Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - Сахаров Андрей Николаевич - Страница 65

• Предыдущая
• 65/258
• Следующая

Несомненным признаком глубокой личной заинтересованности Павла в участи московских мартинистов может служить то обстоятельство, что после смерти Екатерины II он затребовал и держал в своем кабинете до конца жизни их секретнейшие следственные дела и особенно все, что касалось Новикова, его масонские бумаги, допросы и т. д. Еще более красноречиво свидетельствует об этом и то, как Павел распорядился сразу же по своем воцарении судьбой подвергшихся при Екатерине II гонениям участников новиковского кружка. Буквально на следующий же день был освобожден из крепости Новиков, которого считали то ли сошедшим с ума, то ли давно умершим. Н. Н. Трубецкому и И. П. Тургеневу разрешалось вернуться из ссылки и пользоваться полной свободой, причем Тургенев был назначен вскоре директором Московского университета. Всячески обласкан был И. В. Лопухин, определенный к Павлу статс-секретарем, в 1797 г. он был пожалован и сенатором. Возвратился из опалы Н. В. Репнин, произведенный в фельдмаршалы. Покровительство Павла масонам продолжалось в последующем. Вскоре после коронации он даже предложил им как бы заново открыть масонские ложи и, по преданию, собрав на этот предмет видных масонов, держался с ними весьма любезно, говоря: «Пишите ко мне просто, по-братски и без всяких комплиментов» (курсив мой. — А. Т.). И только с принятием Павлом гроссмейстерства в Мальтийском ордене в 1798 г. это покровительство было прервано. Мы, наверное, не ошибемся, если скажем, что и став императором, Павел ощущал не только человеческую, духовную близость с этими людьми, но и свою ответственность перед ними.

Официально провозгласив при воцарении Павла своим наследником, Екатерина II, как мы уже не раз отмечали, меньше всего думала о том, что он когда-либо займет российский престол. Систематически не допуская Павла по достижении им совершеннолетия к управлению страной, она обнаруживала свои истинные намерения на его счет, ибо в условиях абсолютистской системы правления не готовить исподволь наследника к государственным делам означало не что иное, как не воспринимать его всерьез будущим самодержцем. Удаление Павла после 1783 г. от большого императорского двора в Гатчину лишь подтверждало нежелание Екатерины II видеть его в этой роли. Но даже наступившее затем многолетнее отчуждение еще не лишало Павла надежды на изменение со временем, при благоприятном стечении обстоятельств, его положения в государстве.

Однако надежда эта в один прекрасный день могла безвозвратно рухнуть, коль скоро возникла бы угроза самим его правам на престол. А лишить его этих прав Екатерина замышляла уже давно, едва ли не с первых же месяцев царствования.

Об этом, в частности, свидетельствует история с ее бракосочетанием, разыгравшаяся в 1763 г., вскоре после коронации. Тесно связанный с ней в прежние годы бывший канцлер А. П. Бестужев-Рюмин предложил (видимо, по ее подсказке или угадывая ее желание) возбудить вопрос о вступлении императрицы в брак, имея в виду ее молодые еще годы и интересы престолонаследия. Претендентом на руку императрицы подразумевался при этом ее возлюбленный Г. Г. Орлов, которому она в значительной мере и была обязана успешным исходом дворцового заговора 1762 г. Еще до свержения Петра III у нее родился от Орлова сын Алексей (получивший в 1765 г. фамилию Бобринский).

Предложение Бестужева-Рюмина получило поддержку части духовенства и некоторых сенаторов. Екатерина II представила его на рассмотрение Совета при своей особе, мотивируя необходимость брака с Орловым ссылками на слабое здоровье Павла. Если бы этот брак состоялся, то Екатерина II, опираясь на петровский Устав 1722 г. могла бы — в ущерб династическим интересам Павла — объявить законным наследником престола А. Г. Бобринского. При рождении же от этого брака детей она получила бы еще одну возможность отстранить Павла, узаконив права на престол кого-либо из них.

Его сторонники сразу же оценили нависшую над ним опасность и решительно воспротивились матримониальным поползновениям Екатерины II. Н. И. Панин сумел доказать при дворе, что великий князь здоров и физически достаточно вынослив, на Совете же заявил: «Императрица может делать, что хочет, но госпожа Орлова никогда не будет императрицей России». (Напомним, что сведения о предполагаемом замужестве императрицы просочились в гвардейскую массу, настроенную в пользу Павла и интерпретировавшую их в сугубо враждебном Екатерине и Орлову духе). На том дело тогда и окончилось, ко вопрос о Бобринском в этом династическом контексте снова возник летом 1771 г., когда Павел тяжело заболел, при дворе были сильно встревожены, и пошли разговоры, инспирированные, видимо, самим Орловым, который находился тогда в зените своего могущества, о том, что в случае неудачного исхода болезни наследником престола будет объявлен Бобринский. Однако на сей раз Екатерина II не поддержала своего фаворита, Павел благополучно выздоровел, и вопрос о Бобринском отпал навсегда.

Тем не менее Екатерина II продолжала вынашивать свой замысел. Считая, очевидно, для себя неудобным и невыгодным снова поднимать вопрос о престолонаследии, когда Павел был еще в юношеском и отроческом возрасте, Екатерина отодвигала реализацию своего замысла в некое будущее и, можно предполагать, связывала ее с появлением у цесаревича мужского потомства. Отчасти и поэтому вскоре по достижении им совершеннолетия она предпринимает усилия по поиску для сына невесты, завершившиеся в сентябре 1773 г. его бракосочетанием с великой княгиней Натальей Алексеевной, а буквально на следующий день после ее неожиданной кончины в апреле 1776 г., пренебрегая всеми приличиями, начинает спешно готовить почву для нового брачного союза сына, на этот раз с принцессой Вюртембергской Софией-Доротеей, будущей великой княгиней Марией Федоровной.

Рождение в следующем году у великокняжеской четы первенца — Александра — коренным образом изменило ситуацию. У Екатерины II появилась наконец реальная перспектива претворить свой замысел в жизнь.

Как глава императорского дома, она считает теперь своим правом и долгом взять на себя заботу о новорожденном внуке — будущем наследнике престола, воспитав его по своему образу и подобию, и, как мы уже видели, бесцеремонно отлучает его от родителей. Вместе с тем до поры до времени она не могла еще позволить себе каким-либо образом афишировать свой замысел и тем более высказываться о нем официально — он держался втуне, доверялся лишь избранным. Так, в марте 1779 г. в письме к барону Ф. М. Гримму Екатерина II называет Александра «носителем короны в будущем».

• Предыдущая
• 65/258
• Следующая