Лицо - Стайн Роберт Лоуренс - Страница 14

• Предыдущая
• 14/17
• Следующая

— Ладно уж, — сказал Шон.

Я все-таки одолела крепления, потом выпрямилась и поглядела ему вслед.

Оттолкнувшись обеими палками, Шон помчался вниз.

Склон оказался круче, чем я думала. Парень несся все быстрее. Подпрыгнул на ухабе, но все-таки сумел сохранить равновесие.

И вдруг я увидела серебристую линию.

Она пересекала лыжню.

Такая тонкая и блестящая, сверкавшая на фоне белого снега.

Я вглядывалась в нее и никак не могла понять, что это такое.

Как будто кто-то взял серебристый маркер и провел линию от дерева к дереву.

Серебристую линию.

И лишь через некоторое время сообразила, что это проволока.

Кто-то натянул ее поперек лыжни.

Никто не мог предупредить Шона.

И уже через секунду он налетел на нее.

Проволока врезалась ему в горло.

И отсекла голову.

По обеим сторонам от серебристой линии растеклись красные пятна.

А я по-прежнему стояла как вкопанная, не в силах поверить своим глазам.

И все остальные тоже замерли.

Мы безмолвно застыли на краю обрыва.

Серебристая проволока обезглавила Шона.

Я видела, как его тело продолжало катиться вниз, преодолев еще несколько метров.

А голова валялась на снегу, глядя на нас мертвыми глазами.

Из нее все вытекала и вытекала кровь, окрашивавшая снег в темный цвет.

Глава 21

Ну вот я наконец-то и вспомнила. Вспомнила все.

И, опустившись за свой стол, уставилась на портрет Шона, вглядываясь в его серьезные глаза.

Я представляла его голову, лежащую на снегу, на чистом белом снегу. И глаза, глядевшие на нас, стоявших на холме.

Потом обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

Но меня бил озноб. Все тело сотрясалось в конвульсиях. Мне было холодно и страшно. Как будто я вновь оказалась на склоне. И вновь глядела на эту жуткую серебристую линию. Объятая беспомощным ужасом.

Ко мне вернулись воспоминания. Ясные и четкие. И мне опять стало плохо.

Я принялась вытирать слезы обеими руками. Даже и не заметила, когда расплакалась.

Теперь мое горло лишь издавало приглушенные стоны.

Шон. Бедный Шон…

И я вспомнила еще кое-что.

Свою ссору с ним. Страшную ссору.

Я поругалась с ним. А потом он погиб.

Да, предыдущей ночью мы поссорились.

И после этого его не стало. Приехали полицейские. Мне вспомнилось то, как их синяя форма выделялась на белом снегу.

Вспомнились мрачные лица, покрасневшие от мороза. И глаза, глядевшие на меня изучающе.

А еще — вопросы. Бесконечные вопросы.

Нас всех допрашивали. Несколько часов подряд.

А что потом?

Этого я еще не вспомнила.

И все-таки я узнала достаточно.

Аарон прав — лучше бы этого совсем не помнить.

Я еще крепче обхватила себя, пытаясь унять дрожь.

И тут снова зазвонил телефон.

Это была Адриана.

— Я все вспомнила! — выпалила я. — Адриана, ко мне вернулась память! Только что!

— Представляю, каково тебе сейчас, — вздохнула она. — Осознать такой ужас!

— Да, — ответила я. Мне хотелось сказать еще много чего, но слова как будто застряли в горле.

— Нам всем пришлось несладко, — пробормотала Адриана. — И с того дня мы…

— Послушай, а эта проволока… — оборвала я ее. — Неужели кто-то планировал убийство?

После долгой паузы она ответила:

— Не знаю. И никто не знает.

— Как?! — воскликнула я. — А полиция? Неужели они ничего не выяснили?

Адриана вздохнула:

— От нас мало чего добились. Мы орали и бегали из стороны в сторону, думая лишь о себе. Лауре даже пришлось дать снотворное. А Иван чуть не сошел с ума.

— Но что же полиция… — повторила я.

— Они допросили нас. Осмотрели проволоку. Потом увезли ее в лабораторию. Но так и не выяснили, кто и почему ее натянул.

Слезы катились по моим щекам, а я больше не вытирала их, прислушиваясь к словам подруги. Кажется, она тоже заплакала.

— Я… я… я… ничего не знаю. Все так ужасно. Словно кошмарные сон.

