Франсуа Мари Вольтер - Кузнецов Виталий Николаевич - Страница 10

Вольтер полностью разделял локковскую критику учения о врожденных идеях, главными выразителями которого в философии Нового времени были Декарт и Лейбниц. Вольтер считал твердо установленным, что «нет ни врожденных идей, ни врожденных принципов» (6, 18, 235). Сознание, или душа, новорожденного ребенка— это «чистый лист». Лишь в процессе индивидуальной жизни чувственный опыт начинает запечатлевать в сознании различные «идеи», рассматриваемые в качестве элементов человеческих знаний. «Несомненно, что наши первые идеи — это ощущения. Постепенно мы получаем идеи, вызванные тем, что раздражает наши органы; память удерживает эти восприятия. Затем мы распределяем их по общим идеям. Из этой естественной способности, которой мы обладаем, — составлять и упорядочивать наши идеи, — вытекают все обширные познания человека» (6, 22, 203). Не обладая от рождения какими-либо теоретическими или практическими принципами в своем сознании, человек, однако, обладает «способностью приобретать их все» (6, 18, 235).

Естественным следствием сенсуалистической гносеологии является отрицание концепции сверхчувственного, чисто рационального по своим источникам знания, начинающегося с интеллектуальных интуиций и развертывающегося затем путем дедуктивных умозаключений (аналогично построению системы геометрических истин, выводимых из ограниченного числа «самоочевидных» аксиом и постулатов). По Вольтеру, таким способом построены философские учения Декарта, Спинозы, Мальбранша, Лейбница. Выводы, полученные ими в результате этого, Вольтер считал несостоятельными, не соответствующими действительности, квалифицируя их как «романы о мире» и «романы о душе», порожденные лишь воображением. Термину «метафизика», которым обозначались учения этих мыслителей и который в XVII в. был синонимом высшей глубины философской мысли, Вольтер придал отрицательный характер. Вольтеровская критика метафизики предшествующего столетия была вполне оправданна как исторически необходимый этап в развитии материалистической мысли[12]. Однако Вольтер за чисто умозрительными на первый взгляд конструкциями Декарта, Спинозы, Лейбница не увидел во многих случаях их тесную связь с научным опытом XVII в., проблески гениальных обобщений естественнонаучной практики, постановку новых проблем, которые мощно, хотя и не всегда явно, стимулировали дальнейшее развитие философии. Остались не оцененными им по достоинству и некоторые весьма плодотворные разработки перечисленными метафизиками проблем рациональной ступени познания, ее логико-концептуального аппарата.

Не только в «Философских письмах», но и во всех своих последующих работах Вольтер излагает и интерпретирует локковский сенсуализм как материалистическое учение, считающее материальный мир объективной реальностью и первоисточником человеческих ощущений. Попытку Беркли истолковать локковский сенсуализм в субъективно-идеалистическом смысле Вольтер отверг как несостоятельную, положив тем самым начало во Франции материалистической критике берклианства. Четвертая глава «Метафизического трактата» (1734), представляющего собой первый свод вольтеровской философии, самим своим заглавием категорично формулирует тезис «о том, что в действительности существуют внешние предметы». Критикуя в ходе полемики с Беркли также воззрения античных скептиков и их последователей, Вольтер привел продуманные доводы в пользу того, что можно провести четкие границы между иллюзорными и реальными идеями о внешнем мире. Вольтер считал ошибочным взгляд на человеческую жизнь как на поток обманывающих нас сновидений: если все создается грезящим воображением, то почему огонь наяву причиняет человеку ожог, а во сне не производит такого действия? Чувство осязания, объективно фиксируемые эффекты взаимодействия человека с вещами убеждают, согласно Вольтеру, в реальности внешнего мира более твердо, чем даже безупречные доказательства геометрических аксиом. Выявленные Беркли трудности определения материальной субстанции относятся лишь к проблеме ее адекватного понимания, но, полагает Вольтер, ни в коей мере не ставят под сомнение факт существования этой субстанции.

