять заговорил:

– Государь, когда меня не станет, выбери себе достойного помощника, хоть Остермана; он хотя и немец, но, кажется, любит Россию и тебя, государь. Держава твоя велика, однако не устроена. Твой дед, покойный император, много трудился, много им начато, но не кончено, и тебе, государь, придётся доканчивать. Послужи земле и народу, и за это Бог возвеличит тебя, как возвеличил твоего великого деда. Последуй ему, он до самой своей смерти неусыпно трудился. Если я в чём согрешил или провинился пред тобою – прости меня, верного и преданного тебе раба. Прости умирающему… Видит Бог, что все мои желания были к твоему, государь, благоденствию и к благоденствию твоего народа.

– Знаю и верю, князь Александр Данилович, – с волнением проговорил Пётр, которого тронули страдания Меншикова. – Тебе вредно, князь, много говорить; не лучше ли отложить до другого раза?

– Я сейчас окончу и задерживать ваше императорское величество не буду. Теперь мне всё равно… дни мои сочтены. Государь, умру я, не оставь моей семьи, Машеньки не покинь, она – твоя обручённая невеста и должна, по-Божьему, быть твоей женою… Скажи, государь, женишься ты на ней? Богом прошу, скажи… Успокой умирающего старика! – и Меншиков заплакал. Император-отрок хмуро молчал.

– Ты молчишь, государь, молчишь? Стало быть, ты раздумал жениться на моей дочери? Скажи, ваше величество.

– О женитьбе, князь, я не думаю. Да и рано мне думать о том.

– Но ведь ты, государь, обручился с моей дочерью и должен жениться на ней, а не на другой, – дрожащим голосом, прерываемым слезами, проговорил князь Меншиков.

– Я не говорю, что женюсь на другой, но просто-напросто о моей женитьбе ещё рано говорить, – сухо ответил государь.

Эти слова несколько успокоили Меншикова.

Пётр недолго пробыл в Ораниенбауме и поспешил в Петергоф, где его ждали близкие его сердцу люди.

Крепкий организм и искусство врачей помогли князю Меншикову, и он стал быстро поправляться, к неудовольствию своих врагов, которые думали, что смерть избавит их от всесильного временщика.

• Предыдущая
• 13/170
• Следующая