Снова наступила пауза. Потом Адриана продолжала дрожащим голосом:

— Я до сих пор не пришла в себя. С тех пор у меня и началась бессонница. Кошмар не оставлял меня ни на одну ночь. Он повторялся снова и снова.

— Адриана, — начала я.

— Я ни на чем не могу сосредоточиться, — всхлипнула она. — Не слышу, что говорит учитель. Не могу делать уроки. И мои оценки… мои оценки…

Меня затрясло так, что я чуть не выронила трубку. Потом сжала ее покрепче.

— Адриана, — выдавила я. — Уж не думаешь ли ты, что кто-то из нас убил Шона?

— А что же тут еще думать? — крикнула она с неожиданной яростью. — Кроме нас там никого не было. Никого. Кто же тогда мог натянуть проволоку?

Проволоку.

Серебристую проволоку.

Я снова представила ее.

В самом деле, кто же еще мог натянуть проволоку?

Только мы могли убить Шона.

— Пожалуй, я приду к тебе, — сказала вдруг Адриана. — Ведь ты самая несчастная из нас. То потеряла память, то стала рисовать Шона снова и снова.

— Да, но я ничего не понимаю. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы все вспомнить.

И тут в моем сознании вспыхнул вопрос, который я боялась себе задавать.

Почему потеряла память именно я? Почему такого не случилось с остальными?

Почему я приняла смерть Шона так близко к сердцу? Почему она произвела на меня столь сильное впечатление?

Может быть, я чувствовала вину из-за того, что мы накануне поссорились? В его последнюю ночь?

Почему? Почему?

Может быть, кто-то поможет мне найти ответ? Хотя бы Адриана.

— Да, пожалуйста, приходи, — попросила я. — Прямо сейчас.

— Бегу, — ответила она негромко и повесила трубку.

А я крепко задумалась. Мои мысли бешено крутились.

У кого были причины убивать Шона?

Кто мог желать ему смерти?

Иван? Он сам привел его к нам, потому что они дружили!.

Аарон? Лаура? Джастина?

Нет, нет. Конечно, нет.

Шон нравился всем. Буквально всем.

Я открыла дверцу шкафа, решив переодеться к приходу подруги, и достала полинявшие джинсы.

Как хорошо, что Адриана придет ко мне. Может быть, теперь мы сможем как следует все обсудить. Расставить по местам.

Для нее это тоже будет полезно. Ведь и ей досталось будь здоров. Родители затеяли мировую войну, а брат, кажется, пустил свою жизнь под откос.

За окном просигналила машина.

Я выронила джинсы и наклонилась поднять их.

Но тут увидела коричневую сумку.

— Ой! — вскрикнула я, вспомнив ее.

Именно эту сумку я брала тогда с собой.

Почему же она сейчас лежит в глубине шкафа? Неужели я забыла ее разобрать? Запихнула сюда, и все?

Я вытащила сумку из шкафа и открыла дрожащими руками.

Да она битком набита. Сверху оказалась мятые свитера и джинсы.

Да, в самом деле не разобрала.

Видимо, мне было не до того.

Я вытащила еще какие-то тряпки. Потом косметичку. И старую расческу.

А после…

— Неееет! — заорала я так, как не орала никогда в жизни. Меня захлестнула волна ужаса.

На самом дне что-то блестело. Это была туго свернутая проволока. Серебристая проволока. А еще — кусачки.

Неужели от нее откушен тот отрезок, что прикончил Шона?

Я уставилась на дно сумки, не в силах пошевелиться или отвести взгляд.

И поняла, кто убил Шона.

Это сделала я.

Именно я.

— Ты рисуешь его потому, что убила, — всплыли в памяти слова, услышанные по телефону.

Глава 22

Я услышала, как отворилась входная дверь и как мама отправила Адриану ко мне.

Но я все глядела и глядела на серебристую проволоку.

В голове вертелся лишь один вопрос: почему, почему, почему?

Он заглушил голоса, доносившиеся из коридора. Заглушал биение сердца, стук крови в висках и мое прерывистое дыхание.

Почему, почему, почему?

Почему я убила Шона?

Я зажмурилась, пытаясь вспомнить, из-за чего мы поссорились, но не смогла.

… Он хотел меня поцеловать, а я с яростью оттолкнула его.

• Предыдущая
• 14/17
• Следующая