Веские возражения выдвинул Вольтер и против попыток Беркли субъективизировать пространственные характеристики материи на основании того факта, что они по-разному предстают перед человеком при различных способах их восприятия. «Клойнский епископ, — замечает Вольтер, — не избежал крайней нелепости. Он думает доказать, что нет протяженности потому, что в одну лупу тело кажется ему в четыре раза большим, чем для невооруженного глаза, а когда он смотрит на него в другую лупу, то в четыре раза меньшим. Отсюда он заключает, что так как тело не может иметь в одно и то же время четыре фута, шестнадцать футов и один фут протяжения, то протяженности вовсе нет. Но ему следовало бы измерить тело и заключить: какой бы протяженности мне ни представлялось тело, оно протяженно настолько, насколько это показывает измерение» (6, 18, 271). Опосредствованный нужными приборами и инструментами, процесс измерения рассматривается, таким образом, Вольтером как способ установления объективной величины материальных тел, независимой от того, как они воспринимаются людьми.

Большое внимание Вольтер уделил в целом вопросу о том, каким образом чувства, несмотря на их возможность продуцировать представления, способные ввести человека в заблуждение (противники сенсуализма постоянно ссылались на этот факт), все же могут быть источником действительных знаний о мире. Первым условием правильного представления о чувственно воспринимаемых предметах Вольтер считал совокупное функционирование различных органов чувств, обеспечивающее проверку показаний каждого свидетельствами других. Так, ощупывание опущенной в воду прямой палки избавляет от искушения, вызываемого зрительными ощущениями, считать ее преломившейся на грани воздушной и водной среды. Другим необходимым условием правильного представления о предметах чувственного восприятия Вольтер считал опыт. Последний фактически трактовался им как процесс установления объективной значимости ощущений в ходе непосредственного оперирования предметами, вызвавшими их. В этом смысле «один только опыт сообщает нам, что когда предмет слишком далек, то мы его видим смутно и слабо» (6, 22, 470). Сознание новорожденного, не обладающее еще опытом, не в состоянии связать смутность и слабость восприятия названного предмета с его отдаленностью от себя. По той же причине различные цветовые ощущения не соотносятся сознанием новорожденного с их предметными носителями. «Собственный и немедленный результат зрения — это не что иное, как окрашенный свет; все остальное мы воспринимаем потом и только на основе опыта… Расстояния, величины, положения предметов не являются, строго говоря, видимыми вещами, т. е. собственными и непосредственными результатами зрения» (там же, 471). Вслед за Локком, который в свою очередь опирался на выводы французского ученого Молине, Вольтер полагал, что для развитой человеческой чувственности характерно бессознательное автоматическое присоединение ко всем восприятиям своего рода «суждений», в которых запечатлено знание о выверенных опытом связях между определенными ощущениями, с одной стороны, и реальными свойствами и взаимоотношениями ощущаемых предметов — с другой. Так, на основании опыта о смутном и слабом восприятии отдаленных предметов «мы образуем идеи, которые всегда (в дальнейшем. — В. К.) сопровождают наши зрительные ощущения» (там же, 470), что позволяет человеку правильно воспринимать положение предметов в пространстве. Такой взгляд исключал возможность априористской трактовки чувственности и вместе с тем означал отход от чисто натуралистического понимания ее как некоей прирожденной данности. Способность человеческой чувственности отражать объективную реальность представала продуктом жизнедеятельности, в состав которой помимо созерцания с необходимостью включено постоянное активное оперирование с предметами окружающего мира, действование в нем. В силу этого формирование познавательной функции чувственности рассматривалось как спонтанный процесс, для выявления сущности которого, однако, требуется философский анализ. «Мы, — писал Вольтер, — учимся видеть точно так же, как учимся говорить и читать. Разница состоит в том, что искусство видеть является более легким и что здесь нас во всем учит сама природа» (там же, 471). Эти положения Вольтера намечали некоторые принципы последующей более детальной и глубокой разработки сенсуализма, которая была осуществлена Кондильяком в его «Трактате об ощущениях» (1754) и великими французскими материалистами.